Степная граница

В самом начале XVII века Россия испытала такой глубокий и сильный упадок всех своих духовных и физических сил, что всякая другая страна непременно исчезла бы как географическое понятие, а её народ сгинул бы с лица земли подобно летописным «обрам». Государством на протяжении полутора десятков лет правили иностранные, иноверные авантюристы, захватившие не только Москву, но и святая святых – Кремль, где в Успенском соборе покоились Рюриковичи. Центр потерял управление провинциями, оккупанты осаждали Троице-Серги-евскую лавру – духовное средоточие православия, колыбель Отечества, которую воздвиг преподобный Сергий Радонежский. По стране рыскали шайки казаков, поляков, литовцев, всё русское подвергалось осквернению и поруганию.

Чудом спасения России стала её способность найти в этом хаосе свой русский принцип самоорганизации государства – соборность, когда высшие и низшие объединились, потому что почувствовали край пропасти, куда вот-вот рухнет страна и нашли духовные силы противостоять уничтожению. Государство спасли Земские соборы, на которых всей землей избрали царя, определили законы, утвердили православие, и мало-помалу страна стала подниматься из руин и крепнуть. И вскоре Россия смогла перейти к решительному наступлению на своего исконного врага – Степь, где гнездились её враги – кочевники.

В 1630-х годах ситуация в Нижнем Поволжье и Причерноморье резко изменилась. Из северо-западных областей Китая к Волге подошли калмыки, которые вступили в борьбу за обладание летними кочевьями с ордой Больших ногаев. Под давлением пришельцев ногаи ушли из-за Волги и стали пробиваться через Дон для соединения с крымскими татарами. Туда же двинулась и Малая ногайская орда. В течение двух лет донские казаки препятствовали этому, но ногаи прорвались в Крым, соединились с единоверцами. В 1634-1636 годах ногаи предприняли сильные вторжения в русские пределы, и на огромном пространстве от заоцких уездов до «мордовских мест» население вело с ними отчаянную борьбу. Эти кровавые события подтолкнули русское правительство к переустройству и усилению обороны южных границ государства.

В скором времени были построены десять новых городов и возобновлен город Орел, разрушенный в годы польской интервенции. Было положено начало строительству новой оборонительной черты, названной Белгородской.

В 1637 году донские казаки по собственной воле заняли Азов. Это создало угрозу осложнения отношений с турками. В сентябре этого года, по указу турецкого султана, крымский царевич Сафат-Гирей вторгся в русские пределы и захватил в полон более двух тысяч человек. В Москве допускали возможность, что татары преодолеют засеку «большой мочью и пойдут к берегу, и Оку перелезут, и пойдут под Москву». Поэтому в 1638 году правительство, мобилизовав большое количество людей и огромные средства, полностью восстановило заоцкую черту на протяжении шестисот верст.

К счастью, получилось так, что занятие Азова и удержание его пятью тысячами казаков в течение нескольких лет против двухсоттысячного турецкого войска остановило вторжения татар на некоторое время, но затем они возобновились и достигли большой силы. Против них на Белгородской черте были построены ещё восемнадцать городов и создано два укреплённых района с целой системой острожков, валов, рвов, засек в Комарицкой волости под Севском и в Лебедянском уезде. К концу сороковых годов было в основном завершено строительство Белгородской черты от реки Ворсклы до Тамбова на Цне, с продолжением её дальше на восток – сооружения гораздо более мощного, чем старая засечная черта: валы, рвы, надолбы, острожки и города составляли почти сплошную линию. Укреплённая граница была заселена крестьянами, которые были отличными солдатами и драгунами создаваемых полков иноземного строя.

К 1647 году возведение засечной черты дошло до Инсара, и Алексей Михайлович повелел продолжить строительство степной границы до Волги. Это было своевременным шагом, потому что калмыки и башкиры в 1647 году совершили большой набег на волжские пределы и даже осаждали Самару, и воевода Плещеев нанёс им жестокое поражение под Саратовом.

В этом же году полковому воеводе Богдану Матвеевичу Хитрово удалось собрать, где силком, где уговорами и обещаниями государева гнева, на строительство вала и засеки, а также города Карсуна до пяти тысяч человек, в основном, курмышчан, из города Курмыша, который находился севернее черты в 60 верстах. Существуют две версии происхождения названия городка, первое – по украинскому городу Карсунь, и второе – от тюркского «сосновая вода, снежная вода». Новопоселенцами городка стали пушкари из Курмыша и стрельцы оттуда же, прибывшие в 1648 году. Позже сюда были переведены казаки из Выползово, в 1651 году. На поселение приглашались вольные хлебопашцы, которым отводились луга, земли, давалось по 5 рублей на обзаведение хозяйством. Стратегически Карсун делил как бы на две половины засечную черту от Сурского Острога до Синбирска. Первые десятилетия своего существования Карсун имел значение пограничного укреплённого пункта. Здесь хранились запасы оружия, продовольствия, казна. Имелся аптечный огород для выращивания лекарств, пекарни.

В 1647 году при воеводе Хитрово была построена деревянная соборная церковь во имя Спаса Нерукотворного. Основание Карсуна способствовало появлению вокруг него в скором времени новых поселений.

Согласно исследованиям, проведённым Г. Перетяковичем во второй половине позапрошлого столетия, всего от Синбирска на запад были построены наиболее значительные остроги: Тагай, Урень, Корсунь, Погорелый, Аргаш, Сурск, Темар, Саранск (Атлас Российской империи 1745 года). Что собой представляли эти сооружения, можно видеть из описи, произведенной в 1654 году подьячим Никитой Гладковым Белоярского острога: «Город Белый Яр, поставленный в 88 саженях от Волги, построен из соснового леса со сторонами от 140 до 142 саженей, окружен тарасным валом в сажень вышины и столько же ширины, на котором был утверждён острог, подымавшийся из тарасов на две сажени; с половодной стороны устроен был земляной привал, на нём устроены были восемь башен, из коих четыре были восьмиугольные глухие и стояли по углам города, – остальные были четырёхугольные; из числа последних три – с проезжими воротами, над которыми были иконы… Вооружение города состояло из трёх пищалей в станках на колесах, трёх пищалей полковых и самопалов».

Остроги соединялись между собой валежными засеками, там, где был лес, на открытых пространствах рылся ров в две сажени глубиной и три сажени в ширину, а перед ними сооружался тарасный вал, представлявший собой поставленные впритык друг к другу набитые землёй и камнями срубы в две сажени в высоту и в ширину. Через три-пять вёрст друг от друга на черте устраивались сторожи, для пребывания в них сторожей, следивших за всем, что происходит в Диком поле, и подававших знак дымом в случае возникновения угрозы нападения ногайцев или калмыков.

Сложнейшим делом было заселение пустых земель пахотными людьми. Черту нужно было не только защищать, но и сеять хлеб, строить жилища, прокладывать дороги. Обратимся опять к неизвестному для большинства читателей историку Г. Перетяковичу:

«Во всяком случае, несомненно, что лишь в 1648 году открылись работы по сооружению укреплённой Симбирской черты, получившей своё наименование от вновь построенного города у реки Волги, от которого черта эта непосредственно зачиналась; город же своё название наследовал от живописного урочища, на котором он был построен, где, как предполагают некоторые, и прежде находилось болгарское или татарское поселение с тем же названием.

Выстроен был город Симбирск по приказу правительства боярином и оружейничим Богданом Матвеевичем Хитрово с товарищи. Для постройки города и укреплений, примыкавших к нему, вызваны были «посошные люди низовых городов, с русских – с 5 дворов, а с ясашных – с 3 дворов по человеку». Укреплён был город Симбирск по всем правилам военного искусства того времени. Кремль, главнейшая его часть, занимала самое возвышенное место; за ним следовал «острог», заключавший в себя посады и обведённый рвом и тыном.

От нового города начиналась укреплённая черта, которая была возведена в юго-западном направлении. Черта состояла из непрерывного вала со рвом, увенчанным деревянным тыном. В лесных местах вал прерывался засекою, устроенною через весь лес, а в других местах особыми укреплениями, которые назывались острогами и острожками со стенами и рвами вокруг и с башнями по углам и в середине стены. Симбирская черта с укреплениями строилась в продолжение шести лет, «работных людей у валового острожного дела было до 1654 года во всякое лето по 3326 и по 4898 человек». Последнее из значительных укреплений, которым Симбирская черта заканчивалась на юго-западе, был Инсарский острог; впрочем, укреплённая черта продолжалась и за Инсаром в юго-западном направлении и примыкала к Нижне-Ломовской черте, которая уже входила в состав другой укреплённой черты, упомянутой выше. Работы на черте открылись одновременно в разных местах. Мы знаем, например, что, кроме города Симбирска, в 1648 году построен был и город-острог Инсар с частью своей черты, которая упоминается в этом же году. Как для построения города Симбирска, острогов и острожков на черте, так и для заселения этих укреплений воинскими людьми, Московское правительство обращалось, прежде всего, к ближайшим местам и затем уже к более далёким от черты. Так, нам известно, что всё население большого села Осдоровского, вместе с жителями некоторых поселений, тянувших к этому селу, находившемуся недалеко от Тетюшской засеки, переведено было на Симбирскую черту. Всё военное население Килнинского острога вместе с полковыми казаками Карлинской слободы переведено было также на Симбирскую черту. Для заселения города Инсара взято было в 1647 году 300 служб ближайшего к нему города Темникова; в то же время «построено» было столько же служб под названием острожков по Инсарской черте в засечных крепостях и слободах. Для этого были взяты люди не только из окрестных поселений города Темникова, но из окрестностей самого Сара. «Некоторые селения были даже сполна перевезены на Инсарскую черту, где на новых местах жители их устроены были дворами и наделены пашней и другими угодьями и обязанностями служилых людей. Причина такого перемещения целых селений заключалась, как говорится в актах, в том, что они беспрерывно разорялись ногайцами… Внутренняя сторона за Инсарскою чертою получила название Русской и была причислена вместе с самим городом к Руси, а сторона, оставшаяся вне черты, стала называться Ногайской, Крымской или степной». В слободах и острожках на черте для надобности службы водворялись из ближайших и отдалённых мест безразлично как русские, так и инородцы. Так, по словам одной грамоты, «построен город Корсунь и Корсунская черта, и в то время переведены в Корсунь из Алаторского уезда станишные мурзы для вестей от приходу воинских людей», причём десяти из них впоследствии было поручено «быть в Корсуни в дозорщиках»; затем на черту около Инсара переведена Мордва с тяглых жеребьев из разных селений Темниковского уезда и приверстана в казачью службу за городом Инсаром в направлении к Нижнему Ломову; с Крымской стороны из-за валу тоже переведена была Мордва на черту и поселена выше Инсара в направлении к Саранску. Кроме того, нам известно, что некоторые Татаре из деревень Свияжского уезда переведены были в это время «в государеву конную службу по городу Симбирску в слободу Елховку на вечное житье». Из Тетюш по указу государя переведены были в 1649 году 50 человек Днепровских казаков вместе с их атаманом «в новый Симбирский город на вечное житьё». В том же году из Лаишева переведено было 40 человек конных казаков в Симбирский уезд в слободу Лебяжью. Наконец есть известие, что из города Арска в 1649 году переведены были по указу государя в конные казаки 50 человек на Симбирскую черту в Юшанск, вблизи которого они основали Арскую слободу.

Но русское правительство половины XVII века, сооружая Симбирскую черту для защиты своего окраинного населения, имело большую нужду в людях для заселения воздвигаемой черты; при недостатке таковых в своих городах и в дворцовых имениях оно без стеснения брало людей с частных земель и водворяло их на черте. Так, мы знаем, что 57 дворов бобылей были взяты в 1648 году у Спасского монастыря и переведены «с монастырских выгонных земель в Воронцовскую и в Тагайскую и в иные слободы, в тягло и в посад»; гораздо позднее (в конце XVII столетия) и в другое уже царствование был вознагражден Спасский монастырь за материальный ущерб, причиненный ему этим отнятием. Все люди, выселяемые города, остроги, острожки и слободы по Симбирской черте, как Инсарские, вероятно, получали деньги на дворовое строение; кроме того. Им всем на новом месте, «отмерено на пашню земли и сенные покосы и всякие угодья», смотря по званию, которым обладал тот или иной из них. При этом земля отмеривалась не только наличным членам общины, но иногда отводилась также «на прибавочных людей», т.е. тем, которые ещё должны будут прибыть впоследствии. Пахотная земля и угодья отводились не всем близко черты, а иногда довольно далеко, так что, например. Корсунские казаки впоследствии жалуются правительству, что «они за дальними полями лошадей перемучили и оскудали; чтобы их из Корсуни на те их отводные поля выпустить и дворами дозволить построиться на речке Потем». Вследствие отдаленности пахотных земель от места жительства служилых людей, они иногда совершенно отказывались пользоваться отведённою землею, – обстоятельство, бывавшее поводом к появлению на подобной земле нового поселения. Так именно случилось с другою группою казаков, водворённых в город Корсун строителем его, воеводою Борисом Приклонским. Он отвел Корсунским казакам, пятидесятнику Ортюшке Тарасову с товарищами, на пашню земли и сенных покосов в десяти верстах от города, на реке Вердивасской. По словам грамоты, «Корсунские казаки с того Борисова отвода на той земле пашни не пахали и лежала пустой многое время». Впоследствии, когда воеводою в Корсуни был Савелий Скрипицын, то он утилизовал эту землю, «прибрав от отцов детей, от брата братьев и от дядей племянников, и на той казачьей земле построил вновь Вердивасскую слободу и на пашню земли и сенные покосы отвёл».

Вал и засечные крепости должны были не только впоследствии, но и в начале охраняться караульными, расставленными по близости друг от друга («сторожи частые»). Для таких караулов назначалось потребное число служилых людей из русских или же инородцев, получавших здесь землю, которым исключительно вменялась за обязанность эта служба: они отправляли её, переменяясь между собой на заранее указанных им местах. Назначение вновь построенной Симбирской черты, состоявшей из вала со рвом, засек, острожков и острогов, тоже, по всей вероятности, с самого начала состояло в наблюдении городских и острожных воевод на черте за тем, «чтобы воинские люди к Симбирску и к Симбирской черте на русские и мордовские деревни безвестно не пришли и дурна какого не учинили и уездных людей не повоевали и не побили и в полон не поймали». Сверх того, в местах степных по черте учреждены были подъезды, станы и сторожи. «В подъезд посылались служилые люди из города за приписанную к нему черту, в степь, для «проведывания вестей про неприятельских воинских людей». Иногда отправляема была с той же целью станица, т.е. несколько человек вместе. Место, где они обыкновенно останавливались для собирания сведений, называлось станом, или также станицей, отчего и самые служилые люди назывались станичниками. Напротив, сторожи были такие пункты или возвышенные места, где постоянно находились сторожа, наблюдавшие за всем, что происходило в степи. Известно, что такие сторожи были расставлены не в дальнем расстоянии один от другого, так что вести о неприятелях передавались в город чрезвычайно скоро посредством извещения ими друг друга, а ближайшим к городу сторожем самого городского начальства. Такие вести сообщались тотчас в другие города, в которые назначено было правительством. Подобные сообщения производились через вестовщиков, нарочно для того приставленных» (Перетякович Г. Поволжье в XVII и началеXVIII века. Очерки из истории колонизации края. Одесса, 1882 г.)

Град на Венце

Синбирская гора, этот величавый и гордо высящийся над Волгой обрыв, не оставила в исторической памяти сколь-нибудь заметных событий до прихода сюда русских людей, воинов и строителей, в 1648 году. До нашего времени дошли неясные сведения, что якобы здесь некогда был город, что русский князь Святослав, разгромив Булгарию, останавливался здесь, когда шёл войной на Хазарский каганат. Вернее будет сказать, что Синбирская гора не привлекала внимания людей из-за своей относительной недоступности. Поднятая над урезом воды на сто пятьдесят-двести метров, имевшая крутой подъём на свою плоскую вершину, она требовала немалых усилий для своего освоения со стороны Волги, которая была основным торговым путём в древности и более позднее время. Синбирскую гору смогли покорить и освоить только такие люди, которые пришли сюда навсегда, естественно, землепашцы, но никак не кочевники.

360 лет назад Русь не испытывала недостатка в строителях, каждый крестьянин был землекопом и плотником, мужик с детства имел навыки работы с топором, а крепость, которую намеревался возвести на Синбирской горе по указу царя окольничий Богдан Матвеевич Хитрово, образно говоря, была срубом, да и сами крепости тогда называли рублеными городами. На горе стоял зрелый сосновый бор, и весь он пошёл на сооружение стен города. Видимо, был и дуб. Его пускали на самые ответственные участки: проездные башни и крепостные ворота. Железа почти не употребляли, в строительстве вальцы стен и изб рубились «в лапу» или другим давно известным способом.

Крепостные клети делались из срубов. Сруб был дубовым или сос-новым, и сплошным, но разделялся на ячейки – сажень на сажень.

Наши предки называли подобное укрепление городней.

При разбивке плана геометрический расчёт был также прост: городни рубились из шести или четырёх квадратных ячеек со сторонами квадратов по одной косой сажени. Внутренние стены клетей выполнялись из широких плах и мощных горбылей. Они имели сверху жёлоб, необходимый для укладки в сруб. На горбыли шёл отборный лес диаметром более полуметра. Меньшие бревна раскладывались на два горбыля и пластину, а толстые, помимо горбылей, на две пластины и брус. Пластины шли на перегородки, а из брусьев рубились наиболее ответственные части – фасадные стены и башни. Нижние два ряда клетей забивались землёй и камнями, плотно утрамбовывались.

Башня – это узловой пункт обороны и отражения противника, и все её части служили для выполнения этой задачи. Основная мощь башен крепости базировалась на плотности ведения пушечного огня. Обычно в башне делались три боя: нижний (подошвенный), где стояли орудия крупного калибра, средний, где находились большие пищали, и верхний бой, откуда вёлся огонь из затинных пищалей и мушкетов, а также активно использовались гранаты весом до пяти фунтов. Кроме того, на осаждающих сбрасывались сверху брёвна, камни, лили кипяток и смолу. Вдоль стены крепости с внутренней стороны находился мост, с которого вели борьбу солдаты и стрельцы.

Естественно, что число башен играло большую роль в надёжности укрепления, особенно, если башни были в состоянии вести перекрестный огонь, сосредотачивать его на угрожаемом участке, накапливать в своих стенах воинов для контратаки. Число башен первого Синбирского кремля, который сгорел в 1671 году, нам не известно, но можно предположить, что их было не менее восьми: четыре наугольные, две глухие на Свияжской и Волжской сторонах, и две проездные на Крымской и Казанской сторонах. Мы это мотивируем тем, что в ведомости на выдачу кормовых денег значатся два воротника (Федька Трофимов, Микифорка Иванов – каждому по два рубля в год).

«Изюминкой» Синбирской крепости было расположение острога (с башней, крепостными стенами), который при обороне мог стать крепким орешком для нападавших. Дело в том, что крепостные орудия и пушки острога держали всю Крымскую сторону под перекрестным огнём, и защитники крепости и острога могли сообщаться друг с другом по переходу, сделанному с помощью узкого коридора между двумя рядами дубовых надолбов. Нужно упомянуть, что скаты с горы в крымскую сторону и к Свияге зимой можно было заливать льдом, что затрудняло подходы к стенам.

Как и всякая действующая крепость, Синбирск всегда имел необходимые запасы пороха, свинца, продуктов, фуража. «Ахиллесовой пятой» обороны крепости было отсутствие полноценных источников питьевой воды. Но вода всегда имелась в запасе, правда, это отрицательно сказывалось на её качестве. Колодец с дебитом аршин воды в сутки во внимание брать не приходится. Воду для хозяйственных и питьевых нужд возили с реки Свияги, несомненно, в те времена она отличалась завидным вкусом и качеством.

Со временем, а Синбирск строился до 1654 года, внутри города появилась приказная изба, где сосредотачивалось управление городом и уездом. Вблизи приказной избы находился воеводский двор, огороженный прочным забором, ещё одна малая крепостница, потому что иногда недовольные чем-то горожане брали воеводский двор в осаду. Внутри двора были горницы, избы, погреба, ледник, поварня. Неподалёку от воеводского двора строили избы другие начальные люди. На самом видном месте стояла соборная церковь, начали строиться и другие церкви. Далее были казённый погреб для хранения зелейной (пороховой) казны, пушечный амбар, где хранился свинец в свиньях, пули, ядра, оружие. Для этих хранилищ помещения делали земляные или каменные. В городе находилась государева житница, откуда раздавали служилым хлебное царское жалование. В городе была тюрьма, иногда помещающаяся в избе, врытой в землю и огороженной тыном, иногда же в срубе, засыпанном землёй. Служилые стрельцы, пушкари, затинщики жили в больших избах. Они были просторны, помещали до двухсот человек, но неудобны в бытовом отношении. Наконец, в городе были дома различных частных лиц, особенно дворян и детей боярских, имевших свои поместья в уезде, на случай военного времени.

Синбирский посад выглядел как типичный посад любого русского города, возникшего на засечной черте. Он был огорожен тыном и укреплён острогом. В нём селились и жили посадские люди: ремесленники, мелкие купцы, торговцы и другие люди, имеющие какой-нибудь промысел. Все они платили налоги правительству и назывались тяглыми. Кроме тяглых дворов, были в посаде дворы, не несущие платежей, их называли белыми дворами. Это дворы священнослужителей, монастырские подворья, дворы дворян и детей боярских, постоянно живших в поместьях. Посады строились, как это принято у русских, улицами. Уже в скором времени в Синбирске была улица Панская, где селилась пленная шляхта, возникла Стрелецкая слобода и другие улицы, которые сохранились до сих пор.

Начиная с 1649 года, в Синбирск были переселены конные казаки, пушкари, стрельцы из Казани, Алатыря, Чебоксар, Арзамаса, Курмыша. Каждому определялось место для строения, денег 6 рублей, по одной пищали и на хлеб 1 рубль 70 копеек в год. Земли пахотной отвели разом всем 108 служилым людям – 3248 четей в пойме Волги и Свияги. Также на пропитание синбирянам отдали половину Чувичинского острова под сенокос и рыбные ловли, и пашенные земли на речке Каменке в селе Протопоповка.

Синбирск строился достаточно долго. И это объясняется тем, что юго-восточная окраина постепенно утрачивала свою актуальность как край, откуда могли последовать серьёзные угрозы государству. Тем не менее, к 1654 году Синбирская крепость была построена, в ней был поставлен стрелецкий гарнизон из одного – двух приказов, то есть от 700 до 1500 человек, в достатке было запасено пороха, пищалей, холодного оружия и пушек. Главной задачей было заселение края хлебопашцами, но и это дело шло неспешно, потому что начались войны с Польшей, Швецией и Турцией за обладание Украиной, и все усилия государства были сосредоточены именно в этом направлении.

И тут на Синбирск накатила в 1658 году беда, чума, «божья кара», которая обезлюдела город на четыре пятых его, и так незначительного, населения. Чума пришла из южных краев, из Астрахани, откуда стала подниматься вверх по Волге, охватив не только Волгу, но и Москву, и более северные города. Русь понесла огромные людские потери. Существует мнение, что во время мора погибло около трети населения государства.

В 1660-х годах Синбирск был вполне военной крепостью. На посаде насчитывалось полтора десятка тяглых людей, которые платили государю оброк. Сотни три числились в бобылях, а то и вовсе в захребетниках – людях без имущества. Имелись ремесленники, но в ничтожном количестве. Впрочем, заглянем в «Приходно-расходную книгу Синбирской приказной избы за 1665-1667 гг.», которая осталась чуть ли не единственным свидетелем того, что происходило в то время.

Больше всего хлопот воеводе доставляли люди, служившие непосредственно в Синбирской крепости. В это время на службе у государства (во время русско-польской войны) состояли все, даже белое духовенство. Воеводе подчинялись дворяне, дети боярские, служащие в полках иноземцы – офицеры, стрелецкий голова с сотниками и полусотниками приданного городу стрелецкого подразделения, стрельцы, пушкари, лекарь, пристава, воротники (стоящие на крепостных воротах), часовщик, струговые плотники, конюхи, ремесленники по ремонту оружия, каретники и т.д. На содержание этого личного состава деньги шли из казны. Из них же платили духовенству за молебствия «за царя» и всякие экстренные расходы, например, на приезд вселенских патриархов в 1666 г. Посылали ли казаков в поход против башкиров, деньги на это давала казна, ссыльных ляхов и пленных содержали также на государственный счет.

Была в уезде и высокая выборная должность «губного старосты», ведавшего уголовными делами.

Откуда появлялись деньги в казне? Про это ведали подьячие – сборщики казенных денег (окладных, таможенных и соляных сборов, кабацких платежей, разных казённых пошлин).

На мирской службе главным лицом был выборный земской городовой и уездный головной старшина: он раскладчик в земской избе всех податей по городу и уезду. В помощь ему выбирались посадскими людьми земские старосты, целовальники, ларешники. В земской избе решались вопросы по разделу земли между крестьянами на несколько лет. Здесь брали за пашню, за покос, за бортные угодья и бобровые выгоны, с хмелевых угодий, с мельниц, с лавочных и амбарных мест, с харчевых мест, кузниц и т.д.

Мир, то есть общество, состояло из тяглых людей, прикреплённых к городу плательщиков, не имевших права ухода из города. Тяглые люди платили дани и оброки, за выкуп пленных, стрелецкие, ямские деньги, корм воеводы и его помощников, подьячих, сторожей тюрем, на свечи, чернила, прорубные деньги (чтобы брать воду в реке).

При Алексее Михайловиче сборов в тяглых было невероятное количество, но война с поляками прожирала всё, и тогда на Земском соборе боярская дума и именитые гости приговаривали взять с каждого четвертую деньгу, а то и третью.

С 5 марта 1665 года по февраль 1670 года воеводой Синбирска был стольник Иван Иванович Дашков. Записи, что опубликованные ниже, относятся к периоду его правления.

«Синбирских слобод на казаках: Свияжская на Якушке Иванове – 7 человек, Мостовая на Ивашке Степанове – 7 человек, Сельдинская на Тараске Степанове – 8 человек, Лаишевская на Сеньке Иванове – 6 человек, Ишеевская на Гришке Власьеве – 5 человек, Юшанск на Якушке Лиматове – 7 человек, Тагай на Захаре Фомине – 20 человек».

Из записи можно догадаться, что это платежные ведомости: каждому казаку давали в год по 2 рубля.

А вот синбирские пушкари Кузёмка Натавашник и Алешка Головачев получали по 4 рубля каждый.

В Синбирске находились пленные иноземцы: православные паны и шляхта. Жили они на одной улице, которая получила название Панская. Все они, 20 человек, как дворяне получали 3 алтына и 2 деньги в день. Надо думать, воевода Дашков усиленно уговаривал их осесть навсегда в Синбирском уезде.

Двум пленным капралам платили по 2 алтына в день.

Имелись в Синбирске тюремные сидельцы – 62 человека. На каждого выдавалось полденьги в день.

Стрельцы: шести пятидесятникам платили в год по 3 рубля, 11 алтын, 4 деньги; двадцати трем десятникам выделялось по 3 рубля в год.

На 250 стрельцов было израсходовано примерно 300 рублей в год.

Дешево обходились заплечных дел мастера. За 4 алтына повесили двух воровских казаков за Волгой «на веску».

Деньги в казну давал кабак. Вот его примерное устройство: горница на подклети, пристен, амбар, ледник бревенчатый сосновый, вёдра 9 – вершковые, полведра, воронка, котёл медный. В кабаке спиртное не пили, покупали на вынос. На улице пить не возбранялось, поэтому читатель может легко представить, что творилось в округе, где был кабак. Продажа вина отдавалась на откуп, в частности в 1667 году этим промышлял Степан Твердышев.

Воевода принимает решение: «С Синбирского и Уренского кабаков взять против откупного окладу 2994 рубля, 28 алтын, 3 деньги». Кажется, большие деньги, но фактически обогащался откупщик и тот, кто допускал его к откупу – воевода, поскольку: «откуп ведра вина стоил казне 20 алтын, продавалось же вино, три кружки в одни руки, откупщикам – ведро 1 рубль, 16 алтын, 4 деньги». Поэтому воевода берёт в долг на приказные расходы у посадских людей Степана Протопопова и Степана Твердышева 600 рублей.

Соль в таком рыбном месте, как Волга было продуктом первой необходимости. Много было рыбы своей, но осетров, стерлядь, икру вез-ли в Синбирск с Яика, Гурьева – городка. Продавали соль из казённых лавок «соляные» целовальники Сенька Деревягин и Ивашка Леонтьев.

Наши купцы в числе 11 человек (И.Андреев,А.Ушаков, С.Тверды-шев и др.) входили в гостиную сотню Среднего Поволжья и занимались не только торговлей, но и владели рыбными промыслами, не только в Синбирске, а то и по всей Волге.

В Синбирске были 11 харчевых изб, причём приготовляли пищу в отдельных поварнях, а ели в отдельных горницах. На пристани работала торговая, т.е. общая баня.

Синбирский посад строился не абы как, а улицами. Вот и сохранившийся документ: «В Синбирской приказной избе стольнику и воеводе князю И.И. Дашкову и подьячему Никите Есипову кузнец Федька Гурьев подал дворовую купчую о покупке дома на горе на Свияжской улице», «Синбирский пушкарь Осип Продухин торгует шелковую лавку на Стрелецкой слободе». Оська Тихомиров объявлял, что помогает составлять казённые бумаги на Соборной площади.

Итак, мы можем сделать вывод, что улицы, околотки, пригороды Синбирска были обозначены в самом начале его строительства и заселения, многие из них известны под первоначальными названиями по сей день, хотя могут сейчас официально носить другие названия. Например, улица Московская, ведущая к мосту через Свиягу, давала начало в своё время тракту на Москву. Сейчас она носит имя Ленина, но не забыто и старое название. Та же участь настигла Винновскую рощу, Тути, Кирпичные сараи и много других исторических мест нашего города.

Синбирск не внёс практически никакого вклада в защиту государства от степных кочевников. К моменту завершения его строительства, отношение с калмыками и башкирами приобрели устойчивый мирный характер. Были построены русские крепости уже в непосредственной близости от их кочевий (Уфа, Чёрный Яр, Царицын). Казалось, и Синбирская крепость уже не нужна, но ей пришлось сыграть свою роль в крестьянской войне, так называемом Разинском бунте. Разин от Астрахани почти беспрепятственно дошёл до Синбирска и осадил крепость, которую не смог взять.

Синбирск стал тем местом, где легендарный атаман потерпел поражение, был ранен и бежал на Дон и уже скоро был казнён в Москве.

Мимо Синбирска не прошла и пугачёвщина. Именно в него генерал-поручик А.Суворов отконвоировал Пугачёва, выданного властям своими сообщниками из Яицкого городка. Здесь мужицкий царь был подвергнут пытке, отправлен в Москву и там казнён.

Вскоре после подавления пугачёвского восстания, после почти полутора векового существования, стены крепости были снесены и проданы на дрова синбирским обывателям.

Богдан Хитрово в истории и литературе

В полном согласии с Богом и людьми Богдан Матвеевич Хитрово отошёл в иной мир в 1680 году и был похоронен в Новодевичьем монастыре. Он не имел потомков по мужской прямой линии, и после смерти жены, его имущество было отписано на великого государя, и скоро оказалось во владении других ближних к царскому престолу вельмож.

Казалось, имя боярина Хитрово и его немалые дела, которые он свершил на пользу Отечества, прочно забыты. Но через сто лет о нём вспомнил известный просветитель Николай Новиков, написавший в 1785 году «Повесть о невинном заточении Артамона Матвеева», в котором обвинил Б. Хитрово в «извете на Матвеева». «И хотя эта точка зрения не находит подтверждения в документах, – пишет современный историк Н.Селезнёва, – она перешла в работы таких исследователей, как С. М. Соловьев, Н.И. Костомаров и др.» Напомним, что А. Матвеев был воспитателем второй жены Алексея Михайловича, Натальи Кирилловны Нарышкиной, матери Петра Великого. Милославские, родственники первой жены царя – Марии Ильиничны, враждовали с Нарышкиными и, после воцарения юного Фёдора Алексеевича жертвой этих интриг, скорее всего и стал Артамон Матвеев. Тем не менее, историки ответственность возложили на Б. Хитрово, от них это попало в исторические романы писателей советского периода литературы, где Богдан Хитрово зачастую изображается лукавым царедворцем, беспринципным в выборе средств в борьбе за влияние на слабовольного Алексея Михайловича.

Историки, не впрямую, называют Хитрово одним из инициаторов, наряду с Ф. Ртищевым, крушения финансовой системы государства, приведшим к Медному бунту. Мнение весьма сомнительное, поскольку в 1662 году Богдан Матвеевич не был даже боярином, этот чин он получил только в 1667 году и, естественно, не входил в «ближнюю думу», а был занят делами Оружейной палаты. Наибольшего влияния при дворе Б. Хитров достиг только в конце своей жизни, когда был удостоен первостепенного пожалования – «дворчества с путём», руководил приказом Большого Дворца, Оружейной, Серебряной и Золотой палатами, Судным дворцовым приказом, Приказом денежного сбора, Костромской четью в период между 1670 и 1680 годами, в связи с чем его имя часто упоминается в произведениях исторических писателей.

Нас же интересует деятельность Б. Хитрово в то время, когда он только начал крутое восхождение по служебной лестнице, а именно руководство им строительством Синбирско-Карсунской засечной черты и крепости Синбирск. Впервые внимание жителей нашего края было обращено к личности Богдана Хитрово в период подготовки к празднованию 250-летия города, когда в 1895 году была создана и начала работать Губернская учёная архивная комиссия. В период подготовки к юбилею и после него вышли работы П.Л. Мартынова, М.Ф. Суперанского и других краеведов, в которых весьма схематично и поверхностно обрисовывалась роль окольничего и полкового воеводы Богдана Хитрово как основателя Синбирска.

В последующие сто лет о Богдане Хитрово в Ульяновске не вышло ни одного исторического исследования. Наши краеведы усиленно занимались тем, что было почётно с точки зрения конъюнктуры, а об «отце-основателе» своего родного города, казалось, навсегда забыли. Но всё меняется на свете. К концу прошлого века, вполне закономерно, пробудился интерес к тому, откуда «есть и пошла земля Синбирская», у краеведов, жителей края и, главное, у власть предержащих. И это радует и обнадёживает, что нынешнее поколение ульяновцев не будет «Иванами, не помнящими родства», а обретёт прочную историческую память, без которой немыслимо существование ни государства, ни народа.

Памятник основателю Симбирска

Пока на разных уровнях шли горячие споры – где и на какие деньги поставить памятник Богдану Хитрово, и кто в состоянии достойно исполнить этот социальный заказ горожан, некий затворник в течение трёх лет упорно «ваял» такой памятник. Он исполнил его с любовью к своему герою и к той эпохе, в которой основатель Симбирска жил и творил. Причём, вместо резца, глины и гипса у автора памятника были только белые листки бумаги и авторучка, в которой он каждый час менял чернильные стержни. В итоге вышел в свет роман «Богдан Хитрово». А роман – памятник особого рода, памятник, которому не грозит ни износ, ни ржа. Его автор – Николай Алексеевич Полотнянко – член Союза писателей России, лауреат Ульяновской областной премии имени И. А. Гончарова. Роман вначале был опубликован в очередном номере журнала «Литературный Ульяновск», прекрасно изданном при поддержке губернатора С. И. Морозова и Генерального директора издательства «Дом печати» Ю. Е. Вихалевского. Вскоре журнальный вариант получил достойную оценку в московском издательстве «ЭКСМО», где он и был оперативно опубликован под названием «Государев наместник» и под псевдонимом Николай Суздалев.

Роман переносит нас, читателей, в эпоху начальных, но масштабных мер по обеспечению защиты страны от набегов степняков, в эпоху чёткого обозначения границ Российского государства. Автору с его богатой языковой палитрой, тонким чувством словарного строя тех далёких времён удалось убедительно показать нам яркий этап жизни Приволжья. Как-то я задал вопрос Николаю Алексеевичу – за счёт чего далась ему такая достоверность изображения? Ответ был лаконичен: «Надо жить там…» – он показал на книгу, то есть, как я его понял, следует годами жить в той эпохе вместе с героями своей будущей книги, поменьше отвлекаясь на суету жизни настоящей, сиюминутной… Наверное, такое дано не каждому, а только тем, кто своё творчество воспринимает как служение литературе, веря в её высокое предназначение.

Прошедшая в Мемориале презентация показала, что роман становится популярным. На его обсуждение пришло немало любителей российской словесности, краеведы, художники, с которыми писатели крепко подружились (души-то родственные!), студенты, начинающие поэты и прозаики. Народный артист России Борис Александров со своими талантливыми воспитанниками из госуниверситета в отрывке из романа сыграл роль царя Алексея Михайловича. Художник Борис Склярук представил на суд зрителей написанный маслом портрет Богдана Хитрово. Воссоздать его образ художнику помогли ульяновские историки и краеведы. Роман Николая Полотнянко всколыхнул интерес к нашему богатому прошлому, стал своего рода событием в культурной жизни области, убедив ульяновцев: много замечательных стра-ниц в истории нашего края и пора, давно пора создавать его литературно-художественную историю. Начало положено. И какое! Ведь вслед за романом об основателе Симбирска, Николай Полотнянко издал роман «Бунташное войско Стеньки Разина» – о том периоде его необычной жизни, которая связана с поражением разинцев под Симбирском, скоро выйдет в свет всё в том же издательстве «ЭКСМО» третий роман писателя – о Емельяне Пугачёве – «Клад Емельяна Пугачёва», опять же именно о Симбирском периоде его богатой событиями и авантюрными предприятиями жизни. (Этим романом автор завершает серию исторических романов о Симбирске. А.П)

Геннадий Иванович Демин, прозаик, член Союза писателей России.

Окончил Литературный институт им. Горького, Академию общественных наук. Работал редактором ряда областных газет, дважды избирался председателем правления областной организации Союза журналистов.