Гончароведы доказывают, что один из главных героев самого известного романа И.А. Гончарова «Обломов» Андрей Штольц имеет симбирские корни.

Впервые заговорила об этом ульяновский исследователь жизни и творчества писателя Юлия Алексеева. Тему продолжила заведующая музеем И.А. Гончарова Антонина Лобкарева, которая рассказала о живших в нашем городе прототипах литературного персонажа на международной научной конференции в Париже.

Так ли уж бледен антипод?

Роман, написанный в Мариен-баде летом 1857 года, увидел свет осенью 1859 года и был восторженно встречен читателями и русской критикой. Слова «Обломов» и «обломовщина» быстро стали нарицательными.

Размышления Ивана Гончарова о достоинствах и противоречиях русского характера оттенены параллелью Ильи Обломова с русским немцем Андреем Штольцем. Этот близкий друг и антипод главного героя романа тоже стал в какой-то степени символическим образом. Его отличает привычка к упорному труду, предприимчивость, энергия и движение. Штольц стал синонимом практицизма и деловитости.

Сразу же после публикации романа критики дружно отметили схематизм этого образа. В статье «Лучше поздно, чем никогда» Гончаров писал: «Меня упрекали за это лицо – и с одной стороны справедливо. Он слаб, бледен … Это я сам сознаю». И это признание писателя на многие годы стало основополагающим в трактовке образа Штольца.

– Но в последнее время, – говорит Антонина Лобкарева, – появился ряд работ, в которых оспаривается сложившаяся традиция восприятия этого героя. Так, в своей книге, посвященной творчеству Гончарова, Вс. Сечкарев пересматривает взгляд на Штольца как личность во всем контрастную Обломову. «Так много важных деталей в характере Штольца было не замечено, предано забвению из-за догматической точки зрения на него», – пишет ученый и демонстрирует, насколько более сложен и в то же время более натурален характер Штольца по сравнению с тем, как его привычно видят.

«Неспроста подвернулся немец под руку»

Творческая история романа показывает, что процесс создания этого образа, определения имени, отчества и фамилии Штольца был непростым и важным для писателя. На первых этапах работы в роли Штольца предполагался другой герой – Андрей Павлович Почаев. Штольц же, приятель Почаева и Обломова, выступавший вначале как эпизодический персонаж, «остался», как сказано в рукописи, «в Германии. Он купил себе там землю и заводит ферму». В Россию он намерен был приезжать лишь «по делам».

Интересно отметить, что Штольц в черновом автографе обладает двумя именами – Карл и Андрей. Во всех прижизненных изданиях в эпизоде первого появления Штольца в романе он назван не Андреем Ивановичем, а Андреем Карловичем. Отвечая на упреки критики и вопрос: «Отчего немца, а не русского поставил я в противоположность Обломову?», Гончаров заметил: «Я вижу, однако, что неспроста подвернулся мне немец под руку – … тут ошибки, собственно, не было, если принять во внимание ту роль, какую играли и играют до сих пор в русской жизни и немецкий элемент и немцы. Еще доселе они у нас учителя, профессоры, механики, инженеры, техники по всем частям».

«Русское» и «немецкое»

В своей статье «Лучше поздно, чем никогда», писатель отмечал: «Обрусевшие немцы сливаются, хотя туго и медленно, с русской жизнью – и, нет сомнения, сольются когда-нибудь совсем. Отрицать полезность этого притока постороннего элемента к русской жизни – и несправедливо и нельзя. Они вносят во все роды и виды деятельности прежде всего свое терпение, настойчивость своей расы, а затем и много других качеств, и где бы ни было – в армии, во флоте, в администрации, в науке, словом, всюду – они служат с Россией и России и большею частию становятся ее детьми…». Можно предположить, что Гончарову как художнику было интересно и важно воссоздать в образе Штольца мир человека, рожденного двумя нациями и двумя культурами.

Он набросал в романе краткий, но выразительный очерк судьбы немцев, оказавшихся в России. У своего отца – выходца из Саксонии – Иван Богданович Штольц, родитель Андрея Штольца, «взял практические уроки в агрономии, на саксонских фабриках изучал технологию, а в ближайшем университете… получил призвание к преподаванию … [Отец] дал ему сто талеров и отпустил на все четыре стороны. С тех пор Иван Богданович не видал ни родины, ни отца. Шесть лет пространствовал он по Швейцарии, Австрии, двадцать лет живет в России и благословляет свою судьбу».

Сын этого немецкого бюргера и обедневшей русской дворянки, Андрей с раннего детства испытывал двойное влияние. По воле отца его воспитание сочетало свободу поведения и проявления чувств с подчинением строгим требованиям в сфере труда и других обязанностей.

Матери Андрея Штольца в сыне «мерещился идеал барина…». Рациональному прагматизму мужа она противопоставила тонкие потребности духа: музыку, стихи… За ней вставала «русская почва».

«Не вышло из Андрея ни доброго бурша, ни даже филистера», – пишет Гончаров. Но именно русские влияния обратили «узенькую немецкую колею в такую широкую дорогу, какая не снилась ни деду его [Андрея], ни отцу, ни ему самому».

От симбирских Рудольфов

– Деловой, предприимчивый Штольц традиционно считался продуктом петербургских наблюдений и впечатлений писателя. Но сейчас есть все основания полагать, что первые представления о таком герое, как Штольц, у Гончарова появились в Симбирске, – утверждает Лобкарева.

Немецкая община в Симбирске ведет свое начало с XVIII века. В 1821 году в городе был учрежден самостоятельный лютеранский церковный совет с подчинением его Саратовской евангелической духовной консистории. В своей «Автобиографии» Гончаров свидетельствует, что хорошим знанием европейских языков он обязан немке, жене священника Троицкого, преподававшей в пансионе Хованских неподалеку от Симбирска, где будущий писатель получил первоначальное образование.

В 1842 году семья Гончаровых породнилась с семьей симбирских немцев: старший брат писателя Николай Александрович Гончаров женился на Елизавете Карловне Рудольф, дочери Карла-Фридриха Рудольфа.

Как и Иван Богданович Штольц, Карл-Фридрих (?-1842) был подданным Саксонского Королевства, сыном медицинского чиновника. Он обучался в Бауценской гимназии, а затем в Дрезденской медико-хирургической коллегии, по окончании которой получил звание лекаря. Вскоре приехал в Россию. В 1809-1815 годах он числится в документах лекарем, коллежским асессором. Рудольф был участником Отечественной войны 1812 года в составе Рязанского ополчения. В 1814 году за особенные труды в пользовании раненых был пожалован в титулярные советники. В 1817 году Рудольф – лекарь Симбирской Александровской больницы, где дослужился до звания штаб-лекаря. В 1831 году за борьбу с холерой К.-Ф. Рудольфа награждают орденом Святой Анны четвертой степени, благодаря чему он получает потомственное дворянство.

В Симбирске у Рудольфов был дом на Покровской улице. Кроме службы в больнице, Карл-Фридрих имел обширную частную практику, что позволяло иметь достаточные средства для содержания большой семьи. У него с женой Елизаветой Ивановной было семеро детей.

Сыновья сделали успешную карьеру. Павел (1824-после 1912) – инженер-поручик, владелец кирпичного завода, симбирский помещик. Петр стал военным, дослужился до высоких чинов.

Дочери были удачно выданы замуж. Старшая Мария (1818-?) – за Генриха Фридриха Унтербергера (1810-1884), профессора, а затем директора Ветеринарного института в Дерпте. Елизавета (1823-1883) вышла за старшего брата писателя Гончарова Николая Александровича, преподавателя Симбирской мужской классической гимназии. Аделаида (1825-?) была женой симбирского помещика Михаила Михайловича Дмитриева, родственника известного поэта И. И. Дмитриева. Эмилия (1828-?) вышла за князя Д. А. Ульянова, помещика Симбирской и Нижегородской губерний. Младшая Екатерина отдала свои руку и сердце полковнику Малахову.

Некоторое представление об имущественном положении семьи Рудольф могут дать воспоминания симбирянина Михаила Александровича Дмитриева, свекра Аделаиды Рудольф. Он пишет, что в 1837 году в усадьбе Рудольфов случился пожар. Сам дом был спасен, но сгорел каретный сарай, где было несколько экипажей общей стоимостью в 15 тысяч рублей. Из дома было вынесено много ценного имущества, в том числе бриллианты на большую сумму

У Гончарова была возможность довольно близко познакомиться с семьей Рудольфов. В своих «Воспоминаниях» княгиня Вера Михайловна Чегодаева, урожденная Дмитриева, внучка Карла Рудольфа, пишет, что по смерти ее дедушки бабушка Елизавета Ивановна Рудольф с дочерьми Аделаидой и Эмилией переселилась в Петербург. Там у них «Иван Александрович … был всегда желанным гостем и относился к девицам Рудольф весьма внимательно». Чегодаева передает семейное предание о том, что сестры Рудольф стали прототипами гончаровских героинь в романе «Обрыв»: Веры и Марфеньки.

Чегодаева как племянница и крестница брата писателя Николая Александровича Гончарова учредила в 1916 году две стипендии в Симбирской мужской классической гимназии, где всю жизнь служил этот ее дядя. Первая была в память о нем, вторая – в память ее родной тетки, жены Николая Александровича Елизаветы Карловны, урожденной Рудольф. Княгиня мечтала учредить и стипендию имени своего покойного деда Карла-Фридриха Рудольфа. «Это в свое время, – писала она о нем, – был известный в Симбирске гуманист… и очень любим населением. Но предполагая, что теперь не своевременно учреждать стипендии «немца», решилась повременить. Этого немца-лютеранина, сделавшего поход 12-го года с нашими войсками и получившего за то медаль, – по смерти – провожало до могилы все православное духовенство».

В наши дни потомки Карла Рудольфа живут в России и во Франции. Представители творческой интеллигенции, врачи, инженеры, учителя – все они нашли свою дорогу в современном мире.

Подготовила к публикации Ирина Морозова