Алексей Сорокин

С 15 по 18 февраля Ульяновск принимал Всероссийский телевизионный конкурс «ТЭФИ-Регион-2010». Председатель жюри этого конкурса, Владимир Познер, встретился со студентами Ульяновского Государственного университета, которые могли задать ему все «наболевшие» вопросы.

Несмотря на насыщенную программу конкурса, Познер выкроил свободное время для беседы. Войдя в зал УлГУ, первым делом он решил представиться: «Вы знаете, чем я занимаюсь – веду программу «Познер» на Первом», делаю документальные фильмы о разных странах. В частности, были многосерийные фильмы «Одноэтажная Америка» и «Тур де Франс»; скоро начнутся съемки фильма об Италии. Чтобы попусту не тратить время, давайте договоримся так: вы будете коротко задавать вопросы, а я буду коротко на них отвечать». Так начался диалог.

– С какого возраста нужно считать, что человек набрал достаточно опыта для того, чтобы стать журналистом?

– В нашей стране все журналисты заканчивали нежурналистские факультеты. Я закончил биолого-почвенный факультет МГУ, собирался открывать тайны мозга, читал И.П. Павлова (того самого, который открыл условный рефлекс). Из-за своего упорства я понял, что по складу ума я не ученый. После окончания университета я считал, что хочу быть переводчиком английской поэзии. Случайно попал к Маршаку – выдающемуся переводчику, детскому писателю, поэту. Больше двух лет работал у него литературным секретарем, отвечал на письма, которые он получал. И совершенно случайно я услышал, что открывается агентство печати «Новости», и туда требуются люди со знанием языка. Начал работать, и понял – вот оно, чего я хочу. Вообще, журналистика – образ жизни, склад ума, взгляд на жизнь. Это чрезвычайно конкурентная профессия, и если ты не первый – ты никто.

– Владимир Владимирович, вы считаетесь одним из лучших интервьюеров на российском телевидении. Есть ли у вас личные секреты, касающиеся вашей профессии?

– Ну, почему на российском телевидении? В мире (смеется). Вы знаете, никаких секретов нет. Все дело в таланте: либо он есть, либо его нет. Главный телевизионный талант – суметь «пробить» экран, чтобы каждый зритель считал, что ты говоришь именно с ним. Как и в любой профессии, в журналистике есть свои нюансы. Для интервьюера самое главное – уметь слушать, а потом еще и слышать. Дело не в том, что говорит собеседник, а как он говорит: с какой интонацией, что еще слышно за его словами. И надо помнить, что вы не главный человек. Главный тот, кого вы пригласили.

– Кто из героев вашей программы запомнился вам больше всего?

– Я могу перечислить несколько человек, потому что не могу выделить одного. Очень запомнился мне Анатолий Чубайс, из более недавних – Ирина Антонова (директор музея)… Наберется еще десяток людей, запомнившихся тем, как они себя вели и что говорили. Но больше всего остались в памяти провальные программы. Я провалился со Жванецким и моим близким другом Ургантом. Видимо, от того, что они мне близки, я и не смог взять у них хорошее интервью.

– Какую роль играют СМИ в развитии нравственных и духовных ценностей?

– Насчет духовного развития скажу так, что журналистика – не церковь, а журналисты – не священники. Наша цель – информировать, давать максимум информации по всем вопросам. Воспитывать же духовность могут фильмы и сериалы. Даже «мыльные оперы» могут способствовать развитию общества.

– Есть ли сейчас в стране свобода слова, и каковы ее тенденции?

– На мой взгляд, слово «свобода» предполагает волю: что хочу, то и говорю. Это неправильно. «Свобода» – означает «ответственный человек». Самый безответственный человек – раб, за него отвечает хозяин. А самый ответственный человек – он и самый свободный. Ситуация в России со свободой слова плохая, так как всегда есть опасение «как бы чего не вышло». Люди боятся. У Евтушенко есть такое стихотворение: «Сосед ученый Галилея был Галилея не глупее. Он знал, что вертится земля, но у него была семья». Вот и все. Это очень простой ответ. Когда люди опасаются того, что они скажут – ненормальная ситуация.

– В вашей передаче вы задали Андрею Кончаловскому такой вопрос: “Если бы дьявол предложил вам вечную жизнь, без всяких условий, согласились бы вы?” Как бы вы сами ответили на этот вопрос?

– Патриарх Кирилл со мной не здоровается (смеется). Я бы хотел встретиться с Воландом, у меня к нему много вопросов. Бессмертия я бы не хотел – в таком случае я потеряю всех своих близких. Но мне любопытно, что будет, если я буду жить вечно. Я стану очень одиноким человеком. Как говорил Ханс Фаллада: «Каждый умирает в одиночку». Так оно и есть. Человек, на самом деле, очень одинок. Так что, так же, как Андрей однозначно сказал “Да”, я скажу “Нет”».