В Ульяновске прошел второй Открытый фестиваль кино и телепрограмм для семейного просмотра имени Валентины Леонтьевой «От всей души». Всего за пять дней фестиваля его мероприятия посетили 15 тысяч человек. В конкурсную программу фестиваля вошли 14 фильмов, в том числе шесть документальных, еще десять кинокартин были показаны вне конкурса. Гран-при – приз губернатора Ульяновской области Сергея Морозова «За вклад в российское национальное кино для детей и юношества» вручили Владимиру Грамматикову.

Заслуженный деятель искусств, член Академии кинематографических искусств «Ника», член Совета по кинематографии при Министерстве культуры, секретарь Союза кинематографистов России, действительный член российской киноакадемии, ныне – креативный продюсер в российском офисе компании «Дисней», показал в Ульяновске три свои сказки, а всего для детей он снял более десяти картин. Каково было детство самого победителя фестиваля «От всей души» рассказал Владимир Грамматиков.

– Вы очень изменились с детства?

– Нет. Может, менее наивный стал… Я был верткий, юркий. Мама говорила: «У тебя шило в заднице». Я на одном месте сидеть не могу по сегодняшний день. Как ртуть – мне нужно перемещаться, ходить, ездить.

– Ваша семья имела отношение к искусству?

– Нет. Только случайное соседство с Михалковыми связывало меня с искусством. Нас было пятеро детей. Я вообще я родился в Свердловске на Урале. Мама была оперная певица, но недолго, потому что она рожала. Старший брат Коля – 32-го года, Юра – 35-го, Люся – 38-го, я – 42-го и младшая сестра Галя уже в Москве родилась в 48-м.

– Такая большая семья! А папа кем был?

– Папа был государственный чиновник. В те годы замминистра угольной промышленности, а в последние – генеральный советник по строительству в Совете экономической взаимопомощи. Через Никиту Михалкова были контакты с Николиной горой – людьми искусства, откуда и моя жена Наташа – дочка народного художника Николая Николаевича Жукова. Очень известный был человек, лауреат государственных премий. Он рисовал детей и вождей. И был руководителем студии военных художников им. Грекова.

– Это как бы одни друзья?

– Да. А другие – это дети госчиновников на госдачах.

– То есть вам было хорошо?

– Лучше, чем другим, однозначно. Кремлевский распределитель, например…

– Пайки?

– Да. Отдельный был конвейер на мясокомбинате, где делали специальную колбасу, специальные сосиски. Смешно сейчас выглядит, но тогда в пайке были вобла, карбонат, оливковое масло. Талончики – обед и ужин в спецстоловой. Вообще эту столовую Ленин создал для нескольких политкаторжан, людей, истощенных лагерями и тюрьмами, а разрослось все в тысячный чиновничий аппарат.

– А как вы оказались соседом Михалкова?

– Совершенно случайно. Этот дом на улице Воровского строила метеослужба. Они построили три этажа, и у них не хватило денег. Но Министерство угольной промышленности было очень богатое в те годы, и они достроили еще три этажа. И дом стал принадлежать двум ведомствам – метеослужбе и угольной промышленности.

– Как туда попал Михалков?

– В угольной промышленности были богатые люди, они строили большие пятикомнатные квартиры до ста сорока квадратных метров. Сергей Владимирович до этого жил на улице Горького, у них была небольшая квартира. К тому времени он уже был очень известный человек, и ему, естественно, хотелось большей жилплощади, а больших жилплощадей тогда не так много было – и все заняты. И мы оказались на одной лестничной клетке – дверь в дверь. Наши братья старшие – Андрон с Юрой – общались, но не так много, а мы с Никитой в детстве прожили, как два сводных брата. У нас три года разницы – он с 45-го, а я – с 42-го, в 48-м, 49-м мы не общались, потому что он был маленький. У него была бонна – Хуанита из Испании. Тогда их брали в семьи обеспеченных людей. И мне кажется, что Никита начал вообще сначала говорить по-испански, а потом по-русски. Он сначала ругался с ней, а потом бежал за ней и кричал: «Хуанита, Хуанита, пердона ми». Где-то с класса третьего мы уже плотно общались.

– Ревность, общие любови?

– Общая любовь была Катя Москатова – страсти кипели. Помню, Никита не пригласил меня на дачу из ревности, я в замочную скважину смотрел, как они садятся в лифт и едут на Николину гору. И сердце билось, и слезы наворачивались. Мы дружили до армии. А после армии немножко разбежались. Он был занят собой, и я собой.

– У вас были в детстве клички?

– У меня семейная была – Карапет: я был маленького роста. Или Прокурор меня еще звали: я любил всех мирить и рассуждать. Прокурором я был на семейных советах, которые устраивала мама. Всей семьей обсуждались покупки. Детей много, а денег даже при папином положении не хватало. Советская власть придумала платить немного, а зависимость была полная – давали машину, кремлевский распределитель, поликлинику, дачу, а деньги не платили специально, потому что деньги – это независимость. Ему как бы говорили: «Веди себя хорошо, и у тебя будет «Волга», а если будешь очень хорошо себя вести, то сядешь в «Чайку».

– Андрей Кончаловский снял вас в фильме «Дворянское гнездо». Вы там кто?

– Это просто Андрон пригласил меня посниматься. Я там с ковром выбегаю в маленьком эпизоде. Это длится десять секунд. А наша кинематографическая жизнь с Никитой началась на фильме «Мальчик и голубь». Это был дипломный фильм Андрона – Коля Бурляев маленький, Урбанский еще был жив. Нам было поручено ночью ловить голубей и связывать им крылья, чтобы они не улетали, потому что на утро их нужно было выпустить на Красную площадь. Мы с Никитой вязали этих голубей, и они на нас гадили в сарае. И я еще ассистировал оператору. Меня посадили на кран, и я должен был перевести фокус с одной позиции на другую. Большего профессионального волнения я не испытал никогда в жизни. Так мы входили в жизнь. Потом у Никиты была уже роль. У него был маленький эпизод в фильме «Солнце светит всем», но разговоров была масса – что он снимается, что ездит, все ему завидовали. Он рассказывал, что такое съемка и грим, как это все сложно и трудно. И все, конечно, страдали жутко. Потом пошли смотреть кино, а от него там кусочек остался. Никита сказал: «Вырезали, гады!»

– Ваша первая роль, какая была?

– Это фильм «Я солдат, мама» с Сережей Шакуровым.

– А вы так вначале по актерской линии пошли?

– Вначале, да. «Белорусский вокзал», я там водителя играл, возил всю эту замечательную троицу, в «Короле-Олене» играл Арлекина. «Осенний марафон», я там воздыхатель Марины Нееловой, на мостике с ней случайно встречаюсь, «Остров сокровищ».

– У вас много наград?

– В Хихоне, это Испания, на детском кинофестивале за мой фильм «Шла собака по роялю» – огромный камень, на нем лошадь. Мы его оставили в посольстве, потому что ее никто поднять не мог, еле куда-то на камин поставили. Так она по сегодняшний день и стоит в Испании, моя лошадь. А вот приз Московского международного кинофестиваля, такой красивенький, у меня дома. В Ашхабаде я за лучшую комедию года «Шла собака…» получил ковер рукотворный. Мы его на двоих с Викой Токаревой получили, автором сценария, разыграли, и он достался мне. Дома еще стоит «Золотой Каир» с фестиваля в Египте – немыслимый какой-то человечек. И еще часы «Швейцария, Лозанна». Серебряный приз на Всесоюзном кинофестивале за фильм «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты» – ломоносовская ваза огромная и еще ваза на фестивале в Минске, но она разбилась. А на фестивале Ролана Быкова мне вручили тяжеленнейшего Георгия Победоносца из бронзы килограммов на пятнадцать. Это авторская работа Зураба Церетели.

Наталья РТИЩЕВА, Ульяновск – Москва