В конце декабря 1882 года на квартире И.А. Гончарова на Моховой улице собрался узкий кружок его друзей по «Вестнику Европы»: А.Ф. Кони, М.М. Стасюлевич, А.А. Краевский, Я.П. Полонский, А.Н. Пыпин, В.Д. Спасович, Е.И. Утин и Д.Н. Цертелев поздравить писателя с пятидесятилетием его литературной деятельности. Это празднование, от проведения которого он всячески отказывался, однако состоялось, и ему пришлось-таки выслушать несколько приветственных речей в свой адрес. Не обошлось, конечно, без воспоминаний о том времени, когда он впервые взял в руки перо.

Н. Надеждин

Учёба в Московском университете внесла в жизнь юноши-студента Гончарова много приятного и полезного, и оставила самое неизгладимое впечатление. «Наконец все трудности преодолены: мы вступили в университет», – с восторгом писал И.А. Гончаров в своих воспоминаниях «В университете» о самой лучшей поре в его жизни.

Университет открывал студенту широкие возможности. «С учебной почвы, – вспоминал Гончаров, – он ступает на учёную. Умственный горизонт его раздвигается, перед ним открываются перспективы и параллели наук и вся бесконечная даль знания, а с нею и настоящая, законная свобода – свобода науки». Но вместе с тем, каждый студент, предвкушая будущую свободу, готовился к систематическому и тяжкому труду познания. Единственными и авторитетными наставниками студентов по бесконечному и широкому потоку научных знаний были профессора и книги. В университет ходили, «как к источнику за водой, запасались знанием, кто как мог…».

Университетские воспоминания Гончарова ценны тем, что они обстоятельно описывают процесс обучения и методы университетского преподавания. И, конечно, наибольший интерес вызывают «портреты ряда университетских профессоров», мастерски созданных Гончаровым. «Личный состав наших профессоров, – писал Иван Александрович, – был очень удачным, с малыми, едва заметными исключениями… Мы глубоко уважали и горячо ценили Каченовского, любили Надеждина, Шевырёва…».

Давая им общую оценку, Гончаров отмечал, что они представляли поколение учёных-профессоров, символизирующих «свободу науки и научного мышления». К числу своих кумиров Гончаров относил Николая Ивановича Надеждина, в адрес которого им сказано было много добрых слов.

Сын сельского священника, Николай Надеждин, закончив духовную академию, не пошёл по пути отца. Намного больше его привлекала светская деятельность, профессура, журналистика. В свои 28 лет Надеждин уже был признанным знатоком истории, философии, археологии, теории литературы; и к тому же получил кафедру в Московском университете. Для студента Ивана Гончарова профессор Надеждин был не только уважаемым человеком, но ещё и первым его издателем.

С 1831 по 1836 годы Николай Иванович являлся издателем и редактором научно-художественного журнала «Телескоп» – журнала «современного просвещения» и приложения к нему – газеты «мод и новостей» «Молва».

Заслугой Н.И. Надеждина являлось то, что он своими стараниями сделал этот журнал прогрессивным, уважаемым и читаемым в России. По своему содержанию и структуре журнал был энциклопедическим. Важнейшей задачей Николай Иванович считал утверждение национальной самобытности русской литературы. К сотрудничеству в своих изданиях Надеждин привлёк известных людей того времени, в том числе и профессоров университета С.П. Шевырёва, М.П. Погодина и других.

В 1833 году издатель не побоялся пригласить в качестве сотрудника журнала В.Г. Белинского, исключённого в 1832 году из Московского университета за написанную им драму «Дмитрий Калинин». В своей работе Белинский подверг резкой критике крепостное право, требуя его уничтожения.

Работая на кафедре со студентами, Надеждин проявлял большой интерес к их творчеству, поддерживал и всячески поощрял молодые дарования. Многие студенты являлись его ближайшими помощниками по журналу и газете. Позднее некоторые из них стали известными писателями и журналистами: Н. Огарёв, М. Бакунин, М. Чистяков, О. Бодянский, К. Аксаков и другие.

Кроме научных, публицистических, литературоведческих статей на страницах журнала печатались художественные произведения русских и зарубежных писателей. Профессор не обошёл своим вниманием любознательного и способного студента Ивана Гончарова.

В начале октября 1832 года из печати вышел пятнадцатый номер журнала, в котором был напечатан первый юношеский опыт И.А. Гончарова – перевод двух глав из пятой книги романа французского писателя Эжена Сю «Атар-Гюль». Фамилия переводчика не указывалась.

В то время входила в моду французская литература, Гончаров был увлечён ею, читал в подлиннике и приходил в восторг. Тогда-то и возникло желание попробовать сделать перевод романа «Атар-Гюль».

Автор этого произведения Эжен Сю, настоящее имя которого Мари Жозеф, был известен в 1-й половине XIX века такими социальными романами с авантюрно-сентиментальными сюжетами, как «Парижские тайны», «Вечный жид», «Семь смертных грехов» и др. Как попала на страницы популярного московского журнала «Телескоп» эта первая работа юного Ивана Гончарова – сказать трудно.

В своей книге о Гончарове её автор Ю. Лощиц по этому поводу отмечал: «Мы не знаем: то ли Надеждин оценил круглощёкого юношу, то ли сам Иван Гончаров, робея, принёс обожаемому профессору рукопись». Но для Гончарова важно было уже то, что она напечатана, замечена и положительно оценена, ведь издатель счёл нужным её опубликовать.

Для студента Гончарова было большой честью оказаться напечатанным в этом популярном журнале, который отличался от других не только своим направлением, содержанием, подбором авторов, но и качеством оформления. Вот как журнал «Телескоп» характеризовали специалисты: «Предельная лаконичность обложки, тонкие, чистые линии, чуть подчёркнутые фигурным политипажным орнаментом в углах полей, марка типографа на скромной изящной плашке – всё являет торжество вкуса и гармонической соразмерности, ту строгую иерархию элементов книжной формы, которая характеризует эстетику классицизма».

Как отмечал сам Гончаров, период с августа 1832 по август 1833, был для него удачен всем: учёбой в университете, «республиканской свободой», которая там царила в то время, безоблачной студенческой жизнью, своими первыми успехами и, конечно, своей первой печатной работой на страницах «Телескопа». В своих воспоминаниях этот год Гончаров назовёт «золотым веком нашей университетской республики».

Университетский курс закончился в июне 1834 года. После выпускных экзаменов «мы все, как птицы, – писал Гончаров, – разлетелись в разные стороны… но влияние университета продолжалось… я не забывал профессоров и их указаний». О них он не только не забывал, но и счёл своим долгом, став известным романистом, оставить очень яркие, наполненные душевной теплотой воспоминания. Впервые эти мемуары были опубликованы в журнале «Вестник Европы» за 1887 год под названием «Из университетских воспоминаний» с подзаголовком «Как нас учили 50 лет назад». Не был забыт и Эжен Сю. Создавая «Обыкновенную историю» и «Обломова», Гончаров устами своих героев процитирует отдельные высказывания из произведений французского автора.

Университетская свобода длилась недолго, различные студенческие вольности настораживали высших чиновников, которые потребовали «подтянуть университеты вообще».

Ужесточение университетской дисциплины коснулось не только студентов, но и профессоров. Издательская деятельность Надеждина вскоре была прекращена. Причиной тому стала публикация в одном из номеров «Телескопа» за 1836 год «Философического письма» П. Чаадаева.

Царским правительством оно был признано крамольным, и 22 октября 1836 года Николай I запретил издание «Телескопа». Надеждин был выслан в Усть-Сысольск, а затем переведён в Вятку, а Чаадаев официально объявлен сумасшедшим. К издательским неприятностям добавилась ещё и глубокая личная драма.

Николай Надеждин, давая уроки в доме московского богача Сухово-Кобылина, обратил внимание на его дочь – очень милую и красивую Елизавету. Симпатии оказались взаимными, но на пути их союза неодолимым препятствием стали родители девушки, которые были категорически против брака с «поповичем». Жизнь для Николая Ивановича потеряла всякий смысл – всё то, чем с величайшим желанием занимался, чем жил, к чему стремился – всё рухнуло в одночасье и, как оказалось, навсегда. Он уже никогда больше не возвращался к самостоятельной журналистской деятельности.

В последующие после ссылки годы он писал статьи для различных малозначительных периодических изданий.

Однако для Гончарова Надеждин навсегда остался самым симпатичным и любезным человеком высокой культуры и эрудиции. Не всем приходился «по вкусу» молодой профессор и издатель, недоброжелателей у него было достаточно. Одни упрекали его за журналистскую деятельность, другие – за преподавание. Впоследствии Гончаров не раз вставал на его защиту от несправедливых нападок. Иван Александрович говорил, что упрекать Надеждина можно лишь в том, в чём он не был виноват, а именно: «Он читал и всегда с увлечением, например, о скульптуре, архитектуре у древних, о школах живописи, о знаменитых произведениях всех трёх искусств, – сам никогда не видав ни одного здания, ни одной знаменитой статуи, ни одной порядочной картины… Отсутствие живого, личного впечатления, наглядности было заметно в его лекциях – и это могло быть принято за сухость». Но при всём том, как отмечал Гончаров, им было прочитано и детально изучено всё написанное другими по этой части. Заслуга профессора была в том, что в лекциях он своим «воображением создавал идеалы знаменитых произведений и предлагал их слушателям» так, как другие передать были не способны.

В письме к А.Н. Пыпину, историку литературы, журналисту и критику работавшему над монографией «Белинский, его жизнь и переписка», Гончаров ещё раз с благодарностью отозвался о профессоре Надеждине и его лекциях: «Его никак нельзя упрекнуть в безучастии к собственному предмету, в сухости слов и недостатке серьёзных занятий… Это был строгий и основательный учёный по части гуманитарных наук». Если другие профессора обеспечивали студентов литографированными лекциями, то лекции Николая Ивановича Надеждина нужно было комментировать, «иначе не почему было готовиться к экзаменам и вообще следить за лекциями. Этот способ записывать чрезвычайно помогал свыкаться с изложениями и практически учил хорошему русскому языку».

Надеждин, Шевырёв, Давыдов, по отзывам Гончарова, «держали юношество на известной высоте умственного и нравственного настроения», приобщали к красоте, изяществу, правде, добру, совершенству. К тому же они первые «нарушили рутинный ход официальной критики и внесли в последнюю разум, свежесть, чистый воздух, простоту и т.д.». Находясь в кругосветном плавании, Гончаров узнаёт, что Надеждин тяжело болен.

В письме к своим друзьям Е.А. и М.А. Языковым он с горечью напишет – «мне жаль Николая Ивановича».

Надеждинские зёрна познания, внесённые в благодатную почву, дали отличные всходы. Ныне произведения И.А. Гончарова стоят в ряду величайших творений мировой литературы. Они являются эталоном, образцом художественного языка. И создать их мог только истинно русский человек, используя, по определению В.Г. Белинского, язык «чистый, правильный, лёгкий и свободный», первые уроки которого он постигал в университете на лекциях уважаемого профессора.

Геннадий Челноков