«Больше полувека я молчал, а в этой полувековой трагедии остались ни в чем не повинные семьи и их дети-сироты», – этими словами заканчивается история, с которой пришел в нашу редакцию ульяновец Борис Агеев.

Через 60 лет молчания Борис Андреевич решился рассказать о произошедшем – потому что хранить в себе тайну гибели людей уже нет сил.

В 1951 году 22-летний ульяновец после окончания строительного техникума был направлен на работу. «Работал с людьми, про которых говорят, что их направили в места не столь отдаленные», – вспоминает он и поясняет, что направили его на зону в Сибири. Зеки там трудились на железных рудниках, а парня-строителя назначили к ним десятником руководителем нескольких бригад из заключенных.

Считалось, что на эту зону не отправляли уголовников. Но заключенные и на ней установили свои страшные правила. О них Борис узнал, когда однажды к нему пришел получать задание бригадир одной из его бригад.

С этим заключенным ульяновец был неплохо знаком. Разговаривать с зеками, кроме как по делу, работникам запрещалась, а вот слушать можно было, рассказывает Борис Андреевич историю этого знакомства. И бригадир рассказывал ему о своей семье, семи оставшихся без него детях. Он был из крестьян и попал в лагерь за вынесенные с поля колоски.

Семью он вспоминал все чаще – через несколько месяцев заканчивался семилетний срок заключения, и мужчина должен был выйти на волю и вернуться к детям.

Тогда, получив задание на работу, бригадир рассказал Агееву, что ему грозит серьезная опасность. Зеки развлекались игрой в карты. И один из них – бригадир еще одной подчиненной Борису бригады – серьезно проигрался. В попытке отыграться он показал на проходившего мимо десятника – мол, он будет расплатой за долги. И после очередного проигрыша этот бригадир должен был убить ульяновца.

Чтобы избежать попытки убийства, знакомый зек посоветовал Борису, как только проигравшийся бригадир придет к нему за заданием, схватиться за живот и изображать, что ему стало плохо, чтобы его увезли в больницу.

Напуганный ульяновец последовал совету.

Проехав полпути в машине медиков, он бросил притворство и попросил отвезти его к начальнику лагеря. Начальнику десятник объяснил, что зеки разыграли его жизнь в карты. Тот не поверил: «Здесь таких нет, мы таких уголовников на Колыму отправляем».

Пришлось постараться, чтобы защитить свою жизнь. «Я сказал, что оставлю записку в двух экземплярах. Одну отдам начальнику, а другую – в надежные руки. И если случится что со мной, то начальнику не поздоровится за то, что у него на зоне такие порядки», – объясняет Борис Агеев, как он убедил начальника ему помочь.

Поняв, что десятник не отстанет, начальник велел перевести его работать с солдатами, а не с заключенными. Но и там целый месяц проигравшийся зек пытался на него напасть. А потом его самого убили. После этого, по законам зоны, зеки должны были безоговорочно слушаться Агеева. Но его терпели несколько месяцев, а потом один из заключенных рассказал, что они хотят отомстить за убитого бригадира и десятника в покое не оставят.

Тогда ульяновец просто бросил работать на место службы ходил, но документы подписывал не глядя, ничего не решал. В итоге был вызван к начальнику и, сославшись на непростые семейные обстоятельства, получил увольнение.

Но возвращение в обычную жизнь спокойствия не принесло, ведь тот самый бригадир, который спас жизнь ульяновцу, воли так и не увидел. Он был расстрелян за два месяца до окончания срока.

«Было утро. Мы шли на работу по трассе, и параллельно с нами вели под конвоем три бригады. И по этой же трассе тихо на открытой машине стоя ехал заместитель стройки. Из одной какой-то бригады выбежал человек. В руках у него было что-то блестящее. Этот человек вскочил на машину, и в машине произошла какая-то борьба, но человек как-то вырвался и опять убежал в бригаду. Все три бригады завели в болото и приказали ложиться. Затем раздались выстрелы. Человек один вышел и признался в покушении. Его забрали и увезли.

Затем стали отводить бригады из болота. Там много было убитых. Приехали самосвалы, погрузили тела в несколько слоев и увезли, а нам коридорчик за разглашение государственной тайны: расстрел или 25 лет тюрьмы», – вспоминает Борис Андреевич.

Среди случайно убитых был и тот бригадир. Его гибель и запрет рассказывать о ней много лет не дают покоя ульяновцу. Его приход в редакцию с этой историей – попытка наконец освободиться от мучающих воспоминаний. До сих пор он помнит, как они разговаривали с человеком, от которого не осталось даже имени, а сохранился только рассказ о подраставших на свободе без отца детях: «Говорили как будто не как заключенный с десятником, а на ступень выше. Как человек с человеком. Он редкий был человек – пробыл там семь лет и душу не потерял…».

Лидия Пехтерева