“Народ таинственный и жуткий…
Он отрастает как щетина,
из-под земли на третьи сутки”.
В.В.Артёмов
Необходимость выделения русской поэзии из мутного русскоязыч-ного “литературного” пойла продиктована внутренней потребностью русских самоопределиться в современной России и в мире в целом. Сползание на Запад грозит русским вымиранием и исчезновением России, как социокультурного Континента. Историческая необходи-мость требует установления чёткой нравственной границы, чтобы ог-радить себя как народ от духовного порабощения сбродом, бахвально кривляющимся и сознательно калечащим русскую речь. Вороний гвалт над русской поэзией – не мир возвышенных исканий, а шумный пир падальщиков, самодовольно демонстрирующих миру гниющую требуху потребительства. И потому нам требуются выверенные крите-рии, отличающее русский мир и русское мироощущение от наносного.
Но здесь следует признать, что помимо созидательных землеобуст-раивающих сообществ, имеются и паразитические сообщества. И ес-тественно, язык сговора разбойников, замышляющих грабёж, будет отличаться от языка старателей, наполняющих свой дом теплом и ую-том: в одном и том же предмете они будут видеть разное. Для объе-дал, «пасущихся на русской ниве», русский язык – не связующая Тай-нопись веков, а временно принятая условность, “эсперанто”. Для них нет разницы на каком языке торговаться: где «манна небесная» – там и родина, их не интересует вопрос наращивания и развития, их инте-ресует вопрос использования халявы”, что попала им в руки. (В рус-ском языке даже нет такого слова, русский эквивалент “дармовщина” произошло от слова “дар”, и предполагает наличие истинного хозяина добра: Бога, Природы, соседа; а “халява” означает: бесхозное, ничьё – “с неба свалилось”). Доступность пера привлекает к себе рои бездель-ников, никчёмных людишек, гоняющихся за лёгкой славой, но от их гула жизнь не меняется к лучшему. Вследствие нечувствительности сброда к оттенкам русской речи, а где и умышленно, в силу врождён-ной нечистоплотности, стремясь опорочить высокое, гнилостные на-туры производят красочное смешивание возвышенного и низменного. И своё духовное уродство, часто, прячась за псевдонимом, они пы-таются выдать за «русскую» литературу. Разумную речь отличает чувство меры и такта, а не “живописание” постыдных сцен. Поэтому русская литература, это никак не описание патологической чувствен-ности, не выкрутасы смыслов, обрамлённые русскими словами, а то, что создаёт общность племён России, чьи предки пасли здесь стада, возделывали поля, строили города, что повышает Жизнестойкость, прежде всего, государствообразующего Русского племени.
Довольно удачной попыткой вычленить течение живой русской мысли среди макулатурных терриконов, явилась «Антология русско-го лиризма. ХХ в.»1, вышедшая в 2000 г.в Москве, под общей редак-цией известного барда, поэта и музыканта Александра Николаевича Васина. Это Трёхкнижие – целая библиотека дома (по 1000 страниц в томе), в ней собраны лучшие строки за все сто лет прошлого века: всё, о чём думали и через что прошли русские люди за последнее столетие. Для отбора самого-самого в Книгу русской жизни коллектив состави-телей пересмотрел более 4000 имён (десятки тысяч книг, титаническая работа!), отобрав из них 620 наиболее созвучных в Духе. Данная ста-тья, в некотором смысле, есть производная от «Антологии», и приво-димые мной поэтические строки и имена авторов, во многом взяты из неё. Однако, при внимательном изучении подборок, душок жителей “мёртвого моря”, становится, заметен и на её страницах.
В современном литературоведении даже появился новый термин «создание текстов». Конечно, это плутовство. Художественная лите-ратура, это никак не “создание текстов”, но создание социально значи-мых мыслей и художественных образов, способных объединять людей путём роднящих сопереживаний, через общую радость и общую пе-чаль. Поэтому “нейтральное” к отечеству литературоведение, совсем не нейтрально, а агрессивно-нерусское “ведение”, направленное на ослабление объединяющего русского начала в обществе, и в итоге, к уничтожению уникального культурно-хозяйственного Союза древних племён с названием “Россия”. Поэтами и писателями создаются не тексты, но стихи, рассказы, романы, сценарии: книги-советчики, кни-ги-учебники жизни, книги-наставники, книги-лечебники… или, нао-борот, книги-разрушители, книги-развратители, книги-душегубы. “Изобретением” нового термина темнила “науки” пытаются уровнять бездарное и талантливое, низкое и высокое, чистое и грязное, – вот суть того, что скрывается за словами «создание текстов».
Безродные “собиратели искусств” исходят из предположения, что творчество и поэзия в частности, есть средство САМОвыражения и, следовательно, всё останавливающее взгляд и впечатляющее, что на-писано человеком достойно прочтения. Но, увы, это не так: “мёртвые души” создают мёртвую литературу и всякий живой, взявший её в ру-ки, чувствует запах физического, психического и морального разло-жения. Разлагающаяся органика не знает границ царств: могильники и в Европе и в России пахнут одинаково, вот и весь космополитизм эс-тетов. Облечь непотребное в занимательную форму, оснастить затей-ливым “правдоподобием” досужий вздор, есть общий признак вырож-дающихся и паразитических культур. Характерным стилем “мертвя-ков” является «письмо не о чём», слова ради слов: способность прев-ращать ничтожный повод надуманного переживания “в нечто”, якобы существующее и существенное – создание «циркового» иллюзиона безжизненных форм. Второй особенностью их письма является вре-менная зависимость, в их словах, о чём бы не рассуждали, всегда при-сутствует ощущение непрочности, “незваного гостя на чужом пиру”. Интонация обречённости присутствует у них в любой мысли: в их словах жизнь не утверждается, не торжествует, а всегда угасает. И третье – отсутствие чувства Родины, укоренённости своей, единства с кормящей Землёй, которое является важнейшим условием развития русской радетельной души. У них нет строк подобных коротаевским: “| Но придет нужда родному краю || собирать сынов в стальную рать – || я, по крайней мере, знал и знаю, || за какую землю умирать.| “(В.В.Коротаев).
Со времён Петра I в России существует две русских культуры и два русских языка. Один ломаный “a la russ” диалект, напичканный раз-личной иностранщиной, на котором “просветители” из европейского сброда общаются с “диким” коренным населением России, для кото-рых всё русское (татарское, чувашское, мордовское и т.п.) и сейчас продолжает быть внутренне чуждым. Лингвистический суррогат тор-гово-административного назначения называют ещё языком государст-венным или академическим (типа “русской латыни”). Параллельно ему существует ещё народный Русский язык, как Знак кровного родст-ва русских и Духовной общности Союзных им племён. Проблема рус-ского литературного творчества состоит в том, что слово в русской ре-чи имеет иное содержание, нежели то, которое придаётся ему в речи подражателя, где оно используется лишь в качестве разменного, ком-муникативного средства. Например, что в “просвещённой” Европе именуется словом «любовь», в русском обществе называется словом «похоть», западная «свобода» по-русски называется «бесчинством или бесстыдством». Русское понятие «воля» означает: «как душа просит» и неразрывно с понятием «совести», потому что совесть есть мера души. Поэтому русская «воля» это не «вседозволенность и сумас-бродство», как трактуют это понятие презирающие коренную Русь приблудные “просветители”, но слитность волевых устремлений че-ловека и жизненного пространства, в котором его усилия реализуют-ся. Неслучайно мошенническую “приватизацию” русские переимено-вали в “прихватизацию, “демократию” – “дерьмократию”, и т.д. По мнению основателя филологии В.Гумбольдта, язык есть «формирую-щийся орган мысли» и находится в строгой зависимости от генети-чески обусловленного устройства нашей психики и соматики. Подоб-но духовному зерну, он определяет способ самоорганизации человека и общества. Поэтому русская поэзия это не забава с рифмами, не са-моублажение разнузданной чувственности, а служение: духовная ни-ва, позволяющая человеку обрести достоинство и преумножить Славу своего Рода. Поэт служит естественным фильтром нации, отделяю-щим низкое – от Высокого, Прекрасное – от постыдного. По сути, вся русская лирика есть попытка самобытной и возвышенной натуры зая-вить о своём существовании среди поверхностного, галлюцинаторно-чувственного мира. Это стремление Неуходящего и Неразменного, что составляет основу народной Жизни, утвердиться над временным и условным.
Художественное творчество весьма агрессивная среда, лишённое здравого начала, больное воображение рисует химерические образы Мира, распадающегося на отдельные, фрагментарные впечатления. Душевный разлад, слом, может быть поводом для обращения к ду-ховнику, или психиатру, но никак не является предметом обществен-ного обсуждения. Многие стороны человеческого общежития не под-лежат огласке, поэтому недопустимо путать специальную медицинс-кую и криминалистическую литературу с литературой художествен-ной. Откровения сумасшедшего, развратника, бандита, о чём бы они ни писали, столь же опасны для чтения, как кровь больного СПИДом или сифилисом, для переливания. Словесная течка сексуально озабо-ченных – не лирика, по крайней мере, не русская лирика. Публичное почёсывание промежностей годится для Африки, для Майкла Джек-сона, но постыдно для русского мужика. Поиск сексуальных удо-вольствий не является исчерпывающим в отношениях мужчины и женщины. Помимо п…релестей, в женщине должно быть ещё что-то: помощница, сестра, мать, семья, божество, несущее Родовую тайну… Словоизвержение САМцов и САМок не поэзия, а биология – призывы к спариванию, это самая низшая “творческая” ступень.
Русская лирика, становой хребет русской души, определяющий весь спектр здравых суждений и чувствований. Поэтическое слово как бы оперяет мысль и делает её летучей в народе. Поэтому словоблудие не шалость, а акция с большими последствиями, и следует хорошо подумать, прежде чем вносить ту или иную книгу в дом, психические болезни заразны! Сценическая “смесь Гомера с перегаром” не озаряет и не возвышает душу, и потому, касаясь слова, надо помнить предостережение Владимира Ананьевича Злобина:
“| И кто б там ни был – дети, звери | | какой ни чудился бы рай, – |
| не приближайся к низкой двери, || ключа к замку не подбирай |”.
Ищите здоровье в высоких духовных творениях, и будет вам по вы-соте души вашей!
Художественные образы не просто безобидные формы, а архетипы, организующие разумное поведение людей. И как бы высоко не возно-сило нас вдохновение, русская поэзия в целом имеет прикладное зна-чение и неотрывна от повседневных забот “человека-земли”,: благоде-лателя, кормильца и защитника её. Эта “приземлённость” определяет её жизненность и делает лирику основой формирования русского быта и русского характера. Литература есть «питательный бульон разума», который придаёт человеческой жизни осмысленность и содержание. Наполняя обыденное возвышенным и одухотворённым, русская лири-ка менее всего служит развлечению, но раскрывает глубинный смысл Бытия: объясняет – зачем человеку пахать? что славить? что защи-щать, не щадя живота? Русь, где Сутью и Смыслом, и движущей си-лой Истории, является русская Кровь и присущий ей русский Дух, и Россия, где русские рассматриваются исключительно как промышлен-ный и торговый ресурс, это не просто два разных взгляда, но два про-тивоборствующих течения жизни. Литература, как и русская культура в целом, в современной России находится в положении культуры ац-теков во времена Кортеса, когда вторгшаяся группа инородцев приби-рала к рукам богатства и земли коренного населения Америки. Не слу-чайно наш поэт Н.А.Полотнянко срывается до негодования, наблюдая противостояние праздного, растлительного и торгашеского душка столиц, жизнесогревающему укладу малых русских городов:
“|В Россию кровососа два || вцепились, словно паразиты: ||
|| ты – полурусская Москва, || и ты – всегда нерусский Питер!”|2
На пути своего роста, душе приходится пробивать упорное сопротивление наносного, мёртвого “культурного” слоя, пытающегося унифицировать жизнь и нейтрализовать неповторимые национальные черты. Основную оппозицию живому русскому языку, сегодня, как ни странно, составляют образованные люди, русскоговорящие полукровки и нацмены, чьим клановым экономическим интересам угрожает возрождение русской племенной общности. Это они, бесчувственные к живому и русскому, преподносят публике «химию» Бродского и «макияж» Цветаевой, как образцы «тончайшей лирики». “И не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами…”, – позёрство. Зачем лепить небылицу: кто, когда-либо из взрослых людей краснел “слегка соприкоснувшись рукавами”? С чего бы это? Возможно, поэтесса хотела сказать: “и не краснеть удушливой волной за то, что мы, от скуки, переспали…”, – сей факт может, иногда, быть поводом “для покраснения”, но это мелко “не поэтично”, потому и понадобилось придумывать “красивость”. Но русская поэзия не требует напускного тумана и театрального грима.
Русоненавистники разной масти говорят, что громко заявлять о се-бе: “я русский”, звучит как вызов. Да, господа, БЫТЬ – это всегда ВЫ-ЗОВ: быть русским, татарином, якутом, немцем, японцем, китайцем – это вызов. Ты смеешь утверждать перед другими Великими народами СВОЁ понимание о Мире, Человеке, Жизни и смерти! Быть Поэтом это тоже вызов, ты претендуешь на Место среди бессмертных Имён: таких как Гомер, Баян, Вергилий, Омар Хайям, Руми, Ли Бо, Данте, Шекспир, Гёте, Пушкин, Лермонтов… Быть инженером это тоже вы-зов: ты претендуешь вписать своё имя рядом с Архимедом, Эдисоном, Тесла, Поповым…; быть врачом – тоже вызов, ты выдаёшь себя за преемника мастерства и славы Гиппократа, Авиценны, Пирогова… Без вызова – нет развития!
Пушкинское “глаголом жечь сердца людей”, это не метафора, а “техническое требование” к хорошей работе Поэта. Если наука вос-принимает мир “в битах” информации, то поэт воспринимает в чувст-вах (тепло-холодно), ему дано ощущать излучение жизненной силы, той соединительной ткани, которая пронизывает вселенную, рисуя различные узоры бытия. Поэзия не продукт разума – это знак при-сутствия в нашей жизни ВЕЧНОГО, обучающего разум человеческий жизнелюбию. Своей эмоциональной окраской художник создаёт рель-ефность жизни: преобразуя плоскостное рассудочное видение в объ-ёмное, он достигает осознанности чувства. Для мудрости одного по-нимания мало, жизнеопределяющую мысль необходимо пережить, ро-дить заново и утвердить на земле в своих деяниях. Подобно легендар-ной Живой воде, поэзия омывает и врачует душу: то есть из разроз-ненных впечатлений восстанавливает целостную картину Мира и оживляет в человеке способность к восприятию изначальных, не мате-риализованных Стихий Жизни. Именно жизнерадостность и отличает русскую поэзию от душевно-стриптизных излияний самовыражальщи-ков. С подачи Пушкина мы стали отожествлять слово “поэт” с биб-лейским словом “пророк”, хотя в русской общине “духовником” ско-рее был Волхв, именно на Волхвах на Руси лежала забота о духовном здоровье Рода и согласовании действий людей с окружающей Приро-дой. Задача Поэта более душеорганизующая, чем душеведческая: поэ-зия ориентирует духовное пространство таким образом, что человек начинает видеть в созидательном свете. Волхв является представите-лем Богов на земле, он раскрывает содержание и свойства Даров ЖИЗНИ. Поэт – это представитель людей на Олимпе, он показывает, как использовать имеющиеся средства, чтобы утвердиться на равных среди Стихий и Богов: с каким верным чувством человеку строить до-ма, целовать женщину, идти в бой. Русская история начинается не с бегства в безлюдную пустыню, а с завоеваний и побед, поэтому обя-занностью Поэта является вдохновительство, воспевание доблести и отваги сородичей. Русская Поэзия есть то, что наполняет душу русс-кую восторгом, зовёт к подвигам и созиданию, поэтому в содержа-тельной части под словом Поэт в русском языке следует понимать: Несущий СЛАВУ! Чего никак не может дать “саранча”, прибывшая на Русь “на ловлю счастья и чинов”.
Дружба между народами строится на достоинствах и успехах, а не на бесчувствии к родному и забвении предков. Поэтому любой “интернационализм”, это, прежде всего, недовольство близкими, скрытое презрение к своему неприметному роду и потому лицемерен: без любви к своему дому, без уважения трудов и заслуг отца, деда-прадеда, нет любви и к соседу. Однако, эта тактическая хитрость очень удобна в воровстве, так как позволяет мелкой организованной, чаще всего, кровнородственной группе овладеть пространством и Волей большого народа. Поэтому, как у всех древнейших племён, достойному потомку свою родовитость надо было подтвердить доблестью, так и нам сегодня: свою русскость необходимо подтвердить служением своему древнему Роду. Мировую Русскую СЛАВУ не может создать ни немец, ни китаец, ни еврей, пишущий по-русски, её может создать только русский – и душой, и кровью!
Некоторые исследователи, началом современной русской поэзии считают Пушкина, другие – Лермонтова, третьи видят плеяду Солнц… Хотя в русской лирике никто из поэтов не обязателен: есть Рубцов – прекрасно, читаем и поём, нет – ну и Бог с ним, народ от это-го петь не перестанет, не прекратятся поцелуи и свадьбы, праздники и поминовения. И талантливый человек будет восхищать подруг и ок-рылять друзей ярким самобытным словом, что сказано “не в бровь, а в глаз”. Русские лирики настолько разные стихии, что смею утверждать: если бы в одночасье скончались не только Высоцкий и Окуджава (Зельцер), а вся пишущая братия Москвы и Петербурга – разом, русс-кая поэзия даже бы не заметила сей утраты: нас ничто не связывает, кроме Матушки-Земли и Господа Бога. Русский Поэт, это всегда из-быточный человек, он приходит к людям не за подаянием, не за ко-пейками и аплодисментами, он приходит как Кудесник, совершающий таинство окрыления человеческих душ. “Ой, полным полна моя коро-бушка…”, – это основной мотив русской поэзии, даже в печали. Поэт наличествует в природе как Стихия, и не связан с признанием “богем-ных кругов”, он такое же чудо Бытия: как Волга, Ключевская Сопка,
или Северное Сияние.
Ярко отражая индивидуальность автора, поэзия подчёркивает различие людей и народов более, чем все другие виды литературы и потому непереводима. Если в английском языке главной компонентой речи является информативность, то сутью русского слова является полнота чувств. Помимо содержательной части, слово отражает индивидуальное переживание её, образуя тем самым, живое чувствующее пространство. Яркость и пышнословие Востока, конструктивизм и празднословие Запада, в русском языке теряют свою силу. Естественная прозрачность русской мысли в мельчайших подробностях передаёт пространство поэта в его обиталище, миры внешний и внутренний проявляют себя в неразрывном слиянии. Русское слово пишется не разумом и воображением, и даже не чувствами, а теплотой текущей крови объемлющей всё живое вокруг, настоящее просто изливается через поэта. И этой своей текучестью русская лирика поразительно созвучна японской лирике (не Западной “буквенной”, а Восточной иероглифичной прописи).
Сравните танку Исикавы Токубоку с есенинскими строками:
“На песчаном белом берегу “Я по первому снегу бреду
Островка В сердце ландыши вспыхнувших сил.
В Восточном океане Вечер синею свечкой звезду
Я, не отирая влажных глаз, Над дорогой моей засветил”.
С маленьким играю крабом”.
И то и другое совершенно реально (не реалистично, а именно реально), запись объёмна, иероглифична, это не картина с дальними и ближними планами, а живущее пространство, позволяющее жить: мы в нём и, в то же время, оно внутри нас. Русская лирика проста и бесхитростна, как детский рисунок, всякое умствование и изобретательство чуждо ей. В ней больше от лубочной картинки, чем от замысловатой и мастерской живописи, как у Пушкина:
“Под голубыми небесами,
великолепными коврами,
блестя на солнце, снег лежит”.
Просто, наглядно, неисчерпаемо…
Русский человек не может жить без выдумки, без озарения, не ин-тересно: помимо хлебного, ему ещё нужно складное, милое сердцу. Чтобы душа развивалась – она должна играть, как ребёнок погремуш-кой. Песня и есть игра русской души, в южных, казачьих землях, вместо слова “спой”, так и говорят “сыграй песню”. Без распева: “Ре-вела буря, гром гремел, во мраке молнии блистали…”, – в мотив ко-торого человек вкладывает всего себя без остатка, нельзя стать русс-ким.”| Не я пою – народ поёт. || Во мне он песни создаёт; || Я только эхо песни той || святой, младенчески-простой |” (Л.Н.Трефолев).
Лиризм русской мысли, её нежность и текучесть, и есть основа песни. Утрата поэтики быта, забвение хорового домашнего пения, это утрата общности, “сращенности”, – как говорит В.Г.Распутин. Не молитвенные брюзжания библиеносов, а именно раздольная и слаженная песня трудовой и воинской общины, была основой Соборности русского Племени. Замена застольных песен эстрадной пугачёвщиной не рождает общности душ. Песня за русским столом, это: и духовник, и наставник, и “свадебный генерал”, и тамада, – всё “в одной чаше”, а наследник Баяна – поэт, не потешник на пиру, но Покровитель праздника, это и означает слово “Гений”. Представление обывателя о поэтах, как о психопатах и сумасшедших-сверхчувственниках: “кровью чувств ласкать чужие души” (пацан – С.Есенин), базируется на том основании, что масса рифмовальщиков состоит из людей с нерусской кровью, которым трудно формулировать мысль на русской лексической основе, и образцы косноязычной рифмованной зауми с расщеплёнными смыслами фраз, являются их трудами. Поэтому даже среди начитанных людей бытует мнение, что многие не любят поэзию. На самом же деле, речь идёт о психологическом отторжении врождённым русским здравомыслием словесного трюкачества и книжного пустозвонства. А любовь к глубокому и содержательному слову среди русских людей необыкновенно высока и почти не зависит от образования. Поэзия не заумна и небессмысленна, она просто НЕВЫРАЗИМА, текст стихотворения только указывает на НЕЁ: поэт лишь создаёт некое Зерцало, в котором чистые и прекрасные души могут видеть самих себя. И я утверждаю, что хорошая поэзия рождается только у здравомыслящих людей, и не переносит рисовки и позы. Если хорошие стихи и случаются даже у психопатов и неврастеников, то только в момент просветления сознания, в момент здоровья. Отмечая величественную Державность, устремлённость русской поэзии к Высшему идеалу, Н.В. Гоголь утверждал: “В лиризме наших поэтов есть что-то такое, чего нет у поэтов других наций, … то высшее состояние, которое чуждо движений страстных и есть твёрдый взлёт в свете разума, верховное торжество духовной трезвости. … Полный и совершенный поэт ничему не предаётся безотчётливо, не проверив его мудростью полного своего разума”3. Искусство не безумный бред, рождающий безжизненных призраков и монстров, но есть искусное превращение в осознаваемые чувства невыразимых свойств и форм БЫТИЯ, которые человечество не может воспринять иным образом.
Настоящий ПОЭТ это не только НЕ нервнобольной, “человек без кожи”, но наоборот – это непробиваемая броня, щит нации: когда народы в панике, боевые полки смешались с землёй, вожаки потеряли головы от навалившихся бед. А поэт ещё имеет в себе силы сказать: “Ещё не вечер!” И на основании этой силы духа нам доступны все тайны мира, подобно Орфею, Вергилию и Данте – нет в Природе такого ада, который не мог бы перейти с честью русский Поэт: “| И Вы, капитан, не тянитесь к бутылке, || юнцам подавая не нужный пример, || я знаю, что ваши родные в Бутырке, || но Вы же не мальчик, ведь Вы офицер, |” – так пели обречённые судьбой, и мы, общинники по природе, чувствуем боль за те далёкие времена и гордость за страстное желание дедов жить по Правде-Совести. Говоря о будущем России, памятуя Гоголя, задача Поэта: “в зерне прозревать его плод”. Немец хвалит Отечество за надёжность, “за сытый желудок”, а русский – и нужде, и в беспросветности Славит Россию, прежде всего, как Дом родных людей: в котором живёт взаимопомощь, любовь и самоотверженность. Вам могут учинить подлог в любом чиновном кабинете, где засели “иноземные просветители”, но ни в одном селе: русском, татарском, чувашском, мордовском, башкирском, коми, ненецком, якутском,… над вами не станут насмехаться и выжимать из вас “выгоду”, но поймут и помогут в любой острой нужде. Никакое не православие, но КРОВЬ: отвага и усердие русских, уживчивость и врождённая нешкурность наших народов, создали великую и несокрушимую Россию. Как писал умелый плотник и Талантливый ульяновский Поэт П.Т.Мельников: | Мы должны осознать себя русскими, || Вот и всё – остальное придёт. |4 Основанный на русской культуре Природный органический многовековой СОЮЗ племён центральной России это ДАННОСТЬ, он не может быть разрушен по чьей-то прихоти, и его нельзя создать искусственно ни на немецкой, ни на еврейской, ни на китайской основе.
В современной конформистской литературе воинская доблесть повсеместно охаивается и великие победы подвергаются сомнению. “Я ненавижу войну”, – говорит в одном из своих интервью Б.Окуджава, не отделяя при этом войны как средства спасения народа от физического истребления, от войны как хозяйственного грабежа. Робость и безволие, оправдывающие паразитические формы существования, не является знаком человеколюбия, это, скорее, симптомом дистрофии души. Терпимость к мерзкому – это предательство прекрасного, а неспособность к защите здравого и драгоценного, это соучастие в разрушении жизни. Результаты труда, достижения мастерства, духовные ценности и нравственные ориентиры, организующие жизнь общества на разумных и справедливых началах, требуют надёжной и решительной защиты. Готовность проливать кровь свою и чужую: за род свой и землю, это необходимое условие жизни, и естественное состояние духа мужа и воина. Однако, ввиду засилья неРуси среди пишущей братии, в “россиянской” литературе господствуют праздные и пацифистские настроения, не тружеников, не добытчиков благ, не защитников отчей земли, а приживал, присосавшихся к чужой кормушке.
Ввиду того, что русские поэты кормятся не подаянием с чиновных столов и не с “ошкуривания” праздных зевак, а знанием какого-либо ремесла, среди русских авторов известность не всегда говорит о таланте поэта, а настоящий талант далеко не всегда жаждет известности. Поэтическая одарённость русских явление массовое: нет ни одного крупного завода, КБ или института, и даже школы, где бы ни нашлось талантливого сочинителя. Огромный пласт русской поэзии составляют “нескладушки”, задорные, часто не рифмованные, искромётные стихи, обязательно содержащие глубокий скрытый смысл: “| Старший! Древний! || В круг войди || Имя внуку назови…|” (Доброслав), “|Затумань рукавом, || заморочь шепотком, || завяжи глаза платком! |” (Т.И.Смертина), “| Из нета не выкроишь естя |” (В.Ф.Михайлов), – здесь нет надуманной “утончённости”, но это настоящая поэзия, согревающая и собирающая родные души в круг. Оригинальность не является показателем таланта, самобытность это лишь сопутствующее ему свойство. Поэт приходит не “заявить” о себе (за известностью гоняется бездарность), но затем чтобы дополнить Сияние предшествующих ему Гениев: тогда и Гомер, и Гёте, и Рильке, и Лермонтов, начинают светить с особой яркостью. Это же утверждал о поэтическом таланте и Н.М.Языков: | Так гений радостно трепещет, | | Своё величье познаёт, | | Когда пред ним гремит и блещет | | Иного гения полёт. | Мы велики не сами по себе, а потому что стоим на плечах Гигантов. В преемственности высоких устремлений Духа, отражённых в традициях народа, состоит коренное отличие настоящего Искусства от доходного промысла позёров.
Сводить русскую поэзию к салонным развлечениям придворной знати в корне неверно: глубокие поэтические сказки, припевки, частушки, прибаутки, заклинания и заговоры, издревле являются составной частью быта русского человека, дворянство лишь редакционно-типографски оформило народное творчество. Поэтическое вдохновение известно людям во всех городах и весях великой Руси: “| Нынче – счёт не ранам, а трудам. | | И поют сапожные артели | | по российским малым городам. |” (Г.А.Русаков). Никакая Европа, никакая Англия и Франция, не могут сравниться с Россией по количеству поэтических талантов, да и Азия тоже. У нас любое празднество: вечеринка, свадьба, юбилей, сход, митинг, как правило, обязательно УКРАШАЮТСЯ специально написанными для этой цели Стихами. При советской власти в литературной среде даже существовал такой уничижительный термин “датский поэт”, то есть поэт, пишущий стихи к юбилейным датам. На самом деле полуиностранная столичная “богема” просто не понимала значения поэтического слова в русской жизни. В народном сознании стихотворение Удостоверяет степень Важности торжества: на Руси – Событие нельзя считать Значительным, если оно не отмечено ярким зажигательным словом! Со времён Ломоносова: Ода, посвящённая Празднеству, есть Гербовая печать Высшего ДУХА – Утверждающего – что выбранное народом событие достойно Почитания. Так было и во времена Баяна, и ещё ранее: где Слава – там Песня! Поэтому мы вправе говорить о себе, что русские – самая поэтическая, а значит, и самая религиозная нация на земле, потому что Поэзия есть язык Невыразимого СУЩЕГО.
Каждый народ обладает душевным строем столь же устойчивым, как и его анатомические способности, и от этого душевного строя происходят его чувства, его мысли, его верования и его искусства, поэтому идущая из глубин души поэзия всегда была более свободна от правящих кругов и господствующей идеологии. Начиная с Ломоносова, Пушкина и Лермонтова, христианская идеология никогда не была определяющей в русской поэзии, но Дух язычества и народных верований всегда был её главным Вдохновителем. У библейских пророков Бог – Там, а у русских поэтов Бог – Здесь(!), и неотделим от Земли-Матушки! Для древних еврейских пророков Бог, скорее, Идея абстрактного содержания, для нас же Божественность – вопрос практического применения сил. Бог для русских не только феномен, но и повседневность: “| И уже ни стены, | | ни затворы, | | ни тепло призывного огня | |не спасут… И я ищу опоры | | в бездне, | | окружающей меня.|” (А.Т.Прасолов).
Наше мировосприятие и речь неразделимы, и являются элементом внутренней гармонии нации, поэтому за пределами русской крови, русский язык утрачивает сакральное содержание и теряет своё жизнеобразующее свойство, становится мёртвым языком, не отражающим живого восприятия Бытия. А значит, говоря о русском лиризме, надо иметь в виду, что главный вопрос состоит в том: что нового может внести Русское племя в сокровищницу мировой литературы? “|Смогу ли я? || А ты? || А наши дети?.. || Сегодня, завтра и надолго впредь?.. || Нет повести печальнее на свете, || чем быть никем – || и тем же || умереть. |”(А.П.Кутилов). Слово “русский” не содержит никакого другого значения, кроме кровной принадлежности человека к древнему славянскому роду, и вопрос о русскости автора это никак не вопрос о грамотности его письма и правильности речи. Сибирские крестьяне, даже не умеющие правильно расписаться, остаются русскими по своему существу, а прославляемый русофобами Иосиф Бродский, даже владея русским и английским письмом, остаётся евреем, неспособным внести развитие не только в заимствованные языки, но даже в свой родной идиш. У русских плутовство не закладывается в основу жизни, поэтому под “словом” в русском языке понимается “правдивое слово”, а под “вестью”, подразумевается “весть благая” несущая союз различных сил, отсюда и возникло понятие “совесть” – СОединяющая ВЕСТЬ. Не “правила” рождают гениев, но Гении улавливают незримые связи явлений и придают им ясные очертания. Талант – это единственное Мерило осознанности мира, и уважение к Таланту, степень его Организующего влияния на общественную жизнь, является показателем разумности общества. Замена ПРИРОДНЫХ Вожаков и Мудрецов на услужливых “назначенцев” и бездарных “грамотеев-образованцев”, ведёт к ослаблению духовного иммунитета народа, и тогда целеустремления людей определяют жажда удовольствий и прихоть. Постижение вечных Стихий ЖИЗНИ через мерцательные ПРОЗРЕНИЯ Гения, через слияние с ним своих устремлений и чувств, требует волевых усилий и масштаба души. Правописание в художественном творчестве играет лишь вспомогательную роль. Осведомлённость в “Писании” никогда не была на Руси показателем даровитости, ещё Пушкин подчёркивал грамматическую незавершённость русской речи: “Как уст румяных без улыбки, я русской речи без ошибки – признаться честно, не люблю”. Академически грамотное “русское” письмо на самом деле является выхолощенной, механистической речью, от того и пошло в народе понятие “казённая речь”, то есть “неживая, лишённая питательной силы”. Вопрос состоит не в том: кем мы себя называем, насколько сведущи в академической грамматике? Вопрос в том: кем мы являемся, какую Суть заложил в нас Высший РАЗУМ, и какую тайну являет ПРИРОДА в нашем Родовом ДУХЕ, отражённом в нашей генетике. Поэзия это национальный мистицизм, она не описывает предметы, но организует “духовное пространство”, где единоличная душа преобразуется в социальный феномен Единого народного ДУХА, поэтому разговор о русской лирике нельзя вести без учёта биологии, и никакие инородцы нам здесь не помогут.
Быть равным среди Стихий, признание и Слава среди народов, необходимы человеку для жизни так же, как территория и даже более. Род имеющий свою Историю и Славу, обретёт и средства, и территорию, не имеющий Славы – потеряет всё, даже право на жизнь. Литература это средство самопознания народа и его самоутверждения. Каким бы ни был вклад русскоязычников в “русскую” литературу, он не избавляет самих русских от необходимости в собственном художественном творчестве и ревностного отношении к языку, как Великому наследью Предков. Напившийся вашей крови комар не становится вам братом, исторический опыт показывает, что при утрате крови – породившей язык, заимствовавшие его народы не могут самостоятельно сохранить в нём живительной силы. Растаскивание греческого языка среди народов, на территориях которых господствовали греки, привело к исчезновению могущественной греческой цивилизации. То же самое произошло и с латынью, хотя в искусственной среде (медицине и католичестве) она ещё применяется, однако, утратив естественного носителя Первородную КРОВЬ, государственный “язык всех племён и народов” древнего Рима, потерял таинственную способность творить ЕдиноДушие людей, и жизнь отвергла обескровленный “мёртвый язык”, как средство духовного развития человека. Пользуясь исковерканной “русской” речью, чужими метафорами, чуждой образностью и мифологией, мы выстужаем дом свой и душу. Филологи считают, что засорение иностранщиной родного языка даже на 3% ведёт нацию к катастрофе: нельзя устоять племени, если оно утрачивает самоидентичность речи. Сохранить в словах изначальную “чистоту” смыслов, способна только та кровь, на базе которой возникла эта языковая общность. “В склянке тёмного стекла из-под импортного пива…” (Б.Окуджава) никогда не росла Русская поэзия и не может расти, всё это спекуляции, безжизненные восковые цветы современной паразитической шоу-индустрии. Разношёрстная среда чинуш, барыг, праздных зевак, содержателей притонов и питейных заведений, прилипал “околовсяческих наук”, создаёт свою “a la russ” культуру и соответствующую ей “русскую” литературу. Однако литературная мимикрия “ночных ястребов” в “русских соколов” не даёт прилива сил, не прибавляет отваги и упорства, и не рождает в народах России уверенности в своём будущем.
Русская Поэзия от рождения была, есть и будет, языком радетелей о Земле: языком пахарей, ремесленников и воинов, а не языком барыг и плутов, и забавляющих их сценических кривляк. Самым глубоким, а может и самым лучшим стихотворением Б.Окуджавы является “Виноградная косточка”, и совершенно не случайно, что оно является лишь переводом “Грузинской песни” М. Квливидзе на русский язык. Всё творчество “флоры и фауны” русскоговорящей “арбатской дворни” – это переводы чужого, подражания (Западу или Востоку), подделки “под Русь”, но ничего самобытного, жизнедарующего, ничего значительного. Всё это театральная бутафория, увеселение “богемы” (чьи дедушки и бабушки не пахали, не жали, не пасли), досужий трёп бездельников, но не Голос самой Жизни. (Нельзя же мелочное: “я эмигрант арбатского двора”, считать великим духовным достижением “русской” литературы ХХ века). Вызывать сентиментальное умиление публики не великая заслуга поэта. Теряя связь с корнями, человек перестаёт быть концентратором созидательных сил Природы и превращается в гомункулуса, искусственное существо, и утрачивает способность к жизнеутверждающему творчеству. Когда нет древнего Корня, на который нанизываются поступки людей и события истории, – писать не о чем, и я смотрю, как бесславно уходит в небытие “бескровное племя” интернационалистов: их надежды не дадут новой поросли и подвиги их не станут преданиями. Жизнь человека больше “удовольствий” сегодняшнего дня ,и Природа карает отрекающихся от Славы своего Рода: нет славных предков, нет Славы и у потомков, нет Гениев – нет народа.
Литература:
1. Антология русского лиризма. ХХ в. В 3-хтомах. М.: “Студия”, 2000.
2. Н.А. Полотнянко. Избранное. Ульяновск, 2006.
3. Н.В. Гоголь. Выбранные места из переписки с друзьями. М.: “Советская Россия”, 1990.
4. П.Т. Мельников.Песня с зелёного луга. М.: “Три Л”, 2001.
Шушков Пётр Алексеевич родился в 1945 году, поэт и литературный критик.
Печатался в областных газетах, в «Антологии русского лиризма. XX век».