Мы говорим – государство, подразумеваем – общество. Эта максима приходит на ум, когда размышляешь по поводу образовавшейся в конце прошлого года дискуссии о государственной власти, обществе, идеологии и других высоких сферах. Чего только не сказано в пылу борьбы за сермяжную истину, а все как-то в пустоту. Общий рефрен: все плохо, вышеупомянутые высокие сферы нас совершенно не удовлетворяют, особенно государственная, а скоро будет еще хуже.

Однако подобные предсказания звучат уже давно – почти 20 лет! – и никого уже не впечатляют, кроме самих предсказателей. Общество, к которому они апеллируют, махнуло рукой на все теории и живет днем сегодняшним. И находит его вполне терпимым, на чем и держится стабильность страны. Это страшно задевает наших теоретиков, и вот уже не государство и не власть, а «этот народ», не понимающий своего счастья, не внемлющий каким-то «высоким идеалам», становится козлом отпущения, главным тормозом прогресса и, страшно сказать, развития демократии. Что же тогда понимать под демократией? Это знает только господь Бог, да еще теория правового государства и разделения властей. Обыватель согласно кивает головой и думает про себя: пошли они все к черту!

Такое расхождение теории и практики является, в свою очередь, предметом других исследований. Они объясняют, что теоретики от идеологии всегда рассматривают действительность не саму по себе, а через призму своих идеологических схем – либеральных, коммунистических, националистических и прочих – априори единственно правильных. Если действительность не соответствует этим схемам – тем хуже для нее. Тогда черная краска – так называемая «чернуха» – льется на эту действительность рекой, но не просто так, а чтобы оттенить некие высокие идеи.

Так светлые идеологические умы теоретически объясняют нам сегодня откуда в нашей «черной» действительности берется коррупция, взяточничество и преступность. Это не сложно, поскольку сам посыл предопределяет будущие открытия. И дают единственно правильные рецепты, как искоренить это зло. Сегодня популярен следующий: справедливый, независимый, и так далее…, суд. Однако это почему-то не прибавляет им авторитета в обществе: оно остается равнодушным к подобным открытиям.

Почему? Наш человек, как заметил Михаил Жванецкий, «тоже не без высшего образования», и тут же вспоминает классическое: «А судьи кто?» И – все, замечательная теория мертва. Общество также не понимает одной простой вещи: как могли родиться эти светлые умы в той «чернухе», которую они же сами и рисуют? И рождается подозрение: а сами-то вы кто?

Все мы родом из общества, – это аксиома. Однако «слово «общество» многосмысленно, как вообще вся терминология сферы социальных явлений», – замечает социолог с мировым именем А.А.Зиновьев, – и это открывает громадные возможности для манипуляции этими смыслами. Сегодня они, по мнению Зиновьева, достигли крайней меры: «…беспомощный лепет социологов и футурологов… превосходит по интеллектуальному убожеству и явной глупости сочинения специалистов по научному коммунизму». Особенно когда слышишь их рассуждения об «этом народе», «универсальности демократических институтов» и другие подобные «перлы».

Правда это и не удивительно, поскольку сфера общественности является сегодня полем боя различных идеологий и полем исторических недоразумений. Не будем вдаваться в перипетии этой битвы: куда больший интерес представляют альтернативные точки зрения на общество, в частности Александра Александровича Зиновьева.

По мнению Зиновьева:

Общество в широком смысле – это совокупность только трех его сфер: государственной, собственно общественной и экономической. Все они не просто тесно переплетены и взаимозависимы – это сросшиеся «сиамские близнецы». «Чтобы общество могло ощущать себя социальным целым, оно должно быть государством, в нем должен быть управляющий орган: государственная власть. Государство дает защиту и стандартные (формальные) правила существования всем членам общества, и этим делает его обществом. Если нет государственности, то нет и общественности, власть сама по себе – важнейший признак общественности». Необходимость управления обществом как единым целым и рождает государственную власть.

«Ошибочна концепция государства как аппарата насилия, так и органа примирения. Это не способ нахождения общественного консенсуса, который мы сегодня желаем видеть в государстве». А что же?

«Действия власти определяются не идеологическими постулатами, а необходимостью управления обществом как единым целым, исходя из его резервов. Если это управление потребует диктатуры, то будет диктатура на деле, хотя на словах может остаться и демократия».

Что же тогда представляет из себя демократия? «Требуется изобрести и вбить в головы людей идею, будто власть исходит от неких сверхчеловеческих сил, а в случае выборной власти – исходит от некоего народа, будучи воплощением его свободной воли». То есть демократия – это идея о том, как придать легитимность власти, явившейся результатом некоего «выборного процесса», когда он исторически сменил богопомазанных властителей.

Что такое «выборный демократический процесс»? По сути дела, соперничество элит общества за власть от имени народа, – это потрясающее открытие можно уже встретить даже в учебниках по политологии, но пропагандистами демократии не афишируется, поскольку мешает их мифотворчеству. Идея демократии освящает победителей в «выборном процессе», как когда-то церковь освящала власть монархов. Народ (или общество) в этом демократическом театре скорее зритель, чем участник, и не только в России. Сколько таких элит в обществе – столько и дееспособных партий. Поэтому «Единая Россия», при всех своих пороках, является партией, так как опирается на консолидированную Путиным часть российской элиты, а все прочие, не имеющие пока «своих элит» – имитации.

Наконец, насколько глубока «кроличья нора» демократии? «Демократические формы власти, хозяйствования, политические партии, национальные экономики, государства – становятся не более чем оболочкой, внутри которой действуют общественные сверхструктуры». Так Зиновьев называет тотальные и деспотические по своей сути общественные новообразования, вызревающие под оболочкой мировой демократии. Это своего рода социальная раковая опухоль, которая захватывает сегодня изнутри демократические общественные организмы.

Мифы демократии

Из вышеприведенного следует много выводов, и они говорят о многих сегодняшних наших представлениях об обществе как о мифах. Так, мифом является сама возможность существования «независимых общественных организаций», разнообразных «партий народной воли», но главный – миф о противостоянии общества и государства.

Эта освященная пылью времен демократическая иллюзия опирается на аристотелевскую теорию гражданского общества. Аристотель понимал под ним совокупность полноправных и равноправных членов греческого полиса, однако в эпоху Просвещения ее титаны распространили эту полисную концепцию Аристотеля на все общество Нового времени. Корректна ли эта интерпретация? Бог весть… Гегель, например, понимал под гражданским обществом «множественность семей», сферу частных интересов, а высшей формой социальной жизни считал государство (как и Зиновьев). Но тогда передовые умы занимала борьба с феодальным абсолютизмом.

Своей цели они достигли – тираны феодализма пали, это как бы освятило в Новое время концепцию Аристотеля и творцы демократии дополнили ее теорией Общественного договора, уже совсем не по Аристотелю, и вопреки Гегелю. Этим они, по сути, противопоставили государство и общество.

Якобы государство возникает в результате Договора между людьми, предусматривающего добровольный отказ их от части своих естественных прав в пользу государства. Однако любой Договор подразумевает, что обе высокие договаривающиеся стороны берут на себя некие обязательства. Причем, это не Конституция страны, которая есть не договор, а высший Закон. Это какой-то другой договор, хотя его никто никогда не видел. Его просто нет в природе! Как же можно соблюдать то, чего нет? Поэтому эта почтенная общественная доктрина на деле никогда не работала.

Впрочем, это никогда не останавливало любителей поговорить о большом значении соблюдения государством Общественного договора, с тем чтобы вкладывать в него каждый раз свои, в общем, политические смыслы. Отметим также, что многие далекие от политики обыватели подразумевают под этим Договором общественное согласие, которое, так или иначе, устанавливается в обществе, но тогда это всего лишь метафора.

Однако творческое наследие титанов Просвещения не пропало втуне. «Договорное» понимание государства использовал Карл Маркс, трансформировав его в свою главную идеологему: государство – всего лишь надстройка над экономическим базисом (и обществом). Зиновьев называет это «ошибочным идеологическим обобщением роли экономики», а ведь сегодня мы также идеологически обобщаем роль «гражданского общества», как главной сферы общества в широком смысле, и также противопоставляем ему государство, оставляя последнему функции «ночного сторожа» и универсального переговорщика, призванного выполнять пожелания «гражданского общества». Это не менее «ошибочное идеологическое обобщение» и последствия его могут быть сопоставимы с марксовыми.

К счастью, народ не разделяет и теории «гражданского общества», и поэтому не внимает заклинаниям его апологетов. Для него это пустые фразы: он инстинктивно чувствует, что государство ему отнюдь не враг, но, во всяком случае, «дает защиту». Что худой мир в стране лучше доброй ссоры. Что общественных «сиамских близнецов» невозможно разъять, не сделав само общество инвалидом. А с учетом всего этого нужно, конечно, делать все возможное для утверждения в стране справедливости, равенства и братства.

Виктор Каменев