Михаил Белый

Так получилось, что мне, будучи журналистом, довелось освещать голодовку учителей в Ульяновске. Не вдаваясь в подробности, отмечу, что педагоги решились на столь радикальный шаг в знак протеста против закрытия в городе сразу нескольких учебных заведений. На самом деле в этой ситуации меня поразило даже не безразличие чиновников – к этому все мы уже могли привыкнуть. И даже не пассивность общественности, которую было трудно пронять даже недельной голодовкой. Меня задело и покоробило совершенно другое.

Едва учителя успели разбить палаточный городок и начать голодовку, как тотчас же на свет появилось открытое письмо, написанное казенно-чиновничьим языком. Это обращение было подписано, пожалуй, большинством директоров других школ – коллег доведенных до отчаяния педагогов. Они решительно осуждали поведение голодающих, называли акцию протеста не иначе как “шумихой”, а действия властей, решивших оптимизировать (читай – ликвидировать), всячески поддерживали. В числе подписавшихся я обнаружил и директора школы, в которой учился. И мне почему-то стало очень грустно. Наверное, потому, что я понял: потерянным оказалось едва не ли самое главное – профессиональная солидарность. Эти люди здоровались, сидели вместе на совещаниях, педсоветах и фуршетах. А затем, когда одни выступили против намерений чиновников закрыть школы, другие бросились подписывать неприличные письма. Представим, что подписанты действительно не разделяли позицию коллег, решившихся на голодовку. Но ведь они могли, как это делают все порядочные люди, просто поговорить, дать совет, постараться убедить, в конце концов. Порядочный человек в моем представлении поступает именно так. А не бежит ставить подпись под неприличной бумажкой.

“Они подневольные люди. Это открытое письмо директоров заставили подписать чиновники”, – сказал мой знакомый. Такого аргумента лично для меня не существует. Что значит “подневольные”? Что значит “заставили”? Этим директорам угрожали расстрелом, если они не подпишутся под состряпанным на скорую руку письмом? Или их обещали сгноить в лагерях? Говоря начистоту, было не очень понятно, что им грозило за непослушание, и грозило ли вообще.

Несмотря на это, они дружно бросились подписывать это письмо – с энтузиазмом осуждать и клеймить коллег, не желая, по всей видимости, задумываться над тем, что через полгода или год имеют все шансы сами оказаться в шкуре тех, кто сегодня от отчаяния решился на голодовку.

Меня искренне поражают люди, которые с готовностью «сдают» тех, кто еще совсем недавно был рядом. Я специально тщательно изучил список подписавшихся под этим письмом. И с некоторым облегчением не нашел там несколько фамилий. Получилось почти по Высоцкому: “Но был один, который не стрелял”.

Многим из директоров я гожусь в сыновья. Наверное, именно поэтому мне вдвойне стыдно за этих людей. Я уверен: многим из них даже не угрожали, скорее всего, они поставили свои подписи под письмом “на всякий случай” – а вдруг что-то когда-то от этого перепадет.

И последнее. Голодающим учителям удалось отстоять школы, отстоять свои права и права детей. А вот удастся ли после этой истории подписантам вернуть к себе уважение – еще большой и самый главный, как мне кажется, вопрос.