Бульвар Пластова – одно из городских мест с богатейшим историческим прошлым. Это северная часть главной улицы Симбирска – Большой Саратовской, к 100-летнему юбилею знаменитого земляка, писателя И.А. Гончарова получившей его имя. Возникла она на месте оборонительного вала, полукружием охватывавшего посад от Петропавловского спуска (ныне – площади 30-летия Победы) до начала Верхней Набережной – Старого Венца (ныне на этом месте кафе «Колизей»). Как и во многих старинных городах, от кремля через посад радиусами расходились дороги, вдоль которых впоследствии появились существующие и поныне улицы.

В годы семинарской юности Аркадия Пластова на участке от Староказанской улицы (ныне Красноармейская) до Старого Венца были три скверика, пользующихся доброй славой среди симбирских влюбленных. В народе их называли Вера, Надежда, Любовь, и свидания назначали «со значением»: по мере развития отношений – ближе к Венцу, ближе к свадьбе.

Сегодня облик Симбирска периода юности Пластова сохранили лишь акварели его учителя, художника Д.И. Архангельского, да открытки начала ХХ века. Одна из них запечатлела Владимирскую (Ильинскую) церковь, стоявшую на южной стороне сквера «Надежда». На открытке 1898 года церковь сфотографирована с южной стороны, с улицы Спасской (ныне Советская). Арка перекрывала выезд на улицу Мартыновую, дорожка разделяла Веру и Надежду. В глубине кадра сквозь арку виден дом, на месте которого стоит Дом Советов – улица Радищева, 1. Слева от колокольни видны дома, какими был окружен сквер «Вера». Арка здесь не прихоть архитектора, симбиряне хотели напомнить, что церковь построена на том самом месте, где были северные въездные ворота в посад.

Город здесь кончался, к северу от ворот начинался лес. Храм был возведен еще в 1725 году, в 1832 перестроен в классическом стиле, тогда и появилась арка, соединяющая колокольню с трапезной. После памятного симбирского пожара при восстановлении теплую часть церкви с престолом во имя Ильи Пророка перестроили «в два света», а холодную, Владимирскую, тоже сделали теплой и пятиглавой. Таким знали храм три поколения Пластовых – дед Аркадия Александровича, церковный архитектор и иконописец, отец – псаломщик, и сам будущий народный художник.

В веке ХХ старинный храм тоже пережил события, достойные кисти Пластова и Архангельского. Чтобы представить их в полной мере, вернемся в сквер «Вера» на то самое место, где возвели памятник знаменитому земляку. Сороковые годы – звездный период в судьбе Аркадия Александровича: его талант получил мировую известность и признание. Картина «Фашист пролетел» потрясла мир на Ялтинской конференции. В 1946 году художник становится лауреатом Государственной (Сталинской) премии I степени, в 1947 – действительным членом Академии художеств СССР.

Все эти годы на месте его будущего памятника в сквере «Вера» работал скромный киоск с народным названием «Голубой Дунай». Синенькая деревянная домушка, рядом столики: слева те, где подают пиво, справа – стойки для любителей розового клюквенного морса и мороженого из формочки. «Голубым Дунаем» киоск прозвали потому, что возле него полуслепой фронтовик играл на трофейном баяне популярный вальс «Дунайские волны»: «Видел, друзья, я Дунай голубой, был занесен я солдатской судьбой…». Это было место встречи, сюда порасспросить о судьбе солдат, от которых подолгу не было вестей, сбегались женщины и ребятишки.

В те годы большинство возвратившихся прибывало в город «водой» – пароходами. Поднимавшегося в гору солдата было видно издалека. Встречали, тащили к «Дунаю», одолевали вопросами. В «Голубом Дунае» собирались современники, земляки Пластова, такие, как те, кого он любил и запечатлел в своих картинах. Народ был небогатый, кружку ароматного пива с белой пенной шапкой рабочий мог позволить себе разве что раз в неделю. Случалось, отказывали себе, вместо пива покупали стакан морса или мороженое босому, насквозь пропахшему рыбой мальчишке. Большинство подростков в те годы подрабатывали на пристанях чисткой рыбы «за хвосты и головки». Обычный вопрос: «Папка воюет, брат без вести, дяденька, может, слыхал про него?». Чем тут утешить? «Мамка на КИМе в две смены». На КИМе – это на трикотажной фабрике, эвакуированной из Витебска и размещенной в стенах поруганной и разграбленной Владимирской церкви. К октябрю 1941 года, когда в церкви было установлено фабричное оборудование, ни колокольни, ни арки уже не было, их варварски уничтожили еще в 30-е годы.

В самый тяжкий час войны даже Сталин понял, что без возрождения православной веры сражений не выиграть. Обобранные церковные приходы, репрессированные оболганные попы и «отсталые» верующие не думали об обидах, нанесенных безбожной властью, из последних грошей жертвовали на защиту Отечества. На их средства строились танки и самолеты, собирались тысячи посылок для солдат. Запреты ослабли, впервые после десятилетий позволили крестные ходы. 19 января 1943 года в праздник Крещения Господня в Ульяновске тоже после десятилетий запретов состоялся крестный ход к Иордани (купели), специально вырубленной во льду на Волге. Не умолкая, раздавались горячие молитвы о победе русского оружия. Утром 2 февраля Советское Информбюро сообщило о полном разгроме фашистов под Сталинградом. После этого в ЦК партии и правительстве СССР начали всерьез обсуждать вопрос о восстановлении патриаршества.

Московская патриархия с 1941 года находилась в эвакуации в Ульяновске. Пробил звездный час Владимирского храма: здесь в июле 1943 года состоялось Предсоборное Церковное совещание, на котором митрополит Сергий был рекомендован к избранию Патриархом Московским и Всея Руси. На время собрания из одного из помещений храма были вынесены фабричные станки. На бумаге Владимирский (Ильинский) храм был якобы передан Московской патриархии еще в 1941 году, но там сразу же разместили фабрику. Власть постаралась, чтобы население о возрождении Патриаршества знало как можно меньше, публикаций в печати не было.

В 1966 году Народного художника СССР А.А. Пластова наградили Государственной (Ленинской) премией. Но вот принимая решение о судьбе его родного Симбирска, посоветоваться с ним не посчитали нужным. В зените заслуженной славы был тогда и непревзойденный знаток симбирской старины Д.И. Архангельский. Его не спросили тоже. Решение о тотальном уничтожении исторической застройки в связи с предстоящим юбилеем 100-летия Ленина принимали люди, которые никогда здесь не жили и жить не собирались. Зато одержать победу на конкурсах и получить неограниченное государственное финансирование под воплощение собственных творческих замыслов было для них весьма привлекательным. К тому же предстоящий идеологический юбилей сулил неизбежные премии, награды и звания. Поэтому то, что еще уцелело от одного из самых старинных храмов города, снесли, освобождая площадку под здание Ленинского мемориала. Да и всей исторической застройке этого района был нанесен невосполнимый ущерб.

В последние годы Пластова вспоминают все чаще, возлагая на его творчество надежды, связанные с развитием туризма. Перспективно! Но неплохо бы взглянуть на пластовские места и задуматься, какое впечатление они производят.

Сквер «Вера». Вдоль его северной стороны появились величественные новостройки – Центробанк и административное здание «Дом Советов». Но свиданий у «Веры» теперь не назначают – сквер плотно окружен потоком машин, воздух насыщен газом и парами бензина. Львиную долю «Надежды» занимает бассейн с фонтанчиками для кондиционеров Ленинского мемориала. Посидеть здесь на скамеечке можно, если смириться с соседством гаража для машин, обслуживающих мемориал. Самой тихой осталась маленькая «Любовь», лишь на пути к волжскому откосу роятся иномарки посетителей «Колизея».

Сиротливо Пластову на бульваре, носящем его имя, где все вокруг не имеет к нему никакого отношения. А ведь это – территория упущенных возможностей. Если подумать и взять в пример опыт Русского музея с его научными разработками виртуальных проектов Летнего сада-музея в разные периоды, можно создать впечатляющий экскурсионный маршрут. Наследие Пластова и Архангельского очень помогут. Были бы только у нас Вера, Надежда, Любовь.

Наталья Гауз