Его снимки полны жизни земной и небесной. С парашютом и фотоаппаратом он с юности поднимается ввысь. Запечатлеть свои впечатления и эмоции от полетов и воздушных парений – это стало его второй натурой.

Фотоработы майора милиции в отставке Ивана Трушникова рассказывают о мечте и полетах наяву, о людях, которые любят летать, как птицы, не взирая на то, что это не всегда заканчивается благополучно для их здоровья и даже для жизни…

Его фотографии выставлялись в Саратове. В Ульяновске на экспозицию Трушникова оказался большой спрос: Центральная городская библиотека, библиотеки №№ 24, 8, 1. И везде был интерес со стороны читателей, которые задавали вопросы. Любопытство взяло верх и у автора этих строк. Интервью началось с традиционного вопроса:

– Иван Павлович, как все началось?

– Прыгать и фотографировать я начал в 1972-м будучи десятиклассником. Жил тогда в совхозе «Пригородный», а оттуда хорошо был виден аэродром, самолеты и купола парашютистов. Поехал в ту сторону на велосипеде, добрался до учебного авиационного центра ДОСААФ, записался в парашютную секцию. Мать узнала обо всем только после первого моего прыжка. Когда же я оказался в городе Энгельсе, где прожил около 30 лет, работая участковым, то там все было создано для занятий парашютным спортом. Снимки делал для своих парашютистов, но потом выяснилось, что это еще кому-то интересно. В этом городе была фотостудия, устраивались клубные выставки, и я в них участвовал. Потом мои работы были на областной выставке в Саратове, там же прошла моя персональная выставка, а в прошлом году участвовал во всероссийской.

– Получается, что в небесах Вы испытываете двойное удовольствие – от прыжка и от процесса съемки. Что дают Вам эти увлечения?

– Экстрим развивает, во-первых, самостоятельность: шагнул за борт, и никто тебе не поможет. А во-вторых, – ответственность. У меня укладку парашюта никто не проверяет. Я на самоконтроле, потому что мне доверяют. Ну а фотография – это возможность передать свои впечатления. Получаются репортажи, снимаю то, что вижу: интересных людей, небо, землю…

– Что Вы чувствуете, делая шаг в пустоту?

– Первые прыжки – это преодоление страха. Важнее даже, как ты поведешь себя за бортом. Важно не помешать парашюту раскрыться. Когда падать уже научился, то идешь дальше – учишься крутить спирали, делать сальто в воздухе. Вообще, ощущения потрясающие: от сильного ветра, от самого падения, от того, что каска на голове плавает. Облака сверху гораздо красивее, чем с земли. А страх – он присутствует всегда, сколько бы ты ни прыгал. Месяц этим не занимался, – садишься в самолет и – мысль: «Кто тебя гонит? Кто заставляет? А если отказаться? Засмеют!» В норму приходишь, только когда подходишь к выходу и видишь облака.

– На одном Вашем снимке запечатлен парень, который погиб, потому что не раскрылся парашют. А у Вас были экстраординарные ситуации?

– Какой-то год был «черным» для российских парашютистов. Тогда человек 30 погибли. В прошлом году на сборах в Энгельсе у семи человек не раскрылись парашюты. Это большая редкость, обычно такое количество бывает за год. Причем из семи парашютов не раскрылся только один российского производства, остальные – иностранного. Что касается меня, то не так уж и много я прыгал – 837 раз. Но однажды случилось так, что только за один день у меня произошли две закрутки строп. К счастью, стропы прекрасно раскручиваются вручную.

– Была паника?

– Там паниковать некогда. Глаза видят, руки делают. Это потом можно себе что-то позволить. Нервничают гораздо больше те, кто выше падает или с земли наблюдает. Вообще, прыгать с парашютом гораздо безопаснее, чем переходить дорогу. Когда мы переходим улицу, у нас нет запасной жизни, а в небе у нас есть запасной парашют.

– Сейчас ДОСААФа, который дал Вам возможность осуществить мечту о полетах, не существует. Досадно?

– В советское время, каждый год 10 ноября, когда заканчивались отпуска у инструкторов, приходила такая масса парней и девушек, что они не помещались в классах. Но никого никогда не выгоняли. Кому-то хватало одного прыжка, кто-то, как я, застревал на много лет. Крайний прыжок свой сделал в октябре прошлого года. А у меня есть друг, которого в мире парашютистов знают под прозвищем Маэстро (он музыкант, играл в Ульяновском симфоническом оркестре, сейчас работает в Саратовской филармонии), так вот первый прыжок он совершил в 1959 году, а крайний в свои почти 70 лет – в октябре прошлого года. Важно, что для занятий этим видом спорта нужно вести здоровый образ жизни. Убежден, что восстановление системы ДОСААФ могло бы направить на верный путь многих молодых людей.

– А помогали вам навыки, полученные от занятий парашютным спортом, в работе участкового инспектора?

– Остался живым только благодаря этому. Однажды чувствую: что-то мелькнуло в темноте, делаю шаг в сторону, и топор пролетает мимо головы… И еще несколько случаев.

– Другие сюжеты для съемки, кроме парашютных, Вас интересуют?

– Фотографирую природу. Сделал серию с храмами. Дойдет ли дело до новой выставки, не знаю. Поживем – увидим…

Беседовала Ирина Морозова