Святочная неделя (от Рождества до Крещения) всегда считалась временем веселым, необычным и сакральным: в эту пору «славили Христа», пели колядки и «таусеньки», устраивались различные «игрища» с участием ряженых, рассказывались страшные истории о встрече с нечистью.
В селах Ульяновской области «христославщики» и колядующие (далеко не всегда эти группы совпадали по своему составу), помимо обычного в этих случаях песнопения «Рождество Твое, Христе Боже наш…», воспроизводили и другие тексты.
Например, в селе Сара Сур-ского района ребятишки, забегая в избу или стоя под окнами, пели:
– Маленький кнопик Принес Христу снопик. Я славить-то не умею Просить-то не смею. А вы, люди, знайте, Копеечку дайте.
Вы, богаты мужики,
Открывайте сундуки,
Вынимайте пятаки.
Маленький вьюнчик
Сел на стульчик.
Стульчик на бочок,
Подай пятачок!
Обычно хозяева за старания награждали поющих мелкими монетками и всякой снедью -лепешками, пышками, конфетками. Не принять колядующих и не одарить их считалось делом «негодным»: по поверьям, это сулило плохой год такому хозяину. Кроме того, молодежь могла над скаредными односельчанами «подшутить», о чем они и сами со всей непосредственностью «сообщали» в своих песнях:
– Коляда, Коляда, Посконная борода, Пышки, лепешки, Поросячьи ножки. Кто не даст пирога -Разворотим ворота, Кто не даст лепешки -Разобьем окошки! Конечно, до таких «деяний»
обычно никогда не доходило: максимально, что позволяла себе в этих случаях молодежь – вымазать ворота или крыльцо углем да сажей. Колядующие (и не только они) могли обряжаться, порой изменяя внешность до полной неузнаваемости. Главный принцип здесь – одеться «почуднее». Например, в селе Проломиха Инзенского района рядились стариками и старухами: делали горб, большой живот, надевали старую верхнюю одежду, брали в руку клюку и хриплым голосом задавали первому встречному вопрос: «Ка-ак твое здоровье?».
В этом же селе на Святки могла происходить своеобразная «трансформация пола»: женщины переодевались в парней и стариков; мужчины также были не прочь «почудить», напялив женские или бабушкины лохмотья.
В поселке Сурское рядились цыганками (иногда просто закрывали лица «занавесками») и, заходя в избу, начинали гадать, желая хозяевам всяческого благополучия. А иногда принимались изображать, что зашли вместе с ребенком (обычно это была кукла, завернутая в тряпки): «дитя», конечно же, плакало, просило совсем «недетского» угощения.
Одна из жительниц Кузоватовского района описывает, как могли шутить сельчане в святочное время:
– Мы тыкву разрезали, глаза сделали, зубы вставили и внутрь – свечку. Один раз я золовку так напугала. Взяла эту тыкву-то со свечой и в окно ей поставила. Она как заорет! Ведь голова-то страшная. А уж шутили как на Святки! Однажды нам в скобу дохлую крысу вставили… А один раз мы возле дома озоровали, озоровали, а хозяйка нам возьми да голую ж. и выстави в окно. Уж мы умерли со смеху!
Также в Кузоватовском районе ряженые на Святки выворачивали шубу, делали бороду из конопли и мазали лица сажей. Получалось достаточно страшно – неслучайно участников таких «игрищ» опасались, а дети и девушки – так вообще убегали «без памяти». В связи с этим вызывает любопытство тот факт, что в Проломихе страшных ряженых звали «буканами», что, возможно, как-то перекликается с персонажем детских пугалок «букой», так хорошо известного даже городским ребятишкам.
Вообще, именно на Святки в «бывалошно» время говорили о встрече с оборотнями, приходящими мертвецами, страшными «сужеными» (которые могли даже и убить во время опасного гадания на зеркалах). Интересно, что и сейчас при разговоре с жителями сел нашего региона рассказ о том, как рядились в это зимнее время, может незаметно и плавно перетекать в описание столкновения с какой-нибудь нечистью.
К примеру, в селе Ждамирово (Сурский район) об одной односельчанке говорили, что она после Нового года нередко оборачивалась свиньей и пугала молодежь (впрочем, оборотнем она могла становиться и в любой другой сезон).
– Мама моя рассказывала: «Хозяйка нашей кельи (так у нас в области именовали избу, в которой происходили молодежные «посиденки» – Е.С.) наряжалась свиньей. И пойдет по улице и кусает там всех. И вот как вечер – она пропадает. И парни нам говорят: «Давайте проверим: не она ли оборачивается?». Ну, вот идут зимой, а она за ними бежит. Они ей взяли и ухо-то отрезали! И вот приходят – она на печи лежит перевязана. «Ты что, бабушка, перевязана?» -«В ухо что-то стреляет!». Ага. И бросила после этого ходить! – так передала нам эту историю одна из жительниц упомянутого села.
А вот описание другого подобного случая – на этот раз из села Валгуссы (Инзенский район). Об одной односельчанке ходил устойчивый слух, что она колдунья и оборотень. Ее настолько опасались, что боялись даже лишний раз показать ей собственную скотину: вдруг сглазит?
– Шел у нас один парень от невесты как раз вот в эти самые Святки, – рассказывает баба Анна, жительница Вал-гуссов. – А уж час ночи был. И вот за ним побежала свинья и его поддела, и посадила просто на себя. А он и не растерялся: не из робких парень-то был. У него был такой ножичек, он взял да ухо ей отрезал! И потом она, женщина эта, всю жизнь в платочке ходила! А умирала как трудно: четыре дня помирала. Умрет-умрет, минут двадцать не дышит – опять раздышится. Колдуны они все так – трудная у них смерть-то.
Надо сказать, что традиция справлять Святки, рядиться, колядовать, ходить по домам и поздравлять с Рождеством в настоящее время претерпевает второе рождение.
Правда, в городе это сейчас, в основном, происходит в весьма упрощенной форме: звонок в дверь, хозяин открывает и видит: стоит куча ребятишек, кричащих: «С Рождеством!». Затем со счастливыми глазами ждут заслуженных конфет-печений (кстати, примерно то же происходит и на Пасху – естественно, с несколько другим словесным оформлением).
На селе «реконструкция» традиции проходит различно: часто инициаторами возобновления «обычаев» становятся клубные работники, черпающие информацию из журналов и популярных книг. Понятно, что восстановленные таким путем обряды и поверья не совсем соответствуют обычаям конкретного села, а, скорее, представляют собой некую смесь «общерусского с нижегородским». Впрочем, здесь, как и везде, все зависит от конкретных инициативных людей, их знаний и увлеченности. Например, в селе Ружеевщино Сурского района директор местного клуба очень удачно совмещает знания об обычаях, почерпнутых из расспросов односельчан, со «сценариями» из различных журналов: в любом случае искусственно отгородиться или закрыться от влияния города, «журналов», массовой культуры и т.п. невозможно, – да и не нужно. Жизнь сама все расставит по своим местам.
С удовольствием припоминаю, как несколько лет назад я стал участником «восстановленного» колядования, происходящего в селе Большая Кандарать (Карсунский район). Вооруженный видеокамерой, я сопровождал несколько перемещающихся от избы к избе колядующих молодежных групп. Традиционных припевок они фактически не пели, а просто стучались в избы и поздравляли односельчан с праздником. Те, конечно, впускали их, угощали, а иногда заставляли и спеть-сплясать. Все это сопровождалось шутками, смехом, искренним радостным настроением. Затем мне удалось присоединиться к одному из гаданий: местные девушки пытали судьбу в бане и, кажется, удачно.
В завершение всех святочных бесчинств, ряжений, близкого контакта с «иным миром», всегда подразумевающегося во время гаданий (об этом мы, кстати, писали в предыдущем выпуске «УС»), наступало Крещение. В Ульяновской области считалось, что всем участникам святочных «чудачеств» обязательно необходимо искупаться в «иордани» – проруби, сделанной во льду ближайшего водоема для совершения обряда водосвятия. Только после этого грех приобщения к «нечистому» смывался, и можно было спокойно жить целый год – до следующих новогодних праздников.
Евгений Сафронов
При написании статьи использовались материалы фольклорного архива кафедры литературы УлГПУ, а также тексты из личного архива автора.