Весь май ульяновского художника А.Е. Егуткина поздравляли коллеги, друзья и поклонники. Сначала открылась его юбилейная персональная выставка, затем пришло сообщение о присвоении ему звания «Народный художник России». А в начале июня он стал еще и Почетным гражданином города Ульяновска. Это стало поводом задать ему несколько вопросов.

– Аркадий Ефимович, Вас вполне можно назвать долгожителем в творчестве. На многих картинах стоят «свежие» даты. Наверняка зреют и новые замыслы?..

– Их много, но все ли удастся реализовать? Надеюсь, хотя бы некоторые из них… Вспоминаю, что когда я был молодым, то при одной из встреч в Присло-нихе с Аркадием Александровичем Пластовым он говорил мне, чтобы я не терял времени даром и быстрее становился профессионалом; что вот у него самого много замыслов, а времени на их воплощение из-за возраста уже не остается. Я, по юности своей, соглашался, согласно кивал головой, а сам думал: «У меня вся жизнь впереди». Теперь и я своим студентам говорю: «Не теряйте времени даром!».

– Вы недавно отметили свое 75-летие и 50-летие творческой деятельности. Оглядываясь назад, не жалеете, что прожили жизнь в искусстве? Ведь Вы работали в свое время и инженером, и журналистом…

– Когда я окончил школу, то рассуждал так: либо становиться великим художником, либо не становиться художником вообще. Я не верил в свои силы и пошел в технический вуз, работал технологом-литейщиком на автозаводе. Но меня продолжало тянуть в изобразительное искусство. Сотрудничал с «Ульяновской правдой», и свои очерковые материалы иллюстрировал своими же рисунками. Потом вместе с художником Евгением Шибановым создавал бюро технической эстетики на механическом заводе. В конце концов, пришло понимание: не важно, какой ты художник, важна жизнь в искусстве, она интересна и притягательна. Может быть, тот накопленный жизненный опыт и навел меня на то, чем занимаюсь в своем творчестве. Я не отношусь к тем, кто пишет, что видит. На мой взгляд, искусство должно не только украшать интерьеры. Художник не может не высказываться по поводу того, что происходит вокруг него, в стране, в мире.

– Вы в своем творчестве – философ. Ваши картины рождаются сначала в голове или это происходит у мольберта?

– Я не приступлю к работе, пока не сложится все в голове, пока не увижу, не почувствую тему. Дальше идет работа: композиция, красочные пятна, соотношение теплых и холодных тонов. Так рождается образ. Ты создаешь свою материю, свою галактику, и ты в этом случае – Бог. Но всякий раз, когда в руки берешь кисть, возникает робость перед чистым холстом, чувствуешь себя в какой-то степени учеником, потому что ищешь единственно верную для тебя форму, язык выражения. Пишу так, какой я есть на сегодня.

– Вас, судя по картинам, волнуют вечные вопросы. Вы даете свою трактовку библейским и мифологическим сюжетам, тому, что происходило в нашей стране не так недавно, в XX веке. Создавая образы, Вы ищите основу для них в своей жизни?

– Все наиболее значимые мои работы рождены жизнью, впечатлениями от нее. Стараюсь ничего не высасывать из пальца. Мои циклы посвящены русской поэзии, нашей истории, человеческим страстям и чувствам, проблемам творчества, таким категориям как время, власть и так далее.

Знаю, что Вы давно любите творчество писателя, нашего земляка Ивана Гончарова. Как Вы открыли его для себя, и почему потянулась рука с кистью к холсту?

– Началось с того, что несколько лет назад, когда Центральной городской библиотеке присвоили имя Гончарова, я пообещал подарить ей портрет Обломо-ва. Долго его вымучивал. Как выразить образ пластически? Обрюзгший, несмотря на молодой возраст, человек должен обладать притягательностью. Еще раз перечитал роман. Во-первых, это великая, захватывающая с первых слов, литература. Во-вторых, я нашел массу черт, роднящих меня… с Ильей Ильичем: так же ленив.

– Но Вам пришлось проявить упорство Штольца, когда Вы работали над другой, большой по размерам картиной, где Гончаров предстает в окружении героев своего главного рома-

– Ее и еще несколько картин я написал после того, как меня сбила машина, и была сломана нога. От злости, как только пересел на коляску, начал писать, хотя в тесной спальне делать это мне было непросто.

– Особая для Вас тема – Великая Отечественная война. Ваши работы, с ней связанные, побывали на многих престижных всероссийских выставках, где получили высокую оценку. У Вас есть свой подход к теме, расскажите об этом.

Считаю, что войну не нужно иллюстрировать. Я сам – ребенок войны, с матерью оказался в эвакуации в Ульяновской области, на отца мы получили похоронку. Часто отталкиваюсь от своих детских впечатлений, но бывает, что идея картины рождается из того, что вижу в повседневности. Например, «И был вечер, и было утро» навеяны прибалтийским побережьем, когда я сидел на берегу моря и смотрел на почти библейскую картину перед глазами: вода, суша, клонящееся к закату светило. На этом фоне появлялись фигуры людей. Так появилась идея нарисовать инвалида с костылями и юношу с девушкой… Вообще, меня всегда интересовало: кто мы, откуда и куда идем? Так назвал одну их своих картин Поль Гоген. И еще один важный для меня посыл содержится в фильме «Покаяние» режиссера Абуладзе. Помните, там пожилая грузинка спрашивает: эта дорога ведет к храму? Ей отвечают, что нет. И она на это говорит: зачем нужна дорога, которая не ведет к храму? Искусство ставит эти и другие вопросы, на которые нет ответа.

– Для чего же их в таком случае ставить?

– Полагаю, искусство должно подвигать человека задуматься над ними. Есть надежда, что от этого он меньше будет суетиться и делать гадостей. Очищение души происходит!

Ирина Морозова