Некоторые наши читатели, вероятно, будут удивлены тем, что автор «Обыкновенной истории» и «Фрегата “Паллада”» Иван Гончаров какое-то время возглавлял редакцию печатного органа МВД «Северная почта». Но тем не менее это факт. Главным редактором газеты он стал по приглашению господина министра внутренних дел П.А. Валуева.
Исследователям жизни и творчества великого романиста известна запись в «Дневнике» академика-литератора А.В. Никитенко от 7 июля 1862 года, гласящая, что он телеграммой в Симбирск пригласил И.А. Гончарова «поскорее вернуться в Петербург. У Валуева есть намерение поручить ему главную редакцию «Северной почты». Гончаров по рекомендации Никитенко однажды (в 1856 году) уже получил место цензора, и на сей раз с доверием отнёсся к его приглашению.
13 июля 1862 года Иван Александрович отплыл из родного Симбирска на волжском пароходе вместе с сестрой Анной Музалевской и племянницами в Нижний Новгород, с тем чтобы потом отправиться в Москву, а оттуда, уже одному, поездом в Петербург. Числа 20-го июля он прибыл туда, но не застал Никитенко, ибо тот отбыл во Францию.
«Северная почта» – детище Петра Александровича Валуева, назначенного министром в 1861 году, – стала выходить в 1862-м, и первым её редактором был Александр Васильевич Никитенко, который хотел, чтобы её неофициальный отдел имел «умеренно-либеральное направление» и способствовал «проведению в обществе примирительных начал», становлению гласности, развитию просвещения.
Поначалу и Валуев придерживался подобных либеральных веяний, но вскоре пересмотрел работу своего издания.
В служебной записке «О внутреннем состоянии России», составленной 26 июня, он заявил: «Северная почта» низведена до небольшого числа посредственных сотрудников и играет большей частью роль официального немого… Для того, чтобы она могла говорить, нужна и программа, и некоторая свобода слова». А вот что записал в эти же дни Никитенко в свой дневник об отношении Валуева к редакции «Северной почты»: «Всякое живое слово в газете вызывает в нём досаду… Газете грозит ограничиваться простою перепечаткою циркуляров… Кроме того, он хотел бы, чтобы газета сразу приобрела чуть ли не десять тысяч подписчиков. Он не понял, что доверие общества может быть заслужено только постепенно».
Вот в такой сложной обстановке И. А. Гончаров оказался после приезда в Петербург. Нетрудно представить, с каким тщанием следил он за освещением политических событий в прессе и старался представить себе, что именно должна включать в себя новая программа по изданию газеты МВД. И лишь через два месяца, 19 сентября, Пётр Александрович Валуев пригласил его к себе на беседу. Иван Александрович познакомился с ним в прошлом году на литературном вечере у князя Петра Вяземского и теперь вёл разговор без всякого трепета. И дал себя уговорить на занятие поста редактора «Северной почты». На следующий день Валуев с удовлетворением сообщил своему заместителю А.Г. Тройницкому: «Вчера был у меня Гончаров. Признаюсь, он снова мне крепко понравился. В нём есть эстетика, так что с ним можно иметь дело часто, а это часто для сношений с главным редактором необходимо… Его имя прибавит не одного, а многих подписчиков и докажет, что газета не падает, а поднимается».
Валуев предложил Тройницкому в конце программного объявления о дальнейшем издании «Северной почты» «тиснуть» фразу с заявлением, что обязанности главного редактора газеты, «по приглашению г. министра внутренних дел принимает на себя с октября месяца текущего года известный наш литератор Иван Александрович Гончаров».
Автором редакционного заявления выступил сам Иван Александрович Гончаров. Программа была приемлемой для всех либерально мыслящих читателей или, как сказано в объявлении «Северной почты», для всего, «что есть в России благоразумного, честного и искренне любящего своё отечество». Уже за эти намерения романист заслуживает уважения. Но Иван Александрович сделал ещё один, довольно смелый шаг: в ноябре составил обстоятельную (на 17 страницах) записку «О способах издания «Северной почты» и лично вручил её министру П.А. Валуеву. Начало записки исповедально-искреннее: «Принимая на себя, после долгих колебаний, главную редакцию «Северной почты», я имел в виду прежде всего оправдать доверие господина министра и сделать для газеты всё, что могу, потом удовлетворить собственному желанию – ознакомиться ближе из верных официальных источников с внутреннею жизнью России… Я счёл бы себя счастливым, если б достиг этой цели, которая вместе с тем объяснила бы в глазах публики назначение меня в главные редакторы…».
Иван Александрович отдавал себе отчёт, что в столь сложной социально-экономической и политической обстановке, которая сложилась в России в первый год после падения крепостного права, ему вряд ли удастся сделать просветительство чуть ли не главной целью печатного органа МВД.
Гончаров начал с указания на два рода ошибок, подрывавших доверие публики к «Северной пчеле», «Инвалиду» и некоторым другим газетам. К первой группе ошибок он отнёс «лесть правительству, похвалы его «мудрости», «правосудию», бездоказательную, иногда неприличную брань против неконсервативного начала и даже против личностей, его представляющих…
К категории лести и похвал, – смело продолжал Иван Александрович, – надо отнести утомительные повторения о молебнах, наполняющие целые столбцы, о торжественных обедах, завтраках, с неизбежным указанием на первый тост (обычно за монарха. – Ж.Т.), и тому подобное навязывание чувств преданности, в котором всегда проглядывало равнодушие, притворство и отсутствие всяких чувств у самих составителей тех статей…». «Второй род ошибок, – писал Гончаров, – это тщательное, но для всех очевидное, вызывающее улыбку умалчивание событий, часто совершавшихся у всех на глазах, и умышленное искажение фактов. Показывали не то число умерших от холеры, погибших на пожарах, скрывали настоящую цифру убытков, случаи неурожая, голода и проч. Всё было тайной. Этот род ошибок, возведённых почти в систему, произвёл важные, непредвиденные тогда последствия, которые продолжаются и доныне и бог весть когда кончатся: это почти общее недоверие к словам и распоряжениям администрации…».
За «Северной почтой», по мнению Ивана Александровича, подобных грехов пока не замечено, и он будет добиваться, чтобы газета представляла «строгий и истинный перечень поверхностного движения русской жизни.
Подробный перечень материалов, которые желательно было получать из МВД, Гончаров приложил к своей записке, а затем заявил, что успех газеты во многом будет зависеть от степени гласности. Иван Александрович признался министру, что ему со всех сторон говорят о неосуществимости предлагаемых им способов издания «Северной почты», что публичности и Никитенко не смог добиться. Но, памятуя изустное пожелание Валуева, чтобы газета МВД по своей популярности стояла в одном ряду «с лучшими иностранными газетами», Гончаров снова подчеркнул необходимость ослабления цензуры.
Какая же судьба постигла эти предложения Гончарова? И. Ковалев, публикатор его записки «О способах издания «Северной почты», полагал, что «предложения писателя шли вразрез с политикой правительства в области печати, и министр П. Валуев положил её под сукно». В.А. Котельников в книге «И.А. Гончаров», предназначенной для учащихся старших классов, в 1993 году заявил, что «Северная почта» при Гончарове осталась совершенно той же, что и прежде». По существу этой же точки зрения придерживается и Юрий Лощиц. А вот некий В.Н. в статье о правительственной печати в России, опубликованной в 1903 году во «Всемирном вестнике», о редак торстве Гончарова отзывался иначе:«С первым же номером улучшил содержание газеты обозрением журналов, выдержками из частных газет, рассуждениями обо всём, касавшемся внутренних дел России».
Для объективной же оценки гончаровской роли в содержании «Северной почты» следует иметь в виду, что, хотя Иван Александрович и значился главным редактором, фактическими распорядителями отделов газеты являлись их редакторы. Особенностью «Северной почты» было и то, что она выходила ежедневно, кроме дней после воскресенья или праздника. Иван Александрович физически не успевал читать поступающие материалы, делать исчерпывающую их оценку, следить за подготовкой тиража.
Любопытную оценку своей деятельности писатель высказал в письме от 5 декабря 1862 года к своей сестре Александре Кирмаловой: «Работа поглощает меня всего, а это имеет именно ту хорошую сторону, что не даёт замечать времени, жизни. Равнодушие ко всему делает меня до того прилежным, что министр третьего дня выразил удивление, сказав, что он не ожидал от меня ничего, кроме этого, и до сих пор пока держу слово. Никуда не хожу, ничего не читаю, кроме «Северной почты», а там, как видишь, читать нечего, да и не нужно. Эта газета не для чтения, а для узнания официальных новостей и кое-каких статистических сведений».
В этих строчках (с заметным ироническим оттенком) для симбирских родных было важно, что он так поглощён редакторским делом, что своим трудолюбием удивил даже министра. Что касается ценности материалов, публиковавшихся в газете, то с появлением в «Северной почте» за 2 декабря «Указателя содержания «Северной почты» за 1862 год» читатели получили возможность выбора заинтересовавших их публикаций. Именно эту цель и ставил перед собой Иван Александрович, заявляя в редакционной врезке, что «Указатель» позволит «читателям самим решить, насколько содержание газеты соответствует её назначению и ожиданиям публики».
Непредубеждённый читатель находил в «Северной почте», наряду с официальными новостями, летописи внутренней жизни России, её международной политики, а также статьи и сообщения по «учёно-литературной части». Замечу, что, пользуясь «Указателем», современный исследователь легко найдёт в газете материалы об общественной, экономической и культурной жизни Симбирска и его приволжских соседей. Так, в номере от 12 января, из очерка «Поездка на Волгу летом 1861 года» Н. Нейдорфа, я выписал любопытное сведение, что шкивной пароход «Симбирск», принадлежавший купцу Красникову, вёл вниз по Волге 17 судов с кладью в 400 тысяч пудов.
В номере от 7 ноября 1862-го «Северная почта», со ссылкой на «Симбирские губернские ведомости», поместила информацию о Карамзинской общественной библиотеке. Напомнив читателям, что она создавалась в Симбирске по инициативе поэта Николая Языкова и его братьев Петра и Александра Михайловичей, корреспондент поделился отрадными новостями: «В Карамзинскую библиотеку скоро поступят ещё по отделу естественных наук 1500 томов, жертвуемых сыновьями покойного П.М. Языкова, из которых старший занимает место председателя библиотеки. Между тем почётный член её, А.М. Языков, брат поэта, до сих пор не перестаёт выписывать новые сочинения в эту библиотеку на свой счёт и постепенно увеличивает её, независимо от ежегодных в неё взносов членами, доставляя и просвещённым читателям, и любознательному простолюдину духовную пищу».
А через двадцать дней, 27 ноября, «Северная почта» поместила корреспонденцию в 200 строк «одного из симбирских жителей», озаглавленную «Выставка сельских произведений в Симбирске 1862 года». Автор (за псевдонимом Борисов скрывался Д.П. Ознобишин) рассказал о сельскохозяйственных машинах, изготовленных «фабрикантом машин» А. Зотовым, о модели паровоза, сделанной механиком-самоучкой Н. Голубковым, которая живо передвигалась по Карамзинской площади, и о часах мастера А. Вейса с годовым заводом, все детали которых были изготовлены в его симбирском заведении.
Просмотр «Северной почты» за время редакторства Гончарова показал, что газета публиковала статьи и сообщения о Сборной ярмарке в Симбирске и ярмарке, проводившейся в уездном городке Карсун, о работе местной почты, о начале навигации на Волге, градобитиях, пожарах. Выполняя своё обещание всемерно способствовать знакомству читателей со своим Отечеством, Иван Александрович в редакционном заявлении, появившемся 4 мая 1863 года, вновь подчеркнул, что «Северная почта» будет «постоянно сообщать краткие извлечения из «Хозяйственно-статистических сведений о городах Российской империи». И уже 5 мая в газете появилось описание городов Астраханской губернии, 3 июня – Бессарабской области и 26 июня – Волынской губернии.
Но это просветительское начинание романиста не получило дальнейшего развития, ибо польский мятеж и революционное брожение в самой России резко обострили общественно-политическую обстановку, и газету МВД обязали отдавать большую часть своей площади материалам о правительственных мерах по борьбе с мятежниками и оппозиционерами.
Для понимания служебной деятельности Ивана Александровича уместно привести отрывок из его письма от 6 июля 1863 года к брату Николаю, редактировавшему девятый год «Симбирские губернские ведомости»: «Я не отвечал тебе на первое письмо, любезный брат, потому что в это время подвернулся твой сын, Александр, и я словесно просил его передать тебе ответ, а именно, что статейку г-на Ознобишина неудобно было напечатать, потому что она сильно опоздала.
Событие случилось давно и притом, в «Северной почте», сколько я помню, было что-то упомянуто о выступлении отряда из Симбирска и о молебствии на площади.
За поздравление твоё с именинами благодарю, но как я этому дню не приписываю никакого значения, то и не был бы в претензии, если б ты вовсе пропустил его без внимания. Я помню только, что весь этот день я провёл в большой суете и хлопотах по газете. Но вот эти хлопоты теперь кончились, и я уже газетой более не заведываю, как ты, вероятно, прочёл в «Северной почте». Я принял редакцию по желанию министра, но сам не очень желал этого места. Министр обещал мне тогда же другое назначение по цензурной части, но это должно было состояться не прежде Нового года, по рассмотрении и утверждении правительством нового цензурного устава.
Однако ж, обстоятельства потребовали образования временного совета при министре по делам книгопечатания, и таким образом я получил место члена совета скорее, нежели ожидал. Дела в этом совете немало… а со временем, когда утвердится новый устав о печати, вероятно, будет ещё больше… Прощай, кланяйся усердно всему своему семейству. Брат твой И. Гончаров».
Иван Александрович, как видим, чётко объясняет брату обстоятельства, при которых принял предложение Валуева возглавить редакцию газеты МВД и был искренен, выражая удовлетворение, что оставил это место ранее, чем ожидал. Думается, что неудовлетворённость редакторством возникла из-за огромного наплыва публикаций, связанных с событиями в Польше и вокруг неё. Ведь с весны 1863 года в «Северной почте» публиковались пространные и трафаретные письма верноподданных граждан со всех городов и весей империи. Понятно, что возможности редактора при этом неумолимо, как шагреневая кожа, суживались. Наверное, потомуто «статейка» Дмитрия Ознобишина, посвящённая выступлению отряда из Симбирска в Польшу, оказалась невостребованной. Но Иван Александрович, несомненно, прочитал этот живо написанный очерк «Проводы новобранцев», где Д.П. Ознобишин душевно обращается к новобранцам: «Передовою стеною станете вы лицом к врагу; но при первом бранном клике Европы, по мановению обожаемого монарха, готова ринуться вслед за вами вся Россия, каждый, в ком бьётся русское сердце, кому дороги слава, честь и неразделённость земли России!»
Заведывание редакцией «Северная почта» Иван Александрович передал 45-летнему Дмитрию Ивановичу Каменскому. Когда об этом узнал А.В. Никитенко, в его «Дневнике» появилась запись: назначили «какого-то Каменского. Итак, в течение года переменилось три редактора». Выражение «какого-то Каменского» красноречиво говорит об окончательном отказе Валуева соединять в «Северной почте» правительственные замыслы «с идеями разумного прогресса». А прекращение игры министра в либерализм приведёт уже в 1868 году к прекращению этого издания МВД.
Жорес Трофимов