Вот такая теория (цитата из неё) была изложена, весьма уважаемым ульяновским блогером, однако, события от 24 июня 2010г. (голодовка учителей и родителей), безусловно требует определенных корректур теоретических постулатов.

Мне вот в голову пришла мысль, что никто не протестует и не будет протестовать в нашей стране только по одной причине. Всем на всех наплевать. У нас давно сложилась традиционная позиция – каждый сам за себя. Зачем мне или кому-то еще идти на баррикады или просто с плакатом, а тем более, если там ОМОН или еще чего похуже. А если даже ОМОНО и нет – вот зачем мне это все нужно, думает каждый. В Европе есть понимание социальной взаимоответственности, когда я знаю – плохо мне, значит, будет плохо всем, плохо всем, значит и мне будет плохо рано или поздно. Это какая-то не личная, а гражданская ответственность, как законопослушание. При этом воспитывается эта взаимоответственность человека перед собратьями и собратий перед человеком с детства, вмонтировано в идеологию.

Только у нас есть пословица – моя хата с краю. А может и не только у нас, но у нас – она поведенческий базис. Чувство сопереживание относительно обиды другому человеку или людям у нас прямо пропорционально расстоянию до этого человека или количеству выпитого. Если обидели меня или брата – буду бить морду не думая. Двоюродного обидели – подумаю. Троюродного – бить морду не буду, но повозмущаюсь и посочувствую. Соседа обидели… Хорошо, что не меня.

Полагаю, что всё гораздо сложнее, есть определенные моменты, когда забываются идеологические разногласия, собственные интересы и наступает ситуация общественного не равновесия, социальной напряженности. В определенных случаях, как прекрасно описано к книге Гилмора “Теория катастроф”, переход от ситуации социальной напряженности может скачком перейти в точку невозврата, либо для отдельных индивидуумов, либо для общества в целом..

К сожалению, современные “управленцы” теоретически слабовато подкованы в данных аспектах теории управления, забывая, что управленческие события, как факт – не коммутативны, и зачастую необратимы, тем более они не владеют инструментом оценки социальной напряженности с учетом существующей теории социальной стратификации. Речь идет прежде всего об “эффективных менеджерах” из числа местных чиновников, и остается только приветствовать желание представителей интеллектуальных кругов в проведении исследований феноменов “народного терпения”. Напомню, что некто герр Леопольд фон Захер-Мазох, изучив традиции и обряды русского народа, посвятил остаток своей жизни исследованиям данного феномена.

Впрочем, Зигмунд Фрейд, тоже уделил этому феномену известное внимание, в своей работе “Экономическая проблема мазохизма”, но это дела прошлых веков, более интересное представление видится в работах Даниеля Рэнкур-Лафильера, с его анализом таких русских понятий как “судьба”, концепта “дурак”, и целого культа страданий (см. “Русскость как диагноз”). Инверсия указанных представлений, как раз и показывает пределы “русского терпения”, после исчерпания которого наступает известный русский бунт, тот который “бессмысленный и беспощадный”.

Тем не менее, известная шотландская баллада Р.Стивенсона, в силу русского менталитета не имеет, и не могла иметь аналогов ни на Руси, ни в России. В этом смысле, имеется принципиальное расхождение в мировоззрении, между европейской культурой (можно сказать цивилизацией) и русской. Следовательно, имеется отличие в расстановке приоритетов между культурами Европы и России, отсюда и возникает эффект парадоксальности русского мышления с позиции европейских мер и оценок. Остается ссылаться только на гений Федора Тютчева и повторять в след за ним: “Умом Россию не понять…”

Могу лишь искренне сожалеть, что мои познания в данной области невелики, и к сожалению, я не являюсь экспертом в данной области, иначе, возможно мне было-бы легче работать, поскольку именно с такими феноменами в поведении сограждан, мне приходится сталкиваться практически ежедневно, как с состоянием бесконечного терпения, так и бессмысленного бунта; впрочем, и ещё иными русскими феноменами известными как надежда, и авось.