На карте Ульяновской области ещё можно найти пустые, а проще сказать «мёртвые» деревни. Вот по таким поселениям мы и отправились в надежде встретить там последних из оставшихся жителей. А поскольку наиболее вымирающий в области район – Тереньгульский, туда и рванули…

…Наконец-то дорога закончилась. Это первый симптом надвигающегося безлюдья. Первая встреченная заброшенная деревня – Новая Ерыкла – видимо, не так давно опустела. Дома неплохо сохранились.

Последний из ерыклян

Ещё год назад здесь жил последний житель – Виктор Стренёв. Неунывающий и крайне приветливый сельчанин с удовольствием рассказывал о прелестях жизни в «мёртвой» деревне. Дескать, и воздух здесь чище, и соседи не мешают, да и с жильём проблем нет. Пустых домов полно – любой выбирай! Однако на этот раз мы не обнаружили в тереньгульских выселках ни Виктора, ни даже побитой собаки. Покидали деревню последние жители, как видно, не второпях, а с каким-то даже настойчивым устремлением к новой жизни. Окна домов наглухо забиты, на дверях ржавые замки. Куда ушёл последний новоерыклинский обитатель – неизвестно. То ли в жилое село, то ли в город. А может, ещё дальше, в глушь, туда, где до него уже не доберётся ни подвоз с дровами, ни электрические провода…

Прошлое и настоящее

Смотришь на эти заросшие подворья и диву даёшься: какая история затухает! В XIX веке село Новая Ерыкла, она же Ержевчиха, славилось на всю округу. Владелец её, помещик Александр Николаевич Татаринов, как истинный «просвещённый барин» учился в Дерптском университете вместе с нашим земляком-поэтом Николаем Языковым. Брат поэта П.М.Языков приезжал в Новую Ерыклу записывать народные песни, публикация которых была восторженно встречена всем литературным бомондом, не исключая А.С.Пушкина. В те далёкие времена в имении Татаринова проживало 400 крестьянских душ. А в 1913 году здесь побывал писатель-граф Алексей Николаевич Толстой. В год визита писателя село насчитывало 221 двор и 1162 жителя. После отмены крепостного права, в 1860-е годы, симбирские помещики начали приглашать в качестве арендаторов местной земли латышей и эстонцев. «Завоевание» тереньгульских земель соседями имеет давнюю историю, которая, как оказалось, продолжается и поныне. Выезжая из Новой Ерыклы, сожалеем, что так и не встретили живую душу в мёртвой деревне. Вдруг видим: среди всех этих покосившихся хибар на окраине села кто-то выстроил совсем недурной особнячок в розовом цвете и с пластиковыми окнами. Предприимчивые жители соседних областей уже давно не гнушаются покупать землю на ульяновских просторах, именно в таких забытых деревушках. А что -электричество есть, чистый воздух, отсутствие соседей…

Новопреставленная… жизнь

Сразу после Новой Ерыклы скромно приютилось село Снежинки (в 1913 году здесь было 18 дворов, 105 жителей и крупная мельница) – ныне очередной мёртвый пункт на пути к Новой Жизни. Последнее, кстати – тоже название заброшенной деревни. Такая вот чёрная ирония… Оба села вымерли напрочь. А когда-то только в Снежинках насчитывалось 109 дворов. Года два назад от этого изобилия в Снежинках оставалась лишь пара стариков – супруги Мур-зины. Однако Виктор Степанович недавно умер. Супруга же его, баба Настя, подалась в Тереньгу к родне.

Умка и другие

Спустившись по тереньгульскому серпантину (местность здесь действительно холмистая), попадаем прямиком в ещё одно заброшенное поселение. О его безнадёжности проскрипела старая накренившаяся церквушка, непрочно установленная на возвышенности перед деревней. Некогда действующий храм, построенный без единого гвоздя, сегодня разрушен до фундамента, в куполе поселились голуби, а двери и ставни просто вынесены. В низине холма медленно дотлевает деревня. Ни таблички, ни знака. По карте получается Старая Ерыкла. Встретить здесь живую душу даже не надеемся. Но вот счастье – среди всего этого заброшенного хозяйства на верёвке в одном из опустелых дворов смело развевается мечта каждого отца семейства. Синее трико так и звало в гости. Пока добирались до дома с манящим флагом из советского трикотажа, встретили местного жителя. Наверное, именно такими русских представляют на остальной 5/6 планеты. Ушанка, фуфайка, кирзовые сапоги и добродушная готовность порассказать заблудшим городским пару историй «о жизни такой непростой», как в песне поётся. Александр Фёдорович Каледин и показал нам деревушку, где, как выяснилось, проживают аж 42 человека, 2 лошади, 10 бурёнок и щенок Умка.

– Никого уж не осталось у нас, -начал Александр Фёдорович свою экскурсию. – А ещё лет десять назад была большая деревня, полторы тысячи жителей. И всё у нас было. 500 дворов – это вам не шутка! А двор – значит дом да куча надворных построек. Да и улицы были по три с половиной километра!

Слушая обо всех бывших достопримечательностях Старой Ерыклы, даже и не верится, что когда-то здесь была не одна-единственная улочка с гордым названием Центральная, а крупное село, где в каждом дворе содержалось добротное хозяйство.

– И почта, и магазин, и колхоз, школа большая, больница была, -продолжает Александр Фёдорович. – Теперь вот только раз в неделю ждём продукты из соседнего Красноборска. Дрова изредка покупаем. Чего едим? Да что сами вырастим на огороде, тем и питаемся. Вон, гусей развожу. Молодежь-то давно разъехалась, одни старики остались. Год назад родился последний ребёнок, так родители сразу уехали в большое село. А вот приезжим не удивляемся, к нам частенько заезжают – клад всё ищут в заброшенной Покровской церкви. Да какой там клад? Как кулаков всех истребили, церковь разграбили, в советское время там и вовсе склад был. Так что всё золото уже давно унесли, не ищите…

Кондовые таланты

В глуши русской таланты сроду не переводились. Был свой самородок и в Старой Ерыкле. Самородок, как и положено, ушёл из бесперспективной деревни за лучшей долей, но плоды своего искромётного таланта на малой родине всё же оставил. Семён Петрович Сорокин – скульптор-самоучка. В лучшие времена он ваял из дерева фигуры советских вождей. Деревянная скульптура Ленина украшала некогда почётную площадь Старой Ерыклы. Теперь на её месте – бурьян и пара обугленных кирпичей. Новый памятник новой эпохе в жизни деревни.

Телефонов нет, зато есть счёт в банке

Ну ладно встретить в этой глуши дедушку из есенинских рифм – ещё пол-удивления. Но почта на окраине совсем не вписывалась в разрушенную панораму некогда процветающего села. Выяснилось, что единственный на всю округу почтальон Елена Викторовна Гришина ни дня не сидит без дела!

– Нас хоть и мало осталось, а газеты мы выписываем. Я и у вашей газеты индекс наизусть помню. Жители здесь оформляют банковские счета, отправляют посылки, пенсию получают, конечно. У меня тут можно купить и продукты, и товары для дома. Даже на счёт деньги можно зачислить. Правда, телефонами никто пользоваться не умеет. Смешно сказать, но почта здесь – как бюро услуг, последний островок жизни в деревне. Уж каких только услуг ни оказываю! Только разве что не лечу… Ну, доктора к нам приезжают, если кому-то плохо становится…

Больше года не живут.

Елена Викторовна подметила очень любопытную тенденцию. То, что молодёжь спешит отсюда сбежать – это понятно и естественно. А вот старики остаются не только потому, что некуда ехать. Те пожилые жители, кто уезжает доживать свой век в более комфортные условия – к детям в город или в большие сёла -по словам почтальона, просто «сгорают» за считанные месяцы. Практика показывает, что дольше года на новом месте никто не жил… – Видимо, тоска по родине и привязанность к пустой, но всё же родной земле съедает. Вот старички наши и боятся уезжать, как говорится, помирать, так на своей печи… Беседуя с Еленой Гришиной, молодой и здоровой женщиной, поражаешься: что её-то держит в этой богом забытой деревне, в этой продуваемой всеми ветрами избушке, именуемой «почтой», где жарко дышит дореволюционная печка?

– Как я здесь оказалась? Приехала из большого села к престарелой маме, так и осталась. Страшно? Нет, не страшно, я, видимо, уже ничего в этой жизни не боюсь. Хотя, когда год назад у нас в деревне завелось семейство диких кабанов, и они разгуливали по заросшим дворам, было не по себе. Они же, говорят, людей едят. А больше некого бояться. Двери даже не запираем.

Вместо послесловия

Побывав в тереньгульских мёртвых деревнях, невольно задумываешься: а смог бы сам вот так же поселиться в глуши лесов, среди полей, где нет даже припорошенных озимых? Есть ведь в их обитателях какая-то «таинственная прелесть». Знаете, что отличает жителей этих забытых богом, властями и нами всеми сёл? Они все довольны жизнью. В округе на десятки километров – ни души! Дороги – и той нет. А они живут и радуются, копаются на своих огородах и, по-моему, до сих пор не слышали, что царя на Руси свергли. Пашут землю и не жалуются на чиновников. У них нет долгов перед энергетиками, сотовых телефонов и телевизоров. Они просто живут и работают. И ещё газеты выписывают.