Два года назад Алексей Храбсков стал одним из учредителей и фактически первым актером единственного в Ульяновске негосударственного театра “Enfant Terrible”. Он и его коллеги, хоть и выделяются в театральном сообществе “лица необщим выраженьем”, считают, что одной оригинальности для искусства мало.

– Алексей, как лицедейство вошло в твою жизнь? Ты, кстати, совсем не похож на актера, насколько мне кажется…

– Это почему же?

– Много в них театральности, особенно в молодых, позерства, игры на публику.

– Ну это проблема акцентуализации личности. Я тоже не чужд честолюбия, но для меня это не главное. Кстати, обычно такие позеры и не актеры вовсе. Хотя, конечно, таланты разные бывают. И по-настоящему одаренным личностям часто присуще некоторое самолюбование. Просто таланту это можно простить, а в людях пустых бросается в глаза и раздражает.

– Так вернемся к началу твоей карьеры.

– С детства посещали мысли стать актером. Но родные были против, помню, дед говорил: “Легкого хлеба захотелось?” Кстати, недавно я припомнил маме подобные высказывания: “Ну как, легкий у актера хлеб?” В юности я не мог им объяснить, что труд артиста тяжел, а теперь уже и не надо.

Есть категория “судьба”. И я, связывая некоторые факты своей биографии, подозреваю, что она меня определенным образом ведет по жизни. Недавно в связи с трагическим поводом – уходом Бориса Александрова – в очередной раз вспоминал мою встречу с ним. Я всегда мечтал заниматься в его студии, но как-то не складывалось – учился в строительном техникуме, занимался в другом театральном кружке. Когда услышал, что студия Александрова “Драм” готовится отмечать десятилетие, мне так захотелось попасть на это событие – думал: “Не получится – умру”. Проблема в том, что на это же время была намечена свадьба моего брата. И я умудрился в этот важный для семьи день выбраться-таки на театральную тусовку. Тогда впервые увидел Бориса Владимировича, познакомился с ребятами. Атмосфера этой студии все во мне перевернула. На следующий день – точно помню эту дату: 17 октября 1992 года – загадал: проедусь до “Драма”, если вдруг встречу кого-то из вчерашних знакомцев, значит это знак, и мне суждено стать студийцем. В глубине души знал, что в воскресный день вряд ли кого-то застану на месте. Просто искал знаки судьбы. Когда шел к студии мимо гостиницы “Советская”, увидел, что навстречу шагает Александров…

Потом, когда я уже окончил техникум и служил в армии, Борис Владимирович сообщил мне, что Михаил Скандаров, педагог ГИТИСа, набирает актерский курс в университете. К тому времени я был в отчаянии – работать строителем не хотелось, актерством мог заниматься только на любительском уровне. Даже подумывал остаться в армии. Так что актерское отделение в УлГУ открылось для меня очень вовремя.

– Родственники успокоились?

– Относятся к моей деятельности снисходительно. Главное, я “не оправдал” их прогнозов относительно пьянства и разврата, с которыми в их понимании связывалась профессия актера. Это не от профессии зависит, а от человека.

– Ты не можешь не осознавать, что актерство в Ульяновске – ремесло неприбыльное. В наше жесткое время слова “служение высоким идеалам искусства”, боюсь, звучат пафосно и не очень искренне…

– Соглашусь. Но внутренне оправдываю свое дело мыслями типа: “Если не я, то кто же?” Не могу похвастаться таким подвигом, как руководитель “Enfant Terrible” Дмитрий Аксенов – он полностью посвятил себя театру, и низкий поклон ему за это. Я преподаю в университете, занимаюсь организационной работой на кафедре, на курсе. Надо кормить семью. У меня, конечно, были минуты отчаяния и мысли: “Все, закончилась моя жизнь в искусстве”. Но не тут-то было. Работа и счастливые обстоятельства сами меня находят.

– Уйти из драмтеатра в ТЮЗ, а потом из ТЮЗа фактически в никуда – большой риск. Сегодня это ощущение “подвешенности” сохраняется, если учесть, что “Enfant Terrible” – театр…

– …негосударственный. Даже рекламу себе придумали: “Первый негосударственный театр в Ульяновске”. В этом его преимущество.

Мы с Дмитрием Аксеновым выступили соучредителями. И, согласись, это здорово: участвовать в открытии театра, самому начать новое дело. Конечно, на это нужно получить внутреннее право, и я его сам у себя заполучил, потому что с некоторыми вещами в государственных театрах категорически не согласен. Там иная, отличная от моей, система ценностей.

– Наверняка пришлось, кроме актерской профессии, освоить и массу других ремесел, ставя на ноги “Капризного ребенка”.

– Мы сами регистрировали некоммерческое партнерство в Министерстве юстиции, осваивали всю эту бумажную волокиту, хозяйственную деятельность. Надо было во все “въезжать”, но Аксенов – мотор, двигатель. Именно он своим упорством, идеями, трудом доказывает, что театр возможен как театр. Что деньги не главное, а творчество – первично. Раскручиваясь, мы могли пойти по легкому пути – использовать дешевые “заманухи”, методы нейролингвистического программирования, как в “орифлеймах”. Но путь, избранный Аксеновым, – самый трудный, неблагодарный и… правильный. Когда понимаешь, что жизнь одна – я сейчас говорю не о штампе, а о четком осознании этой мысли, не хочется размениваться.

– Театру два года. Вы уже можете сказать, что период необходимости доказывать право на существование позади, вы растете, и результаты вас радуют?

– У нас коллектив из пятнадцати человек, репертуар, масса идей. А главное – свои друзья и постоянные зрители, некоторые из них, не поверишь, ходят на каждый спектакль. Конечно, доказывать право на существование нужно постоянно, потому что все меняется и необходимо двигаться вперед. Не скрою, нам, как и другим театрам, приходится делать это в непростых условиях. Уже лет двадцать как профессия артиста перестала быть в России уважаемой. Раньше актеров приравнивали к большим ученым, государственным деятелям. Они были авторитетны. Наверное, в падении престижа профессии виновато не только время, но и многие представители нашей братии. Когда приходит молодая поросль, и ты на просьбу “Сыграй, как Мордюкова” слышишь “А кто это?”, становится страшно. Поэтому приходится, засучив рукава, работать, учить. Талантливых, умных ребят достаточно, но многие, как я когда-то, мнутся, не решаются пойти в актерство как в серьезную профессию, потому что все мы рабы предубеждений.

– Я как раз об этом хотела поговорить. Тихонов рассуждал, что раньше за артистом стоял огромный культурный багаж, без досконального знания классики путь в профессию был заказан. Поэтому они были интересны нам не только как лицедеи, а, в первую очередь, как личности. Ты в этом плане осознаешь необходимость работы над собой?

– А как же?! И страшно мучаюсь, что у меня не тот багаж, как у моих учителей, стараюсь его пополнить. Тем более на мне ответственность обучения студентов, я не могу позволить им превращаться в звезд сериалов, прочитавших две книжки. В этом году сам поступил в аспирантуру по педагогике – чтобы быть хорошим наставником, мало просто знать основы ремесла, нужно еще представлять, как этому научить. Жаль, что сам теряю учителей. Уход Бориса Владимировича не укладывается в голове. Благодаря ему я понял, что человек живет и после смерти. Александров так сильно “впечатался” в тех, кто его знал и любил!

…По сути, ответы на все вопросы можно най- ти в классике. Она на то и классика, что всегда современна. Но при этом и за новациями нужно следить, чтоб развиваться.

– А ты сторонник столь новаторских форм, когда любые три доски превращаются в сцену и объявляются театром?

– Театр может быть и на коврике. Но по законам, открытым Станиславским. А если уйти в сторону спецэффектов, это будет не театр, а поп-культура.

– Что, на твой взгляд, отличает “Enfant Terrible” от других?

– Степень искренности и любви к театру как таковому. Сейчас очень много народу в этом виде искусства, которые там не ради творчества, а ради самоутверждения и денег.

– А концептуальная, идеологическая составляющая укладывается в какую-то формулу?

– В центре всех наших спектаклей стоит герой, о котором, в общем-то, больше никто в театре не говорит. Человек свободный и ответственный, способный сделать что-то большее, чем от него ждут. Достоевский говорил, что красота спасет мир. А мы думаем, не только красота, но и умение отдавать.

Считаю до трёх…

Считаю самым большим богатством и величайшей ценностью человека.

Считаю театр “кафедрой, с которой можно сказать миру много добра”.

(Н.В.Гоголь)

Считаю “Enfant Terrible” театром настоящего и будущего, потому что верю в него и отдаю ему свое сердце…

(Алексей Храбсков о себе на сайте теа- тра www.enfant-terrible.ru)

Ольга Николаева