ОЛЕГ САМАРЦЕВ

По сути дела телевизор не оставляет мне шансов молчать, провоцирует меня, как базарная торговка, матом орущая на прохожего… Будучи зрителем потусторонним, в смысле прожившим слишком много лет по обе стороны экрана и перед ним и по ту сторону, я понимаю, что эмоции вызывает совсем не то, КАК показывают мне действительность, а она сама, не всегда понятная мне.

Думаю, не я один похож на персонаж популярной телепрограммы. Почти все, увидев очевидный абсурд посредством родной документалистики, готовы взорваться несдержанным воплем. При этом никто не кричит – «давай-давай, молодец» какому-нибудь политику, бодро рассказывающему об очередной порции счастья, подаренного народу новым особо прогрессивным законом. Так иногда кричат футболистам, которые еще через мгновенье, вот-вот, должны забить победный гол в чужие ворота. Политикам так не кричат. Там на экране, под увеличительным стеклом телеобъектива я с сожалением вижу чаще всего абсолютную пустоту, а говорить с пустотой не хочется, потому что бесполезно и глупо. Но иногда порция счастья, по словам чиновного бодрячка, так велика, что даже я понимаю, что это – просто очередное вранье и тут я взрываюсь. Конечно футболисту, у которого за «чуть-чуть», как всегда, оказались не ворота, а штанга, я мог бы сказать и покрепче. Бодрячку достается довольно интеллигентное – «Ну что ты несешь,…!» или обиженное – «Совсем уж нас быдлом считаете». Хуже бывает, когда тебя считают идиотом. Вот незадолго до выборов бодрый сюжет о подкупе избирателей. Семья вполне приличных людей. Кухня. На столе вполне приличный набор продуктов, аккуратно, как на дознании, выложенный на обеденном столе. Возмущенная хозяйка семьи, которой на заднем плане не менее возмущенно поддакивает все остальное семейство, рассказывает некрасивую историю о НЕКОМ депутате, листовку которого она обнаружила в продуктовом пакете, врученном ей недавно КАКИМИ-ТО молодыми людьми. Конечно, она, взяв пакет с едой неизвестно у кого, внимательно его изучила, и обнаружив не только макароны и сгущенное молоко, вызвала телевидение и разложила к его приезду продукты для большей убедительности просмотра. А еще – тут внимательно! – написала заявление в прокуратуру. Естественно – это гражданская позиция. Если бы листовки не было, то продукты могли бы и пригодится, следует понимать из контекста. А с листовкой, ситуация коренным образом меняется… И тут снова кричу – «А брали то зачем неизвестно у кого? Кушать хотели?» И, наверное, кричу не один, и, конечно, не грубее иных, нас очень много, потому что я вижу, как ей самой становится стыдно с каждым неискренне сказанным словом о гражданской ответственности и том, как никто не позволит себя подкупать. Вот так. Обратная реакция диалогического телеэкрана.

Впрочем, выборные телетехнологии ругать легко и приятно, как Иешуа было легко и приятно говорить правду. Так что, не буду об этом… Криминальная хроника – это истинный кладезь эмоций. С ней не то что бы говоришь, вопиешь, ошалев от многообразия самых непредсказуемых коллизий. Вот совсем молодая девчонка, которую изнасиловала группа подонков. Она, вытирая слезы, рассказывает как это было. Замираем от сочувствия к ней и ненависти к мерзавцам. Молчим, сжимая зубы. Хочется вернуть расстрел, как меру наказания. Она того же возраста, что наши дети. Но ситуация не оставляет шансов молчать долго. Она говорит, что встретила пятерых парней возвращаясь из клуба, где выпила немного из жестяной банки с тонизирующим эффектом и алкоголем. Тут же познакомилась и пошла к ним в гости на квартиру, предположим, к Васе. Было поздно, но все предложили выпить еще – отказаться было неудобно. Пили водку, опять из жестянки чего-то тонизирующего с алкоголем и что-то еще, чего она не очень помнит. Играли в карты на раздевание. Она проиграла – в карты играет плохо, а, предположим, Вася хорошо… И это случилось…

Неожиданность поворота истории заставляет кричать – «А ты как думала?!», потом становится стыдно, и канал я переключаю. Но почему-то остается ощущение, что жизнь этой девочки пошла под откос не в тот час, когда над ее телом надругались подонки, а немного раньше… Вот такой мир, с которым камера обходится беспристрастно, как судья штата Оклахома, показывая его во всей абсурдности и наготе.

Пару раз кричал на строителей и авторов мегапроектов. Не сильно, но с чувством. Недавно услышал про ледовый дворец, который в Ульяновске построят для развития спорта. Ну, для эфира новость хорошая, позитив, тренд, высокие имена, масштабность. Хороший сюжет. Но не удержался: «Опять!? Что ж вам ледовый дворец-то спать не дает!» Дежавю было слишком сильным. Сильнее всего оказалось «Ульяновск – наностолица России». К счастью визуализировать это практически невозможно, но на маркер, ключевое слово среагировал интуитивно – «Какая, какая?! Нано, это меньше чем микро? Крошечная тоже, только крошечная совсем». Жена ругалась, что придираюсь к словам. Ну, извинился.

Иногда мне кажется, что со времен моей телевизионной молодости в мире произошло что-то непоправимое. Ведь все, что мы видим вокруг, камера видит тоже и более того, точно, ярко и выпукло фиксирует. Но почему-то все чаще на экране странный искаженный мир, в котором пропорции здравого смысла сдвинуты и размыты, как в комнате с кривыми зеркалами. Поэтому тянет не смеяться, а разговаривать с телевизором в грубых тонах, пытаясь восстановить справедливость хотя бы для себя самого, что, дескать, это же бред, все не так… А вот в Ульяновске теперь только два местных телеканала. А было пять или больше… Как-то незаметно случилось, что все местные телевизионщики ушли из эфира, пропали. Они ведь были хорошие, талантливые люди, их любила аудитория, они творили, жили нервной, но интересной жизнью. А потом ушли. Иногда мне кажется, что они просто огорчились, что вынуждены снимать мир сквозь кривые зеркала, обиделись и ушли от нас, в неизвестность, как уходят в никуда лемминги в ночь полной луны…