«Я не могу смотреть спокойно, когда небрежны с хлебом. Я выжил, потому что был большим и мне не требовалось много калорий. Другие зрелые мужчины умирали от дистрофии. У них было просто слишком мало сил для себя. К тому же у меня не было ни жены, ни детей, о которых болела бы душа. Некоторых погубила тоска по своей семье».

За этими воспоминаниями – конкретный человек. Но наверняка подписаться под ними могли бы тысячи. Победители. Побежденные. Те, кто во время Великой Отечественной войны пережил, может быть, самое страшное – годы плена. Немецкого или русского – не суть важно. Потому что испытания, которые уготовила военнопленным война и судьба, стали испытанием на человечность. И их не вычеркнуть из истории. Нашей истории.

…В середине 90-х в музей истории УАЗ пришла бывшая работница завода Ирма Отт. «Она только что вернулась из Германии, где гостила у родственников, – вспоминает директор музея Алла Молева. – И рассказала о необычной встрече. Женщина познакомилась с Хофманом Викфридом. Тот, узнав, что гостья приехала из Ульяновска, неожиданно стал расспрашивать ее о городе и автозаводе. Конечно, Ирма Карловна удивилась – откуда немцу знать про ульяновский автозавод? Оказалось, что он был одним из тех, кто этот завод строил! Точнее, копал котлован под заводскую ТЭЦ и строил жилые дома на улице Автозаводской».

Несколько тех домов еще стоят на той улице. Но только старожилы знают, что строили их пленные немцы. Впервые их привезли в Ульяновск в 1943-м. Как можно было относиться к врагам? Общаться с пленными – запрещено. Помогать – ни в коем случае! Но фронт – далеко. А здесь русские женщины видели перед собой не врагов, а молоденьких, истощенных, измученных парней. И украдкой подкармливали их, делились куском хлеба, порой последним. Тайком приносили теплую одежду – те потрепанные телогрейки и продырявившиеся шерстяные носки многие увезли с собой в Германию.

Фритц Дехант попал в Ульяновск в августе 1944-го. Спустя десятилетия он говорил в интервью немецкой газете: «Русские охранники были разными. Среди них были и человечные, и жестокие, такие, как и везде. В определенной мере эта война переродила всех. С обеих сторон это была просто резня. Вначале в одном из цехов жило около 3 700 человек. Через полгода осталась только 1 000. Умирали от истощения, болезней, тоски. Голод был вездесущ. Собирали уголь, измельчали его и ели. Но у русских самих было нечего есть»…

Умерших хоронили на засвияжской окраине. Врач, который был приставлен к немцам, под страхом наказания не имел права передавать родным сведения о смерти пленных. Но он все-таки делал микроскопические записи, сохранил их и вывез в Германию. Разве немецкие матери не хотели знать, в какой земле похоронены их сыновья?

…После той случайной встречи в Германии с Ирмой Отт группа бывших военнопленных вместе с Хофманом Викфридом все-таки приехала в Ульяновск. В музее автозавода они встретились с русскими женщинами. Оказалось, что у них есть общие воспоминания. Одна из заводчанок – Тамара Васильевна – в годы войны работала в инструментальном цехе. Ждала ребенка. И каждый день тяжело ковыляла мимо пленных в цех. А на ногах – изношенные чуть ли не в клочья ботинки. «Фрау, – посочувствовал однажды пленный немец, – вам же холодно». Спустя несколько дней он преподнес ей «босоножки», которые сделал сам из резиновых ремешков и деревянной подошвы…

Немецкого кладбища бывшие пленные не обнаружили – на том месте построили Засвияжское трамвайное депо. Позже останки военнопленных перезахоронили на Ишеевском кладбище. Все по-людски. Как по-людски поступали русские женщины, поразившие когда-то врагов своим великодушием. «Я не могу смотреть спокойно, когда небрежны с хлебом», – написал спустя полвека Фритц Дехант. Ведь когда-то кусочек русского хлеба спас побежденного солдата от смерти.

Ольга Савельева