1 авгусо Ста легенде советского телевидения Валентине Михайловне Леонтьевой, или просто тете Вале, исполнилось бы 88 лет. Последние годы главный диктор Советскогоюза, любимица Брежнева прожила не в своей шикарной четырехкомнатной квартире в центре Москвы, выделенной ей по распоряжению ЦК КПСС, а в селе Новоселки Мелекесского района Ульяновской области.

Писали, что телезвезда заканчивает жизнь в хлеву, бедности и голоде. Благодаря фестивалю кино- и телепрограмм для семейного просмотра «От всей души» имени Валентины Леонтьевой и личной поддержке губернатора Ульяновской области Сергея Ивановича Морозова корреспондент «Родной газеты» Наталья РТИЩЕВА побывала в Новоселках.

Там живет ее старшая сестра Людмила Михайловна. 23 июня Людмиле Михайловне исполнилось 90 лет. Две сестры-блокадницы прожили большую жизнь. Их мать вспоминала, как пятилетней Люсе приснился сон: как будто прилетел ангел и осыпал кроватку трехлетней Вали розами. Сон – к славе. Валентина Леонтьева стала звездой советского телевидения. Ее старшая сестра Людмила – главным экономистом совхоза Новоселки Мелекесского района Ульяновской области. Но в тяжелые последние годы старшая сестра пришла на помощь младшей, как это было в блокадном Ленинграде.

Правда о последних годах жизни Валентины Михайловны Леонтьевой – в эксклюзивном интервью с ее старшей сестрой Людмилой Михайловной.

– Много было слухов про последние годы жизни Валентины Михайловны. Что она оказалась не в Москве, не в своей шикарной квартире, а в каком-то поселке. Живет в бедности, никто за ней не ухаживает. А оказывается, она была окружена любовью и заботой близких людей.

– Я сейчас вам расскажу все. Она упала в больнице в Москве, потеряла сознание, у нее была разбита голова. А до этого Валя сломала шейку бедра. Когда я узнала об этом, я поехала в Москву. Она сказала: «Люся, я тебя умоляю, возьми меня к себе. Я не хочу здесь оставаться». Я-то знаю, в чем причина. Я только не люблю об этом говорить. У них были очень большие нелады с сыном. Очень большие.

– Про сына много слухов. Кто-то его называет наркоманом.

– Боже упаси. Он о своем здоровье заботится так, как ни о ком. Он интеллигентен, умен, много читает. Может быть, Валя в чем-то виновата. Вали все время не было. Он говорил: «Ты – всеихняя мама». Когда Валя к детям выезжала, он страшно ревновал. А Валя постоянно в разъездах, особенно с программой «От всей души». Наверное, это была детская… злобность… нет, но большая ревность переросла в очень холодное отношение. Ничего плохого о нем не могу сказать.

– И все-таки сестра попросила взять ее к вам в Ульяновскую область.

– Когда Валя попросила: «Возьми меня к себе», я даже не сомневалась ни одной минуты. Я только спросила: «Валя, ну как ты будешь жить здесь?». Когда я врачу сказала об этом, он сказал: «Больше года она у вас не проживет, потому что у нее очень сильная травма головы (голова была рассечена, шов накладывали) и еще перелом шейки бедра.

– А все произошло иначе?

– Когда она приехала, она и ходила, но около дома. Два года она прожила хорошо. Если она видела камеру, когда кто-то приезжал, она перевоплощалась. У нее совершенно другое лицо было. Она с удовольствием разговаривала. Не было такого даже, чтобы она плохо говорила. Великолепная речь. Так было два года. А на третий год… Началось с чего. Диктор Игорь Кириллов ведет программу, она смотрит и говорит: «Люся, знакомое лицо, но я не помню, кто это». Она начала терять память. Потом она начала путать утро с вечером.

– Она страдала?

– Болей у нее никаких не было. Было другое. Она же курила шестьдесят лет. Она не вставала, пока не выкурит сигарету. Однажды она просыпается, Галя, моя дочка, подносит ей сигарету, и вдруг Валя говорит: «Да ты что? Я же никогда не курила». И как отрезало: ни одной. А потом начались проблемы с кожей. Как ожог. Красное, потом слезает кожа и видно мясо. Такие ранки появились повсюду. Вызвали врача, тот сказал, что это проблемы с сосудами. А другой врач мне сказал, что это может быть потому, что шестьдесят лет она питалась никотином и вдруг сразу бросила.

– То есть она забыла, что она курила?

– А организм-то не забыл. У нее стала память похуже. Потом она стала слабо ходить. Мы ее на колясочке на улицу вывозили. И все равно, когда кто-то приходил, она говорила нормально. Она радовалась, как ребенок. Потом говорила: «Ой, как я устала!». Я говорила: «Давай, Валя, не будем никого пускать». «Нет-нет-нет, пусть приходят».

– А где она жила?

– Мы снимали для нее квартиру на первом этаже. Я ночевала у нее. Все время там была. Галя, дочка моя, жила на третьем этаже с ребятишками, там готовила. И вдруг Валя стала слабеть. Болей никаких. Прикрепили к ней врача, следили за всем. Сказали, что это перебои в сердце. И вот однажды я встаю, она спит. Причем ночью она хорошо спала. Я раза три за ночь просыпалась, думала: «Как она? Как она?». Утром я встала в часов пять, подошла и думаю: «Тихо как-то». Посмотрела – что-то не то. Послушала – сердце не бьется. Спокойно, без единой боли. Она три года прожила все-таки… Привыкаешь, начинаешь думать: «Может, и дальше бы прожила…». Может, в Москве были особые врачи, но здесь сделали все, что могли. Обыкновенный дом, квартира большая, хорошая, теплая.

– Тяжело было? Все-таки она была уже в таком состоянии. И у вас серьезный возраст.

– Мне тяжело? Нет. Нас всего двое, и мы всегда были очень дружны. Я была старшей, ее опекала. На меня мама могла положиться, когда уходила. Я все время себя чувствовала старшей. Как я в Ульяновск попала? Перед войной я вышла замуж, началась война, закрыли все институты. Я хотела в институт, ничего не окончила.

– А в Новоселках у вас были родственники?

– На одной площадке с нами в Ленинграде жил писатель Николай Тихонов, а у него домработница была отсюда. Когда нас эвакуировали из блокадного Ленинграда по Ладожской дороге, она поехала с нами. Ехали мы месяц. Сначала попали на Челябинск, с Челябинска на Уфу и потом в Мелекесский район. Она сказала: «У меня в Мелекессе родные все, давайте ко мне». Вот мы сюда и приехали. Валя здесь окончила школу с отличием. Потом она уехала, мама уехала с ней, а я здесь осталась – вышла замуж, но через четыре года муж умер. И я уже никуда не уезжала. У меня уже был ребенок, Наталья. Так и осталась. Я окончила техникум и потом меня назначили главным экономистом совхоза. Главным экономистом совхоза я проработала сорок лет.

– Правда, что у вас было шестеро детей?

– Правда. Мальчик умер, когда нас везли из блокадного Ленинграда через Ладожское озеро. Он умер в дороге. Мама его зашила в одеяльце, солдаты приняли, сказали, что закопают. Ему было восемь месяцев, его звали Валерик. Потом у меня еще девочки родились – Наталья, Танечка и еще Танечка. Две Танечки умерли. Одной Танечке было три годика, а другой шесть месяцев. Потом родились Галя и Ольга. Галя недавно умерла. Наталья в Ульяновске имеет несколько оптик, а Ольга работала директором совхоза и ушла на пенсию в шестьдесят лет.

– Четверо детей вы потеряли. А что это за страшная история – у вас погибли два внука, а потом умерла их мать, ваша дочка Галя?

– Внуки разбились на машине. Вдвоем ехали ночью. Они столкнулись с машиной. Машина уехала, не остановилась. Они перевернулись, и оба насмерть. Вот Галя после этого здоровье себе и подорвала. Она очень тяжело это перенесла. Я тоже.

– Я поняла, что и Галин муж умер?

– Он стал довольно часто пить. И умер, не болея. Тоже это Галя перенесла тяжело. 31 июля умерла Галя, ей было шестьдесят, за день до дня рождения Вали. Мы с Галей в один день родились – 23 июня. И Галя тоже ушла без боли. Мы смотрели с ней телевизор, как раз что-то о Вале говорили. «Что-то я себя плохо чувствую», – сказала. Я говорю: «Ты полежи немножечко. Я сейчас посуду вымою, и потом мы пойдем к себе». Я вымыла посуду. Закончилась передача. Я запомнила, было десять часов утра. Прихожу, говорю: «Галя, вставай, пойдем». Она молчит. «Галя, вставай». Молчит. Послушала – сердце не бьется. Молниеносно.

– Правда, что вы сами принимали у себя роды?

– Когда я в Ульяновск приехала, нашли мне должность бухгалтера на дальнем-дальнем отделении, 45 километров. Никаких декретных. Как раз был отчет. Я сидела часов до десяти, и у меня начались схватки. Я позвала мужа. Муж побежал искать первого управляющего. Пока он его нашел, тот написал записку, чтобы дали лошадь. Пока он приехал, у меня уже родился ребенок. Я никому не верила, что можно родить без всех. Я встала с койки и поймала ребенка. Сама перерезала пуповину. Утром приехала акушерка. Всякое бывало.

– Такие у вас потери. Как это все пережить?

– Особенно последние шесть лет. Я думала, не выдержу. Но оказывается, все человек может выдержать.

– А кто сейчас живет в квартире, которую вы снимали для Валентины Леонтьевой?

– Нам сдавали ее. Валя умерла, живут другие. Валины вещи я раздала. Меня просили, я очень многое раздала. Интересно еще… В наше время модно было курить женщинам. Девчонки курили тогда, и сейчас они курят. Когда я в Ульяновск переехала, здесь так говорили: «Пусть, извините, б….ет она, чем курит». Я иду с работы – покурю, на работу прихожу – бросаю. Постепенно, легко совершенно бросила курить. Года три я курила только.

– А когда вы начали курить? Мне рассказали, что мама в блокаду вам с Валентиной Михайловной давала покурить, чтобы заглушить голод?

– Я начала курить лет в семнадцать. Мама всю жизнь курила.

– А кем были родители?

– Мама всю жизнь была бухгалтером, а папа экономистом работал. Так что я невольно по его специальности пошла.

– Первого ребенка вы родили, сколько вам было лет?

– Это был первый день бомбежки Ленинграда – 1 октября 1942 года.

– Вы помните такие вещи?

– Ну, такие вещи не забудешь. Первую бомбежку Ленинграда, как ее забудешь? Там такой ужас был. До этого два года подготовки было. Каждый знал свое место. Когда раздавалась сирена, каждый вставал на свое место, а мальчишки еще дрались, кто доберется до зажигалок.

– И все-таки, сколько вам было лет, когда родился ваш первый ребенок?

– 21, в 42-м году.

– А Валентина Михайловна поздно родила?

– Ей уже было за тридцать, тогда это было поздно. А у меня первый погиб где-то на Ладоге, а эти дети здесь. Как отсюда теперь уедешь?

– А вы никогда не узнавали, где похоронен первый ребенок?

– Ну, а как? Взяли солдаты на руки и унесли. Восемь месяцев ему было, Валерику. В честь папиной дочки – Валерии. Папа второй раз был женат на маме. У него умерла и жена, и дочь. И он сказал: «Назови Валерием». Папу не взяли на фронт, потому что у него был возраст. Он был на семнадцать лет старше мамы и умер от голода в Ленинграде. Так же голодал, как и все. Варили из столярного клея студень. Папин брат жил с нами, он военный был, у него был ремень. Изрезали ремень мелко-мелко, долго варили.

– И что, это можно есть?

– Можно, главное не отравлялись. Насколько организм умеет бороться. У некоторых был кровавый понос, а у нас не было. Мы, конечно, ужасно худели, но мама нас спасла. Мы все время хотели спать. Она нас будила, вплоть до того, что по щекам хлопала, чтобы только мы не спали. Мы ходили-ходили, чтобы не спали. Потому что многие засыпали и не просыпались. Конечно, я с ужасом об этом вспоминаю… Зато сколько лет я здесь живу, люди в отпуск едут на юг, а я каждый отпуск проводила в Ленинграде. Теперь уже не поеду. Все-таки возраст.

– Сколько у вас внуков, правнуков?

– У меня девять правнуков. Самая старшая работает в Москве врачом, самая младшая окончила второй класс. А все остальные – между. Кого-то всегда мне оставляют, чтобы я не была одна.

– Это правнуков, а внуков сколько?

– Внуков сейчас осталось три, а было пять. Два внука и внучка в Ульяновске.

– Вы готовите? Или кто-то помогает?

– Нет. Я все делаю сама. Абсолютно все. Стирать сейчас не проблема. Стирает машинка. Гладить я очень люблю, но я делаю так, чтобы мне недолго гладить. Я лучше поменьше постираю и потом поменьше поглажу. Готовлю я сама. Пока все сама. Не знаю, как дальше будет.

– А у Валентины Михайловны какое любимое блюдо было?

– Макароны.

– А вы умелица по хозяйству?

– Мама нас всех приучила с ранних лет. Готовить мы умели с Валей. … Я наговорила вам много, особенно про сына. Пусть говорят, что угодно. Я знаю только то, что сказала мне Валя. А то, кто-то преувеличивает, кто-то преуменьшает. Он квартиру Валину продал – Вале однокомнатную, себе двухкомнатную. У Вали четырехкомнатная была квартира.

– А сын бывает на могиле?

– Он не приезжал даже на похороны. И, знаете, это Валя виновата, прости меня Господи. Оттого, что она мало его видела, она делала все, что он попросит. Чтобы он не просил, все было исполнено. Надо денег – на. Она избаловала его. Слишком много любви тоже нельзя. А она этим компенсировала свое материнское отсутствие. Я первое время с ним говорила, потом он перестал звонить. И я не стала. Я много наговорила. Хочу, чтобы ее душа не узнала, что я что-то говорю не так.

– Вообще я редко встречаю такие отношения сестер. Родственники сейчас плохо друг к другу относятся, да и люди.

– Знаете, у моей родственницы в Ленинграде муж был на двадцать шесть лет старше ее. Она лежала в больнице, роды были тяжелые. Приходила первая жена ее мужа и уговаривала ее: «Лелечка, вы не беспокойтесь. Я не ревную. Я прожила хорошую, добрую жизнь с ним. У меня восемь взрослых детей. Вы только живите с ним, пожалуйста. Только поласковей будьте». Какой может быть человек. Не каждый скажет такое и не каждый такое сделает.

– Я слышала, что Валентина Михайловна хотела, чтобы с мамой ее похоронили на Ваганьково.

– Мне она лично это не говорила, когда сюда приехала. Она раньше говорила, когда была в силе. Но так получилось, что она похоронена в Ульяновской области. Все равно мне здесь лежать. Вдвоем будем, рядышком. Она не была одна. И не будет.

Беседовала Наталья РТИЩЕВА