Профессия журналиста снова становится опасной.

Эрнест СТАРАТЕЛЕВ – известный самарский политтехнолог и журналист, ведущий собственной программы на канале «Губерния», автор интернет-проекта Obozru.ru , учредитель «Настоящей самарской газеты». Занимался последовательной критикой действующей администрации Самары.

О ЖУРНАЛИСТИКЕ И АГРЕССИИ

– Эрнест Юрьевич, меня очень удивляет, с одной стороны, и пугает, с другой, ситуация, которая складывается в последнее время – когда журналистов можно убивать, избивать, применять к ним насилие. Конечно, это совсем уж и не прекращалось с 90-х, но такого всплеска жестокости и агрессии по отношению к журналистам не было уже давно. Что происходит в стране, на Ваш взгляд?

– Мне кажется, что в политическую деятельность, в политический спектр снова вползает улица. По каким причинам это происходит, мне сказать сложно. Возможно, это связано с тем, что улица в тучные годы была больше занята экономическими проблемами, которые в докризисный период решались без особых усилий. Все было более-менее тихо и хорошо, и власть как высоколиквидный актив в меньшей степени привлекала людей, связанных с какими-то криминальными структурами. Может быть, улица ползет настойчиво во власть, чтобы решать свои, накопившиеся в кризис, экономические задачи…

– То есть во власти сейчас в какой-то степени более выгодно быть экономически, чем в бизнесе?

– Ну, скажем так… ликвидней. Сложилась ситуация, когда власть считается во всех смыслах ликвиднее. Если посмотреть региональные списки многочисленных партий, допущенных к власти, всех практически, мы обязательно найдем там людей с такой… ну, авторитетной, скажем, биографией. Это с одной стороны. С другой стороны, после шока и кризиса, который оказался все же очень чувствительным, в целом выросла жестокость в обществе…

– Средний градус жестокости повысился?

– Да, и повысился сильно… Ведь были благодушные тучные годы, когда ты мирно, тучно и относительно сытно жил и чувствовал себя хорошо. И вдруг неожиданно произошел психологический слом, начались жизненные сложности – с невозвращенными кредитами, проблемы с ипотекой, проблемы с оплатой образования для детей, долговые какие-то обязательства… Конечно, людей это раздражает, нервирует, и градус жестокости, естественно, повысился в обществе. Самое интересное во всей этой истории – и тут я учту отношение большинства, которое говорит: ну вот поколотили очередного мужичка, ну и бог с ним, – что в целом отношение людей к подобным событиям достаточно равнодушное… И в этом смысле есть некая связь всего этого с работой средств массовой информации. Ведь особенность современных СМИ, непрерывный инфотейнмент – когда любая новость, событие должны возбуждать, задевать и будоражить, – приводит к тому, что современный человек в качестве серьезного события рассматривает только падение башен-близнецов или трагедию в Кущевской, где убили двенадцать человек, да еще и с детьми.

– Привычка к некоему запредельному экстриму?

– Да, запредельные такие события… И только после этого мы обращаем на них внимание – вот, дескать, черт побери, что происходит! Только на такие события люди и реагируют по-настоящему. Вот, говорим мы, самолет упал. А сколько погибло? Все погибли? А дети были? Не было детей? Ну ладно, не так страшно… Грубо, конечно, говоря. Степень способности людей к сочувствию снижается не потому, что люди бесчувственны по своей сути, а потому, что их держат в постоянном эмоциональном напряжении, и вот этот высокий градус эмоционального накала, который предлагают нам современные СМИ, делает человека не то чтобы бесчувственным, а эмоционально привычным к событиям, которые требуют элементарного сочувствия к реальному человеку – к Олегу Кашину, например, у которого есть семья, дети… Есть такая книга – «Искусство экономной смерти» профессора Шкуратова – вот она именно в том числе об этом, о снижении порога чувствительности общества к степени насилия…

О ЖУРНАЛИСТИКЕ И ЖУРНАЛИСТАХ

– Понимаю… Не хотел бы показаться навязчивым, но ведь и Вы тоже стали жертвой нападения. Вы полагаете, это связано с вашей медиадеятельностью или с политикой?

– (Смеется.) Скорее с медиадеятельностью в политике… Надо сказать, я нечасто занимаюсь публичной журналистикой, и со мной прежде особых проблем из-за мой работы не происходило. Появились они, когда я стал вести телепрограмму, заниматься чем-то похожим на журналистику и тут же получил «по шапке». Пожалуй, это связано с политическим аспектом… Конечно, программа была политическая, и она в основном политическая. И она касалась конкретного политического игрока и его окружения. А вот то, как отреагировали, – особый вопрос… Прежде так не реагировали. И Олег Кашин об этом же говорит – были вещи, о которых ты писал, говорил, и раньше об этом можно было говорить и все понимали, что это правила игры – об этом можно разговаривать и нужно разговаривать, а теперь вот опасно… И обратите внимание, что в данном случае мы говорим даже не о давлении власти. Человек, которого я критиковал, вообще относится к оппозиционой партии. И люди, которые его окружали, никакого серьезного оношения к партиям не имели. Они имели прямое отношение к криминальному бизнесу. И мы об этом криминальном бизнесе говорили. И тут получается интресная коллизия – один из моих антигероев был связан с бизнесом ритуальных услуг в Самаре, и началась разработка этой темы с того, что мне попала в руки видеозапись того, как конкурента одного из моих героев – участника муниципальных торгов, избили на улице и это фиксировали камеры наружного наблюдения, то есть средь бела дня, на глазах у почтенной публики, крепкие мужики просто побили конкурента и сбежали. И это происходило прямо под камерами наружного наблюдения, которые контролируют правоохранительные органы…

– Ну это продолжение нашего первого вопроса… В этом смысле я не могу сказать, что Ульяновск такой экстремальный город. Но вот недавно в региональном медиапространстве появилось утверждение, что одному из наших журналистов, даже более близкому к пиару, чем к журналистике, тоже угрожали – якобы служба безопасности его героя, который дал достаточно смелое и не совсем продуманное интервью. Неужели в Ульяновске тоже начинаются такие явления?

– К сожалению, ситуация общая… У меня в Ульяновске много бесплатных, так скажем, промоутеров, которые систематически меня не забывают. Так что я слышал об этом. Надеюсь, что в Ульяновске все-таки поспокойней в этом смысле. Я думаю, что это иное – просто эмоциональная реакция автора слишком открытая и вполне очевидная. Если вы обратили внимание, тому же Олегу Кашину досталось в подъезде без всяких предупреждений, глупых приездов в редакцию, «наездов» каких-то людей. Нашли, подстерегли и поколотили… А в данном случае какая-то уж больно путанная история – не понятно кто, когда, кому заказывал скандальное интервью, что происходило потом. Слишком много участников – вот все и запуталось. Могло получиться так, что герой этого интервью почувствовал себя в сложном положении. Возможно, ему пытались оказать какую-то услугу, возможно коммерческую, а качественной услуги не получилось. Вот и началась какая-то суета. Я надеюсь, что дело не дойдет до каких-то печальных вещей, тем более, общественный резонанс после того, что произошло с Олегом Кашиным, в достаточной степени активизировал правоохранительные органы и пробудил некоторое сознание в людях, которые такие события могут заказать…

– Остудило горячие головы?

– Да, остудило горячие головы и привнесло в них некоторый разум… Но на самом деле в этих историях важно, что человек пугается, что это может с ним произойти, хотя по-хорошему не должно такого быть. Конечно, нужно было, если возникло недоразумение, встретиться, поговорить об этом. Возможно, в этой ситуации так и пытались сделать, но воспринимается это в нынешнем контексте как агрессия или как угроза агрессии. Тем более что, судя по публикациям, там была вся обязательная атрибутика «наезда» – «пробивание» адресов, наблюдение за офисом, смутные угрозы. И это, к сожалению, тоже признак времени, когда журналист или человек, занимающийся какими-то медийными проектами, вынужден всякий раз предполагать, что контакт с ним может носить агрессивный характер. И тут нельзя человеку ставить в укор его реакцию. Ведь есть достаточно тревожный социальный фон и есть все признаки опасности.

О ЖУРНАЛИСТИКЕ И ПИАРЕ

– Я полагаю, есть еще один фактор, который мы недооцениваем. Не в том ли проблема, что часто сращиваются в медиапространстве разнородные профессии – журналист и специалист по пиару? В конце концов, профессия пиарщика действительно опасная, поскольку она, по сути, нападающая и агрессивная.

– Но ведь и журналисты бывают разные, бывает расследовательская журналистика, бывает, что журналисты тоже занимаются очень серьезными в плане агрессии проектами. Знаете, какая штука, – журналистика во многом становится коммерческой. Но, решая те или иные задачи, связанные с избирательными кампаниями, информационными кампаниями в отношении своих оппонентов, ты невольно попадаешь в ситуацию, когда у тебя появляется много материала – правдивого материала, и абсолютно честного материала, и совершенно обезоруживающего материала, который даром уже никто не опубликует. Чтобы он появился в СМИ, нужно осуществить целую работу, и порою пиарщик все это должен взять на себя: выпускать средство массовой информации или выходить на телевизионный экран, потому что журналистика как система уже перестала этим заниматься – бесплатно публиковать подобные материалы. Все, что происходит, например, в Самаре в той сфере, из-за которой и произошло событие со мной, должны были давно раскопать журналисты. Но не было этого – потому что… не было, потому что нет для этого какого-то прямого заказчика в прямом коммерческом смысле этого слова. И получается, что современные средства массовой информации чаще всего не занимаются насущными проблемами и всю эту часть работы куда-то сбросили.

С другой стороны, вот Олег Кашин – он журналист, это бесспорно, он больше ничем не занимается, кроме журналистики, и Анна Политковская тоже журналистикой занималась, а не политическим пиаром… Реже пиарщикам достается, если быть объективным. Вот в моем случае пиарщик оказался в такой ситуации, потому что начал заниматься чем-то похожим на журналистику, а не потому, что журналист стал пиарщиком. Я думаю, что пиарщиком безопасней быть, чем журналистом, хотя они и обществом воспринимаются как-то близко…

– Внешне они и правда похожи… По образу действий, по методикам многим – это правда. Но, может, пиарщик, занимающийся пиаром, в этом случае честнее журналиста, который тем же пиаром занимается? В конце концов, правила игры таковы, что специалист по пиару всегда выполняет некий заказ, но если заказ выполняет журналист, то он вторгается на коммерческую территорию…

– Может быть, и так… Я в этом контексте как-то не размышлял. Но с другой стороны, события, которые со мной произошли, произошли после того, как я вышел на публичное пространство и стал рассуждать как журналист, выполнять функцию журналиста – информировать людей о том, что происходит, вникать в обстоятельства, находить доказательства, факты, документы. И вот…

– Резюмируя, можно закончить китайской мудростью – «Не дай нам бог жить во время перемен»?

– Однако мы в эту эпоху живем и выбора у нас нет. Что есть, то есть…