Жан МИНДУБАЕВ

Волнует ли эта проблема власть, родственников, общество? В современной России люди пропадают по-разному.

Ульяновский строитель Андрей Пенкин – душевный, непьющий молодой человек, ушел с работы в хорошем настроении. Была пятница, впереди ждали два выходных. Однако ни в понедельник, ни в последующие дни Пенкина никто не увидел…

Его стали разыскивать. Обзвонили родственников в дальних и ближних весях, расспрашивали знакомых, справлялись в моргах. Пусто. И только через год в реке Свияге был обнаружен труп Андрея. Ноги и руки утопленника были замотаны проволокой. Кто и за что расправился с человеком, так и осталось неизвестным.

Ульяновский поэт Анатолий Ч. исчез год назад после выхода сборника стихов. Поскольку он был не женат, не имел ни детей, ни родителей, его никто и не спохватился. Подумали: уехал в родную деревню, дабы в тишине предаться поэзии… Однако в деревне поэта не оказалось. Милиция стала искать литератора. Безуспешно.

И лишь минувшей весной выяснилось, что поэт провел зиму в «трубе». Так именуют в Ульяновске громадный водосток замурованной под землю речки Симбирки. Поэт, оказывается, пришелся по душе местным бомжам, давно уже приютившимся в водосточном туннеле. Его разыскивали десять месяцев – а он по вечерам, «приняв на грудь», читал сотоварищам свои нетленки…

…В кочегарке поселка Сурское однажды обнаружена была одежда местного жителя Бориса Хлопина. Кто-то из поселковых видел, как Борис туда заходил. Жена ринулась в милицию: «Сожгли моего мужа собутыльники!». Розыск Хлопина длился долго – однако результатов не дал. Но вот недавно поселок сотрясла сенсация: «Борис вернулся!»

Не верится – но факт: пятнадцать лет блукал по весям бескрайней России человек! И прибыл на родину как ни в чем не бывало. Родственникам бы радоваться – но жена его не приняла, из избы выгнала. И где теперь тот Хлопин?! Теперь его никто и разыскивать не будет – ибо такого рода действия наша милиция предпринимает, как правило, лишь по заявлениям родных…

Примеров такого рода тьма. Все перечисленные сюжеты – лишь малая часть громадного айсберга под условным именем «Пропащие люди». Именно «пропащие» – ибо речь идет не просто о тех россиянах, коих называют «без вести пропавшими», но и о тех, кого на Руси уже вычеркивали из списка живых еще как бы при их жизни. Вот как того же Хлопина…

Каждый раз, встречая в газетах, на милицейских стендах объявления о розыске пропадающих с ужасающей периодичностью граждан, я ловлю себя на первой мысли: а озабочены ли этим необъяснимо нарастающим явлением наши власти?

– Конечно, озабочены, – сказали мне в администрации Сенгилеевского района. – Вот у нас года два назад парень исчез вместе с автомобилем. Мать, естественно, не в себе, требует сына разыскать. Ищем вместе с милицией. Неустанно.

Увы, этот «неустанный поиск» пока безрезультатен. Как – замечу попутно – и тысячи ему подобных по России.

Российские граждане такое отношение к саднящей ране давно ощущают. И высказываются примерно так:

– А простые люди вообще властям не нужны! Куда ни придешь – в поселковую администрацию, в районную, в мэрию, в милицию, – везде смотрят на тебя как на надоевшую осеннюю муху. И совсем неважно, что тебя во властный кабинет привело: протекающая крыша, неосвещенная улица или необходимость машину зарегистрировать. На все случаи один подход: «Вас много – я одна. Не докучайте».

Подобных суждений и мне приходилось слышать немало. И трудно с ними не согласиться. На самом деле: кто мы, граждане российские, для власти? Объект заботы, опеки, защиты? Куда там! Скорее – надоевшая «масса», от которой одна морока и головная боль. Нет, в повседневной жизни мы власти не нужны. Точнее так: нужны лишь в нескольких случаях. На выборах, при призыве в армию. Все, пожалуй. А, еще! Когда налоги надо платить! Во всех остальных случаях, повторюсь, от народа для власти одна лишь докука.

А уж если дело касается пропавшего родственника или просто знакомого – тут еще и наслушаешься всякого. Типа: «А может, он от похмелья не отошел?!» Или: «Нашел, поди, другую подругу (или друга)»… И начинается тягомотина. То есть: ничегонеделание при соблюдении казенных формальностей. То бишь дело «о пропащих» завели, объявления дали, на «розыскную доску» фото повесили. И хватит.

Однако был бы я не прав, рассматривая нерадивость власти в качестве единственной причины для возникновения тех «черных дыр», в коих люди пропадают. Конечно, это не так, и напомнить о разно причинности обсуждаемой проблемы надо бы.

Ну, первая, на мой взгляд (после нерасторопности и неразворотливости власти) – тот «дух бродяжий», по поводу которого еще и Сергей Есенин горьковато вздыхал. Разве он исчез, выветрился из народа? Не-ет, на любом российском полустанке и поныне встретишь «босяков» (по М. Горькому), кои сорвались с насиженного места, захлопнули за собой родную калитку – и подались куда глаза глядят, неизвестно за чем. Тот же Борис Хлопин из поселка Сурское – он ведь и сам не может толком объяснить, какая нечистая сила толкнула его бродяжить по БАМу, по дальневосточным рыбколхозам, по лесоповалам сибирским (сам мне в этом признавался).

И разве мало таких, как он? И к ним ныне еще прибавились тысячи российских девчат (подчеркну: именно девчат), которые по дальнобойным трассам в поисках приключений мотаются. И часто «след их вдали исчезает…».

На эту тему вспоминается мне любопытный сюжет. Приехал как-то ульяновский губернатор в село Ключищи (оно на федеральной трассе) по серьезным делам. Его окружили взбудораженные ключищенские мамаши и хором предъявили претензии: «Наши дочки на трассу повадились ходить! Урезонит их власть или нет?».

И что было ответить губернатору? Что за своими детьми смотреть – все же обязанность в первую очередь родителей, а не власти? И если уж предъявлять претензии к власти, то уж не за странный «романтизм» молодых, а за то, что в нашей российской провинции ныне ужасающая безработица, мизерные зарплаты, обделенная социальная защита со стороны как местных властей, так и государства вообще. За то, что повсеместно закрываются школы, медпункты, библиотеки и клубы. А сермяжная жизнь молодежь сегодня устроить не может.

Однако продолжу о семье. В поселке Елшанка поселилась три года назад пенсионерка Мария Ежова. До того она жила в Ульяновске, однако пенсии на все про все не хватало. Пришли к ней «черные риэлторы», предложили квартиру продать и перебраться в эту самую Елшанку: «Там за бесценок жилье купишь, а на оставшиеся деньги беззаботно до кончины проживешь».

Женщина, что называется, «клюнула» на заманчивое предложение. Переехала в Елшанку. Не знала бедная, что там уже целая улица заселена такими же «пропащими»; что они пьют, деградируют и даже бесследно исчезают. Марию Егоровну тоже однажды не обнаружили в ее убогом жилье. Только через полгода нашли бедную в лесном овраге бездыханную. Объяснили так: «Подалась за грибами. А вернуться сил не хватило».

Так и не узнала старушка, что горькую судьбу подстроила ей родная дочь – ради городской материнской квартиры…

Итак, нарастающая криминализация страны, равнодушие властей, семейные дрязги, материальное неблагополучие – вот лишь некоторые причины, толкающие людей в безвестность, в «черную дыру». Однако есть еще одна, о которой уже устали говорить, но о которой и молчать нельзя.

Это – традиции, идущие из глубин веков. Надо правду сказать: живем мы как-то залихватски; менталитет у нас… как бы это сказать? – не склонный к тому, что немец обозначил словом «орднунг», то есть порядок. Бесшабашные мы очень. Эмоциональны слишком. Поскандалили с женой – бежим куда глаза глядят. Пьем если – нам море по колено. В поездах знакомимся с кем попало; начальство обидело – в глухомань стремимся. И к шатанию по родным необъятным просторам слишком привыкли. Нам ограда – не преграда, тысяча верст – не расстояние.

Детишек в лес по ягоды одних отпускаем, сами за выпивкой в ночь-полночь готовы куда угодно помчаться. Откуда в стране армия бомжей? Почему нельзя этих несчастных людей, уже никем не учитываемых, в специальные поселения собрать? Кормить их там за счет казны, медицинский пригляд обеспечить. Ну хоть к налогу копейку на эти цели добавьте – не откажемся…

Одно понятно: «пропащих людей» в стране, претендующей занять достойное место в мире, быть не должно. Мне так кажется.