Не так давно (вплоть до начала советской эпохи) одной из наиболее заметных и горячо любимых рождественских традиций было проведение вертепных представлений. Появления в доме или – реже – на ближайшей площади кукольника с большим вертепным ящиком с нетерпением ждали все – и стар, и мал.

От шопки до батлейки
А началось все, конечно, с католической Европы, где с давних пор было принято на Рождество ставить в церквях ясли с фигурками младенца Иисуса, Богородицы, пастухов, волхвов, а также бычка и ослика. Со временем этот праздничный обычай превратился в целое представление, которое иллюстрировало при помощи кукол евангельское повествование о рождении Христа, поклонении ему волхвов и жестоком царе Ироде, повелевшем убить всех вифлеемских младенцев.
В XVII веке это кукольное действо стало чрезвычайно популярным в Польше и уже оттуда перекочевало на белорусскую, украинскую и русскую почву. Однако теперь оно уже разыгрывалось в специальном переносном ящике, названия которого (как и наименования самого представления) разнились: так, поляки именовали его «шопкой», белорусы – «батлейкой», а на Украине и затем в России – «вертепом».
Чтобы увидеть батлейку, совсем не нужно было приходить в специальное театральное помещение со сценой и зрительным залом. Рождественский «театрик» сам ежегодно приходил в гости в любой дом и, расположившись на столе в узком семейном кругу, снова и снова пересказывал такую притягательную, простую и в то же время грандиозную историю о рождении Сына Божия.
Внешне вертеп выглядел как домик, нередко состоявший из двух-трех ярусов (хотя встречались и «одноэтажные»). Сторона, обращенная к зрителям, закрывалась тканью или маленькими ставнями, которые распахивались в самом начале представления. Куклы, прикрепленные к специальным стержням, двигались по прорезям в полу ящика. Верхний ярус обклеивался синей или голубой тканью; в центре изображалась пещерка с яслями и младенцем, над которой укреплялась звезда (кстати, слово «вертеп» означает «пещера»). Иногда вифлеемскую звезду оформляли как прорезь в крыше домика: во время представления ее подсвечивали с внутренней стороны свечкой, и все действо, происходящее обычно в темное время суток, освещалось мерцающим огнем, словно символизирующим тайну важнейшего события в истории человечества.
Фигурки верхнего «этажа» (помимо святого семейства, там могли располагаться ангелы, пастухи, волхвы и животные) почти не принимали участие в театральном действии. Их функция – символизировать сам праздник: неслучайно в верхнем ярусе изредка размещали просто рождественскую икону, без кукол.
Второй этаж оформлялся иначе: он выкрашивался в яркие цвета, посередине располагался трон Ирода, а справа и слева от него находились дверки, из которых появлялись и исчезали различные куклы. Именно здесь сосредоточивалось основное представление.
Нижний («подземный») этаж символизировал преисподнюю, в которой в итоге и оказывался злополучный иудейский царь.

Чем привлекал вертеп?
Вполне закономерен вопрос о том, чем же была обусловлена популярность этого незамысловатого «представления в ящике»? «Никакая лучшая пьеса, разыгранная теперь в театре, не доставляет такого удовольствия, какое доставлял нам вертеп», – так, например, вспоминала о своем детстве писательница Екатерина Авдеева. Другой писатель и критик XIX века Николай Полевой оставил нам такой отзыв: «В Иркутске, где я родился и жил до 1811 года, не было тогда театра, не заводили и благородных домашних спектаклей. Театры заменяли для нас вертепы». По его воспоминаниям, дети ожидали святочных вечеров и прихода кукольников (часто – учащихся-семинаристов) с огромным нетерпением, «предвкушая глубокое потрясение и огромное наслаждение от кукольного спектакля».
Само представление распадалось на две естественные части. В первой маленькие и большие зрители вновь и вновь негодовали и даже плакали, когда про-износился приказ об избиении младенцев, размышляли над диалогом Ирода со Смертью, ужасались.когда черти забирали царя в ад. Во второй все дружно смеялись над вдовой Ирода, которая быстро переходила от горьких слез к веселью и танцам с молодым генералом. Хохотали и над слугой и его острыми шутками, а также над тем, как он водил за нос своего барина.
Именно эта часть спектакля была наиболее востребована и постепенно стала преобладать над религиозным содержанием. На сюжетную основу рождественской истории нанизывались (очень часто – без какой-либо внутренней мотивировки) актуальные бытовые и сатирические сценки; там было все – и танцующие пары, и марширующие солдаты, и сценки из любимых «народных драм». Такой принцип свободного нанизывания различных сценок очень полюбился и зрителям, и бродячим кукольникам. Он способствовал тому, что вертепные театрики появлялись не только в камерной домашней обстановке, но и на ярмарочных площадях – в соседстве с балаганными представлениями, шарманками, райками и т.п.

Батлейка по-ульяновски
Для того чтобы выяснить «вертепное настоящее» нашего города, я обратился к режиссеру областного кукольного театра Людмиле Гавриловой.
– Около восьми лет назад мы ставили подобное рождествен-
ское представление: у нас был и вариант «театрика в ящике», и спектакль с большими куклами и рождественским хором. Это вызвало большой интерес как у детей, так и у родителей, но все-таки вертеп у нас не прижился. Объясняется это просто: в бат-лейке очень специфически движется кукла – она фактически не имеет механики, и все движение, а значит и сценическая динамика осуществляются за счет прорезей в полу каждого яруса. При этом актер стоит сзади и не имеет возможности полностью видеть содержимое вертепного ящика. Понятно, что, по сравнению с динамикой, к примеру, перчаточной куклы, здесь мало возможностей для какого-либо оживления действия, – поясняет режиссер.
Тем не менее, по ее словам, к зимним праздникам следующего года творческий коллектив кукольного собирается порадовать своих зрителей настоящей рождественской мистерией (возможно, с какими-то элементами вертепа). В этом же новом году маленьких гостей театра кукол радовали традиционные персонажи: Дед Мороз, Снегурочка и символ года – новорожденный зеленый Дракоша, решивший, что он – самая настоящая новогодняя елка.
Когда же я в завершение разговора затронул тему рождественской мистики и театральных примет, моя собеседница поделилась таким наблюдением:
– Вообще, мною замечено, что кукла, несмотря на то, что это всего лишь актерский инструмент, живо «реагирует» на то, как к ней относится актер. Если человек, впервые взяв ту или иную куклу, испытал к ней положительные эмоции, то и кукла как бы помогает ему освоить себя, свою механику, найти верный тон, пластику, выполнить какую-то конкретную, порой непростую задачу. Ну, а если человек испытывает негатив: например, что-то ему в кукле не понравилось, то она очень долго не поддается ему, как будто изнутри сопротивляется своему освоению. Таким образом, получается живое сотворчество, сотрудничество между актером и его «инструментом».
Стоит добавить, что в Ульяновске (наверное, как и в других городах России) наблюдается постепенное возрождение интереса к вертепу. К примеру, в 33-й городской гимназии преподаватель основ православной культуры Ирина Петрищева в этом году вместе с пятиклассниками изготовила фигурки ангелов, Ирода, барашков – для того, чтобы на уроке разыгрывать евангельские сценки. Встречаются какие-то элементы вертепного представления и в ульяновских воскресных школах.
Возможно, эти отдельные ростки со временем дадут свои плоды и «тихий» рождественский праздник (который, кстати, совсем не похож на шумное празднество вокруг новогодней елки, доставшееся нам с советских времен) снова вернется в российские города и села.
Евгений Нувитов