Вышло клевое интервью с Эрнестом Старателевым.
Вот и закончилась выборная кампания «трех десяток». Закончилась предсказуемо и не очень демократично. То, что происходит сейчас, – это уже занавес, финальные титры. А кульминацией кампании стало нападение на Эрнеста Старателева. Он и до этих трагических событий был на слуху. Но 15 ударов заточкой сделали из него героя, знаменитость и главный символ самарских выборов. Впрочем, сам Старателев разговоров о своем «героизме» и «журнализме» старается избегать.
В интернете много пишут о том, что выборы в этом году в Самаре скучные. Можно ли ожидать что-нибудь новое в будущем и должно ли оно быть?
Вопрос скучности-не скучности избирательной кампании, меньшей яркости, чем то, что Самара переживала прежде, в первую очередь связан с тем, что Виктор Тархов начал проигрывать выборы четыре года назад. Беда Виктора Александровича в том, что это оказался провинциальный, совершенно несерьезный человек. Я уже как-то говорил в своей передаче, что вся оппозиция, вернее, все те люди, которые бились с «Единой Россией», продемонстрировали свою интеллектуальную, организационную слабость. Если мы вспомним процесс назначения на ключевые должности в той сфере, в которой я разбираюсь, в области политического пиара я, наверное, немного разбираюсь и в области информационных и медиатехнологий. Началось все с назначения руководителем департамента информации и аналитики Олега Дрожджи. Олег прекрасный парень, веселый, по сути, актер, КВН-щик. Человек, который никогда не решал вопросы, связанные с информационной обеспеченностью, защитой и информационным сопровождением деятельности не то что главы города, но и руководителя какой-нибудь маленькой компании. Т.е. человек, у которого нет никакого опыта работы в этой сфере. Должность ключевая. Потом его сменила Лена Лебединская, это решение того же уровня. Лена – человек, у которого был опыт работы в паре избирательных кампаний в очень маленьких сельских районах. Я помню, она гордилась, что выиграла Вишнякову в Отрадном. Выиграть Вишнякову в Отрадном, это все равно, что в 91-м году выиграть Ельцина. Есть ты, действующий мэр, и есть избиратели. Есть люди, которые должны как-то доносить до избирателя твою позицию, а сделать это не могут.
Если говорить об оригинальности, кампания «Единой России» ею тоже не отличалась.
«Единая Россия» не должны была вести оригинальную кампанию, потому что не с кем бороться. Мы работаем и зарабатываем на рынке медиа тогда, когда есть интересные люди, когда есть борьба. Я сейчас перечислял вам этих людей не потому, что я их обидеть хочу, а потому, что кадровые решения в этой сфере привели к тому, что конкурентоспособность мэрии стала нулевая. Тархов проиграл выборы своими назначениями.
Т.е. Вы считаете, что если бы были другие люди, результат мог быть иной?
Конечно. Если бы начальником был назначен хотя бы Глеб Пахульский, все было бы иначе.
Как вы оцениваете, если бы Вы были на этом месте, были бы у Виктора Тархова шансы победить?
К несчастью, я не смог бы работать с Виктором Тарховым, потому что это человек, с которым работать мне неинтересно. Беда в том, что я не могу долго выслушивать рассказы о том, как производится водка из картошки, какие законы физики существуют, как летают самолеты и аэропланы. Мне этот человек неинтересен, поэтому я себя даже поставить на это место не могу.
Оказалось, что нельзя ставить на эту должность непрофессиональных людей. Если мы вспомним Лиманского, который все-таки несколько раз выигрывал избирательную кампанию, у него этим занимались талантливые, профессиональные люди. По-своему талантлив был Джон Шемякин. Несмотря на наши сложные с ним отношения, это все равно другого класса человек. Был невероятно организованным, внимательным и собранным Валерий Николаевич Никологорский. Это другого класса люди, они умеют это делать. У Никологорского специальное образование пропагандистское, Джон историк, тоже человек образованный. Получается, что в Самаре мэрия состоит из дилетантов. Это касается всех сфер деятельности. Мы с вами говорим, что кампания скучная, а какая она должна быть, если нет конкуренции, если есть только один продукт – Дмитрий Азаров? Второго продукта нет. Второй продукт погиб, заплевав себя, это был Виктор Тархов. Я, наверное, человек странный, но если я делаю некий продукт, я спускаюсь к Владимиру Звоновскому в подвал, там у него есть фокус-группы, где я этот продукт тестирую. Действующая мэрия отвергала социологию как науку, боролась с ней, как с кибернетикой Сталин.
Есть приемы «черного» и «белого» пиара. Есть ли пределы его применения лично для вас в рамках предвыборной кампании и вне ее? Взять, к примеру, выпуск «Настоящей Самарской газеты», который вызвал много возмущений. Есть и другие примеры.
Давайте остановимся на «Настоящей Самарской газете». Легенды про «черный» пиар очень интересны. Я на самом деле предпочитаю критические издании, направленные против политических оппонентов, регистрировать как СМИ и выпускать как нормальный журналистский инструмент. Работают там просто журналисты, хорошо пишущие, может быть, заточенные хорошо на какую-то проблематику. Понимаете, вот эти слезливые песни, про «Настоящую Самарскую газету», а «Самарская газета» выходит с 1812 года, еще как Наполеон Москву поджег. Все это глупость. Во-первых, между той «Самарской газетой» и нынешней такая же разница, как между Сергеем Курт-Аджиевым и Максимом Горьким. Поэтому сейчас идет разговор, что возникла некая полемика, а «Самарская газета» перестала выполнять функции издания городского, посвященного городским проблемам. Я об этом четко сказал на Общественном совете, куда меня пригласили, когда жалобу на меня написали. Ребята, какая должна быть «Самарская газета»? Это должна быть газета, которая помогает главе города решать проблемы горожан. «Самарская газета» просто занимается лизоблюдством, причем не очень талантливо. Поэтому появилась «Настоящая Самарская газета», в которой написано черным по белому, что это не та, а другая. Провокационный такой ход, но у нас такое мнение, давайте дискутировать. С мнением никто не дискутировал. Я не думаю, что журналисты «Самарской газеты» на что-то обижались, но обиды людей, которые подписывали всякие документы были в том, что используются псевдонимы, похожие на их имена, а не в том, что про их руководителей написана правда. Это мне напоминает разговор с одним из сотрудников мэрии, занимающимся информацией, который мне говорил: «Эрнест, перестань писать обо мне и меня критиковать, а о Тархове пиши все, что хочешь, хрен бы с ним». И это девушка, которая ведет один из самых популярных блогов. Я ей написал: как можно, это же лицемерие. Вот так, не трогайте нас, не называйте наши фамилии, не тревожьте нас, а с Тарховым и всей его командой делайте что хотите. Это позиция людей, которые и информацией занимаются в мэрии, и журналистикой.
Мы недавно проводили опрос блогеров на тему «черных» пиар-технологий. Есть ли некие пределы их использования, или при наличии денег можно все?
Это как гипноз. Невозможно ввести в гипнотическое состояние человека, если то, что ты предлагаешь ему сделать, четко противоречит его нравственным прирнципам. Нравственные принципы штука интересная. Даже у шизофреника, находящегося в больнице в тяжелом состоянии, на стадии разложения личности, сохраняются очень серьезные нравственные паттерны. Он не ходит без штанов, не делает под себя, может быть, маму свою никогда не обзовет нецензурным словом. Есть эти паттерны, они сохраняются до конца. Разговор о «черных» политтехнологиях преувеличен. Существует технологический предел. Мы говорим не о властном или нравственном пределе. Каждый имеет свой нравственный предел в силу своей воспитанности. Есть вещи, которые люди не будут воспринимать, это технологический предел, а нравственный предел политтехнолога для каждого свой, насколько он может переступить через свои стереотипы, это решение индивидуальное. А с профессиональной точки зрения есть вещи, которые бесполезно делать, где ты упираешься в личность, которая защищена своими нравственными установками от любого посягательства, поэтому в этой политической игре можно гипнотизировать человека ровно настолько, насколько он готов быть загипнотизированным. Человек делает свой выбор на основании своих внутренних установок.
После покушения на Вас федеральная пресса назвала вас журналистом. Самарцы возмутились этим, считая Вас только политтехнологом. А Вы считаете себя журналистом?
Я никогда не называл себя журналистом. Беда заключается в том, что то, что мы делали в «Настоящей Самарской газете» и в программе «Кстати», должны были делать журналисты, только они это почему-то не делают. Или, может, делают, но недостаточно ярко, недостаточно остро, чтобы человек это услышал. Претензии «журналист»-«не журналист», по-моему, смешны, потому что журналистика в Самаре померла уже давно, хотя есть еще хорошие журналисты. За свою жизнь я написал текстов, наверное, больше, чем любой из самарских журналистов. Под разными фамилиями, под своей в том числе. Зря они начали возмущаться, потому что я не претендую на место в профессиональном журналистском сообществе, наверное, это не мой хлеб. Но писать пишу, публицистом уж точно являюсь, а требовать от федеральных медийщиков, чтобы они различали публициста, журналиста, блогера и т.д… Есть некий стереотип, и они это туда отнесли, хотя напали-то на свободное слово. Это тоже факт.
Помимо того что федеральные СМИ назвали вас журналистом, покушение было воспринято как посягательство на свободу слова, как героический поступок с вашей стороны, заключающийся в открытой критике городской администрации. Считаете ли Вы, что занимаетесь чем-то особенным, достойным героизации?
Геройский поступок – это слишком. Скорее, просто событие. Я просто делаю свою работу, чаще всего не расходясь с собственной совестью. Дело в том, что предвыборные СМИ, они ориентированы на читателя, а основная часть ориентирована на тех или иных участников «Марлезонского балета», на разных заказчиков и начальников. А предвыборная пресса, она нацелена на избирателей и пишет на темы, которые им интересны. Так что журналистика-не журналистика, сегодня сложно сказать. А блогер – это журналист? Если сегодня побьют блогера, это что будет? Насколько я знаю, не побили пока никого, кто критикует областную власть, да и не планируют, по-моему. Только у каких-то непрофессионалов и романтиков в голове оставалось, что может быть какой-то второй тур.
В интернете обсуждалось, что это не первое покушение на Вас и, может быть, это знак свыше. Может быть, стоит задуматься, прекратить эту деятельность или сменить род деятельности?
Это однозначно знак свыше. А может быть, стоит продолжить? На самом деле первое покушение носило бытовой характер. Это было десять лет назад. То, что я хромаю, – это авария, так что никакого третьего покушения на меня не было.
Я с охраной хожу. А что еще? Менять образ жизни? Уехать из страны? Я занимаюсь делом, которое доставляет мне удовольствие. Конечно же, это не единственное дело, которое доставляет мне удовольствие. Не знаю, я пока не думал об этом. Может, нужно быть осторожней.
Насколько усердно Вы занимаетесь своим делом? Есть ли в этом доля фанатизма?
Фанатизма нет. Это меня увлекает, это дело мне интересно. Я стараюсь это делать профессионально и результативно. А когда ты работаешь результативно и это элементы контрпропаганды, то, конечно, это задевает людей. Если говорить о качестве продукта, то оно разное. Я стараюсь, чтобы с точки зрения парадигмы предвыборной все выглядело достойно и качественно, не великой парадигмы Большого жюри Союза журналистов, состоящего из никому не известных людей, пожилых достаточно. И это всегда так. Если люди обращаются ко мне на предвыборном рынке, они знают, что не получат какого-то дерьмового результата. Я знаю еще несколько людей, которые будут биться до конца за своих кандидатов и за результаты. Иногда спрашивают, почему «Единая Россия» победила. Когда ты противопоставляешь тему приватизации набережной какой-нибудь неприличной надписи про Азарова, наверное, людей больше интересует тема набережной, чем какие-либо неприличные надписи на заборе. Я недавно говорил по телевизору. Не всегда на это обращаешь внимание. Помните, у нас по городу ходили такие буклетики «Тархов и медицина», а я лежал в больнице им. Пирогова, в которой работают блестящие врачи, которые делают потрясающего качества операции. То, что я сейчас в сравнительно нормальном состоянии, это высочайший уровень хирургического искусства. В каком больница находится состоянии, как там даже в отдельных палатах лежат люди, как они себя чувствуют, как они себя там ощущают. Это, конечно, в 21-м веке недопустимо. Эти буклетики получали тысячи людей, которые как через насос прокачиваются через эту больницу. Скажите, пожалуйста, кто сделал больше вреда Виктору Тархову – «Настоящая Самарская газета», которая его критиковала за приватизацию набережной, или буклетик, который взял в руки человек, лежавший в больнице им. Пирогова? Это к вопросу о профессионализме и результате.
Вы в основном критиковали нынешнюю администрацию. Понятно, что идеальным мэр быть не может. Какова будет работа новой администрации в тех сферах, которые Вы затрагивали?
Дмитрий Игоревич человек с «достигаторской» жилкой. У меня сложилось о нем впечатление, что он человек, который относится к плохому результату очень тревожно. Он приучен добиваться хороших результатов. Это хорошо. Все те люди, которые критиковали Дмитрия Азарова: Лена Лебединская, Саша Шереметьев, Сергей Курт-Аджиев, в пору, когда Дмитрий Игоревич был первым замом Тархова, говорили, что все вопросы в мэрии можно решать только через одного человека, через Азарова, потому что Арсентьев не всегда с утра на работе, дед вообще может куда-то смыться, а он всегда на месте. К нему придешь, скажешь: «Дмитрий Игоревич, выручи, решишь вопрос?» Он говорит: «Ладно, помогу». Записывает и решает. Беда в том, что предыдущая мэрия была наполнена большим количеством непрофессиональных людей, бывших заведующих магазина «Молоко», всяких шашлычников и т.д., людей, которые ни к какому управлению отношения не имели. А Дмитрий – человек, у которого есть склонность к регулярному менеджменту. Это уже качественно отличит ситуацию, хотя бы потому, что он каждый день на работу будет ходить, каждый день работу будет делать. И, самое главное, у него есть шанс стать вторым Сысуевым. У Дмитрия Игоревича есть потенциал стать вторым Сысуевым, т.е. стать человеком с нарастающим рейтингом, потому что хуже, чем было, я надеюсь, сделать нельзя. Дмитрий Игоревич пришел из тех структур, где всегда требовали результат. От Тархова его не требовали никогда.