“13.12.2005. Сегодня у нас были гости. Потом он меня избил. Я была у врача, у меня сотрясение, всем сказала, что упала…”
“31.12.2005. Весь вечер он меня бил, а после Нового года хотел перерезать горло”.
“13.01.2006. Сегодня с утра он очень сильно меня избил. Я 2 недели ходила с синяками. Один из самых страшных дней”.
Молодая женщина вела дневник после свадьбы. В нем она писала о том, как избивает ее муж. День за днем, год за годом — долгих четыре года.
Последняя запись в дневнике — последний день ее жизни, 9 августа 2007-го. В этот день 23-летнюю Татьяну Матуськину из Ульяновска муж забил до смерти.
Ему дали всего год колонии-поселения — за причинение смерти по неосторожности. Суд над убийцей состоялся в сентябре 2008-го. Дневник убитой женщины в деле не фигурировал. Ненайденный, он дожидался своего часа в шкафу.
В сентябре 2009-го Владимир Матуськин вышел на свободу.
— Я Таню любил. А они, родители, ее похоронили и на памятнике написали — Маркелова, девичью фамилию, будто она и не жена мне была вовсе, — вытирает убийца на глазах горькие слезы.
Бьет — значит любит. Известная народная “мудрость”.
Убил — видимо, очень сильно любил.
Почему насилие в семье стало нормой российской жизни и отчего нашим женщинам так нравится умирать от любимой руки, читайте расследование “МК”.
…Он ее любил
“Изверг он, изверг, пошто Танечку погубил, милую мою, красавицу, доченьку”, — нестарая еще женщина в черном платке заходится плачем.
Не остановить. “Мамоська, не плачь”, — двухлетняя девочка в розовом платье подходит к бабушке, утыкается в подол.
“Это мамоська”, — кивает она на бабушку. “А это моя мама”, — смотрит на фотографию в альбоме.
На снимке счастливая невеста с женихом выпускают в небо пару белых голубей.
— А это кто? — показываю на отца.
— А это дядька, он плохой, — говорит маленькая Влада.
Из дневника Тани Матуськиной.
“Почему я не ушла от него, когда первый раз поднял руку? Это было в октябре 2003-го. Второй месяц после свадьбы.
…Сегодня у нас годовщина свадьбы. Но без драки мы не можем. Мы с Аленой (подругой. — Авт.) сидели за столом, а он в зале. Потом мы пошли гулять, а он не хотел пускать меня домой. Я вся в синяках. Даже селедкой по голове ударил…”
— Когда замуж дочь отдавали, думали, все хорошо у них будет. У нас дом — полная чаша, несмотря на то что еще две дочки росли, приданое хорошее за Танечкой дали. Машину отечественного производства молодым купили, квартиру приобрели, — вытерев слезы, рассказывает Валентина Маркелова, мать погибшей. — Таня медсестрой работала, училась в сельскохозяйственной академии. Она тянулась вверх. Жених же обычный совсем, пришел в одной паре носков и в джинсах, из муниципальной малосемейки — так что же, раз Таня его полюбила, мы с отцом ее выбор одобрили.
Владимир — невысокий, на вид пальцем перешибить. Шибзик, одним словом. Глаза, правда, красивые — голубые.
Его мать живет где-то в Татарстане, в забытой деревеньке, есть еще брат, состоящий на психоневрологическом учете. “Этой Татьяне прынц на белом коне был, наверное, нужен, а мой сын простой рабочий парень”, — осуждает бывшую невестку мать Владимира.
О том, как живется ей за мужем, молодая женщина — что женщина, девчонка 19-летняя — родителям особо не рассказывала.
Но с родными сестрами Олей и Полиной Таня все-таки делилась. “Бьет он меня, не знаю, что и делать!”
Поздно пришла с рынка — разбил в кровь губу.
Задержалась у подружки — бил всю ночь.
А если чуть выпил, тут уж для драки и повода особого не надо…
Но пил супруг, правда, мало — Таню это удерживало. У других ведь пьют и бьют. А у нее хотя бы не пьет.
— Я ей говорю: уходи от него, родители назад примут, — рассказывает сестра Ольга. — А она: “Куда я уйду? Позора не оберешься”. Но она мне многое и не говорила, правда. Я знаю, она верила, когда родится ребенок — в их семье наладится жизнь.
Первая беременность закончилась выкидышем. Владимир пришел домой с двумя банками пива, сел перед телевизором.
Таня попросила глоток, страшно захотелось пива, бывают причуды у беременных женщин. Набросился на нее с кулаками. Вызвали “скорую”.
Из дневника: “Я сказала, что беременна, но не спасли. Собраться бы и уйти, но что-то меня держит. Я, наверное, боюсь изменить свою жизнь. А терпеть побои уже невозможно. Я ведь могу стать калекой. Да и идти некуда — к родителям? Но это же не навсегда”.
Через два месяца Таня забеременела снова. Если верить дневнику, в это время муж ее почти не бил. И она ничего в свою тетрадь не писала.
Влада родилась в мае 2007-го. Спустя два месяца, 7.07.07, должны были идти на свадьбу к друзьям. Но не с кем было оставить грудную дочь. Из-за сорвавшейся гулянки Владимир опять избил Татьяну. После родов впервые.
Двадцать часов в коме
Я листаю отксерокопированные странички Таниного дневника, и волосы на голове встают дыбом. Никаких других событий, кроме как избил, унизил, дома снова был скандал, я вся в синяках, в нем нет.
Почему же ты все терпела, Таня? Чего ждала?
8 августа 2007 года. За день до смерти. “Мой день рождения! Ненавижу его. Он всегда заканчивается скандалом. Мы с Полиной (сестрой. — Авт.) пошли провожать Алену (подругу. — Авт.). Он был уже пьян. Не дала 20 рублей на пиво. Избил, кажется, даже Влада ударилась. Все-таки остался с ребенком. Но меня два часа потом не пускал домой. Мы с Полиной уже хотели спать в сарае, но я боялась за Владу”.
Утром Таня, как всегда, нянчила дома дочку. В гостях была золовка, сестра мужа.
Покормила Владу грудью. Снова открыла тетрадь. “Придурок. Ненавижу его. Когда в следующий раз? Почему я не ушла, когда он ударил меня в первый раз?”
Таня захлопнула дневник и положила его в шкаф — в свое тайное местечко, под постельное белье.
Вечером снова была ссора. Владимир повалил жену на пол, она ударилась о спинку кровати, поднял — снова ударил, снова, снова…
— Таня в тот вечер долго не хотела ложиться спать, — вот как рассказывает сам виновник о произошедшем. — Поэтому мы с ней поругались. Я ее случайно толкнул, она упала и ударилась. Я привел ее в ванную, чтобы замыть рану на голове. Там она опять упала и еще раз ударилась. Я ее уложил спать и сам лег спать.
На следующий день Владимир уехал на работу в Димитровград. Таня осталась лежать в кровати. Родственница мужа к ней, по ее собственным словам, не подходила.
Лежит, молчит — и пусть себе.
Вернулся Владимир — строптивая жена признаков жизни не подавала. Наконец поздно вечером вызвали “скорую”…
Таня была в коме. Уже двадцать часов.
Увезли в реанимацию, но поделать было ничего нельзя. Начался отек мозга.
Так, не приходя в сознание, молодая женщина скончалась.
“Я толкнул ее первый раз в жизни”, — показал убитый горем муж на следствии.
Он говорил, что безумно любил жену. Он говорил, что жизни себе без нее не представляет.
Девочка раздора
Семь с половиной месяцев длилось следствие. Вначале квалифицировали как умышленное убийство. Затем более тяжкую статью переписали на 109 УК РФ — убийство по неосторожности.
Владимир искренне бил себя в грудь.
На суде, говорят, даже заплакал навзрыд — и у всех сложилось впечатление, что он хороший парень.
Не разбойник с большой дороги, не рецидивист. Первая судимость. В чистых голубых глазах — море страдания. Грудная дочка на руках. Вину осознал и больше не будет.
“Мы потребовали провести повторную эксгумацию, — говорят родители умершей Татьяны. — В день рождения нашей старшей дочки, 19 февраля 2008 года, могилу вскрыли вновь. Патологоанатомы однозначно сказали: ваша Таня получила как минимум пять-шесть ударов по голове. Ну так что же наше слово против слова этого изверга. “Никогда прежде я жену не бил, а тут она сама ударилась”.
В сентябре 2008 года безутешного вдовца осудили на… год колонии-поселения.
Как только Владимир уехал отбывать срок, теща Валентина забрала дочкины вещи из пустующей квартиры.
Глядь — а в шкафу тетрадь, исписанная Таниным почерком…
“Ночью опять избил. Во всех комнатах бил. Порвал цепочку, разорвал одежду. Хотел побить палкой, но не стал. У меня все болит, очень сильно плечо.
Избил из-за пледа. Под глазом синяк, руки в синяках”.
— Доченька моя, доченька, что же он с тобой сотворил, почему же мы тебя не защитили, — беспомощно сотрясает кулаками простая баба Валентина.
И воет, и катается по полу…
Дело прошлое — надо поднимать внучку.
Когда мамы не стало, Владе исполнилось всего три месяца.
Родительских прав Владимир не был лишен, поэтому, как только замутилось следствие, он увез девочку к матери в Татарстан.
Родители Тани все же нашли в себе силы, официально оформили опеку над внучкой, забрали Владу домой.
На всю эту катавасию и ушел тот год, что был положен Матуськину по суду.
Владимир вернулся и затребовал двухлетнюю Владу обратно.
“Я люблю свою дочку так же сильно, как любил Таню, — повторяет он без конца. — Я имею возможность ее воспитать. Сейчас у меня есть гражданская жена, которая заменит девочке родную мать. Я хожу навещать дочку к дедушке и бабушке, бананы ей приношу, конфеты. А эти, едва увидев меня, начинают кричать, натравливают на меня Владу. Вот ведь изверги!”
Деньги же, которые положены от отца на воспитание малышки, Владимир, по его собственным словам, опекунам не дает, складывает на сберкнижку — на будущее.
“Вырастет дочь и увидит, что я заботился и помнил о ней. А бывшей теще деньги не дам, зачем они ей?! Это все для Владочки”.
Действительно, зачем двухлетнему ребенку деньги — разве она кушает и одевается?
Вот исполнится 18 лет, тогда и узнает, как любил ее папа. Правда, с учетом инфляции.
— Матуськин нам должен по суду уже больше 350 тысяч рублей алиментов. Да мы больше получали от государства, пока он сидел, — говорят Маркеловы. — И не нужны нам его поганые рубли, пусть подавится — лишь бы внучку оставил в покое.
Суд постановил, чтобы отец виделся с дочерью раз в неделю — на нейтральной территории, в районной администрации. С девяти до десяти утра.
Но Владимиру некогда, пропускает он свидания. Говорит, что работа.
Маркеловы же говорят: не придет еще раз, будем требовать лишить отца-убийцу всех прав. И так уж нервы измотаны до предела от этих встреч.
В последнюю субботу ноября Матуськин опять не явился вовремя. Бабка с дедом устали ждать. Смотрят — а он на крыльце их собственного дома стоит, откуда Таню еще невестой брал, в дверь стучится. “Доченька моя, Влада, любимая…”
Бывший тесть и не выдержал. Взял железную палку, что валялась во дворе, и что есть сил огрел Владимира по стриженой макушке…
“А я его все равно люблю!”
Каждые сорок минут в мире от насилия страдает женщина.
Чаще всего ее унижает и бьет ее собственный партнер.
Большая часть этих униженных и оскорбленных женщин живут в России.
Впрочем, женщины России как раз и не попадают подчас в общую статистику. Просто потому, что не привыкли жаловаться. Подружке на ушко, поплакать в подушку, строчку в дневник написать…
Скажи им — ноги в руки и беги, пока не прибил, — не хотят, жмутся.
Куда? В милицию с заявлением — так пошлет их милиция. Нет трупа — и дела нет.
Да и не пойдет она в милицию. Не принято это в нашем отечестве
Бьет — значит любит. И идите вы, девушка, с вашими “любовными играми” куда подальше…
— Татьяна после свадьбы начала было нам с матерью плакаться, так я хотел с Владимиром по душам поговорить, но она сама же мне и запретила: “Не надо, папа, еще хуже будет”, — и больше никогда с нами не откровенничала на эту тему, ну я и подумал, что у них нормально все, что просто характерами притирались, — разводит руками отец убитой Тани.
А может, регулярно избиваемых в семье женщин и в самом деле все устраивает?
Депутаты рассказывали, что когда-то, еще при предыдущих созывах Думы, на повестке дня уже рассматривался законопроект о насилии в семье. Так его засунули в самый дальний угол. Причем депутаты обоих полов.
Когда в стране дефолт, кризис и множество других проблем — кого интересует мужской кулак, занесенный над женщиной? Слишком мелкая тема.
Что хотим, то и получаем.
…Отца убитой Тани Матуськиной, возможно, будут судить. За то, что чуть не прибил ненавистного зятя. После удара железной палкой Владимир на целую неделю попал в больницу — с сотрясением мозга.
Суд, который должен определить, с кем дальше жить маленькой Владе, из-за этого пока перенесли.
А Матуськина в больнице навещала его новая любимая женщина. Зовут ее Леной, и она считает его самым замечательным на свете. Она его в обиду не дает. “Оговорили Володю эти бывшие родственники, — размышляет невеста Лена. — Я не верю, что он над Таней так измывался. Меня, например, он и пальцем пока не тронул…”
Ульяновск — Москва.