Ровно неделю назад мы писали про ситуацию с ООПТ в области. Напомним, что речь в материале шла об 11 новых ООПТ, которые запланировано создать в области в наступившем году. Тогда, сопоставив даты, мы выдвинули предположение, что весь план создания особо охраняемых территорий появился ради улучшения показателей в ежегодной отчетности области перед Москвой. Увы, мы ошиблись. Для того, чтобы разобраться в реальной ситуации, мы обратились к директору департамента природных ресурсов и экологии Министерства лесного хозяйства, природопользования и экологии области Андрею Евгеньевичу Беркутову.

– Наша предыдущая публикация получила определенную критику, как оказалось, заслуженную, особенно в плане наших утверждений о том, что весь план создания ООПТ созрел только весной прошлого года. По этой причине хотелось бы спросить, когда же реально зародился план создания новых ООПТ?

План является отражением программы, которая была разработана четыре года назад. Когда начались работы по инвентаризации существующих территорий, выяснилось, что у нас больше сотни очень небольших «пятнышек» ООПТ на карте, которые никак не могут обеспечить сохранение видового, ландшафтного и геологического разнообразия нашего региона.

– Если я не ошибаюсь, на настоящий момент в области около 140 особо охраняемых природных территорий?

– 133, из них две территории – федеральные.

– Довольно значительная цифра.

– Значительная, но недостаточная. Ведь чем уникален наш регион? Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять. На севере у нас южная тайга, еловые леса, чуть южнее широколиственные леса, ещё южнее песчаные степи и всё это на территории одного региона. Мы просто обязаны сохранить крупные куски ландшафтов, это называется ландшафтным обликом.

Совсем недавно, прошлым летом, у нас в регионе работал канал Russian Travel.Они снимают фильмы о России – о культуре, экономике, природе. Когда они приехали сюда, спросили у нас – «в чем же уникальность?». Мы им сказали, что всё покажем. И показали – за один день пути ребята увидели и широколиственный лес, и сосновые боры, и сухие степи. И всё это многообразие уместилось на небольшой территории. Его и надо сохранять. Эта идея и была положена сначала в основу схемы развития ООПТ, а затем была реализована в Программе, подписанной губернатором.

– Когда, кстати, была принята это программа?

9 июня прошлого года. Но работа началась намного раньше. Последний вариант схемы расположения ООПТ, например, был принят в мае 2010 года. Потом уже пошли письма от Союза охраны птиц России, от WWF и т.д.

– То есть в мае 2010 года в схему уже были заложены эти 80 ООПТ, которые вошли в программу?

Да.

– А когда возникла сама идея сделать упор именно на ландшафтное разнообразие?

На самом деле территории отражают четыре основных направления. Первое, как Вы правильно заметили, это ландшафтное разнообразие, второе – биологическое разнообразие, то есть сохранение видов, третье – рекреационный потенциал и четвертое, уникальное для нашего региона, – это сохранение геологических пластов. Они тоже объект охраны. Исходя из этих четырех направлений и были подобраны те самые 80 территорий, которые вошли в программу. Можно без преувеличения сказать, что были учтены интересы и мнения всех ученых, кто серьёзно занимается той или иной проблематикой. Дело в том, что специалистов у нас немало, но реально «в полях» бывают далеко не все, но все они хорошо известны министерству. Все, кому действительно небезразлично, кто реально ценит природу, все они участвовали в создании этого перечня.

А вот относительно того, когда возникла сама идея, хотелось бы пояснить подробнее. Сейчас, по классической теории, заканчивается третий этап урбанизации – пустеют деревни, люди переезжают в города. На четвертом этапе начинается формирование промышленных кластеров в области. Это то, что мы сейчас видим на примере Инзы, Новоспасского, Сенгилеевского узла. И это самое лучшее время для создания внятной системы территориальной охраны. Лучше это делать до того, как территория начнёт заполняться людьми, дорогами, заводами и т.д, чтобы сохранить ландшафтное разнообразие. Если упустить это время, то может оказаться, что и заповедовать будет нечего. Поэтому смешно слушать мнение о том, что, мол, создайте сначала внятную систему контроля, а потом создавайте ООПТ. Ещё раз повторюсь – если упустить время, то ООПТ будет попросту негде создавать.

– То есть Вы признаете, что рабочего механизма контроля на данный момент нет?

Механизм есть, но инспекторов мало. Это, по сути, федеральная политика – государство для развития экономики ослабляет контроль, можно сказать «отпускает вожжи». Ведь для того, чтобы уменьшить количество нарушений законодательства, не обязательно ужесточать контроль, всё зависит от личной ответственности людей.

-«Отпустить вожжи» в плане ООПТ значит насоздавать, но не контролировать?

Нет, пока нет возможности усилить государственный контроль, мы вынуждены создавать какие-то альтернативные механизмы. Для сравнения – летом к нам приезжали коллеги из Германии, так у них на территории, по площади сопоставимой с Ульяновской областью, работает 2000 человек. И это тоже государственная политика, но это не повод отказываться от создания особо охраняемых территорий. По крайней мере, можно будет «застолбить» землю. Это достаточно мощный первичный фильтр, так как на землях ООПТ ничего нельзя будет серьёзного построить.

– Я смотрю на территории, включенные в программу на 2011 год, и не вижу никаких земель, которые могут быть интересны инвесторам.

Это не так. Варваровская степь, Богдановский заказник на юге области расположены там, где есть нефть. Конечно, территории сейчас особой ценности для кого-то в хозяйственном плане не представляют, но месторождения той же нефти кончаются, пойдёт разведка и через несколько лет «неудобья» вполне могут оказаться востребованными. Но к этому времени уже будет действовать запрет на разработку, точнее на горные вырубки. Горы в карьеры не превратятся.

– Исходя из этого, интересно узнать какова стратегия «раскидывания» ООПТ по годам.

На 2011 год были выбраны самые, самые, самые ценные территории для Ульяновской области. Это территории, о которых ученые говорили десятилетиями. И дальше территории также расставляются по приоритетам. Можно точно сказать, что никаких случайностей тут нет.

– Но их площадь по сравнению с существующими ООПТ довольно большая, нет ли всё-таки задачи добиться для отчетности заветной цифры в 10% от площади территории области?

Нет, даже реализовав полностью всю программу, до 10% площадь ООПТ мы не доведем. Максимум 5-6% с учётом того, что границы территорий будут уточняться. У нас попросту нет достаточного количества территорий, отвечающих критериям создания ООПТ. Поэтому, даже если бы действительно стояла задача добиться доведения площади ООПТ до 10% от площади территории области, то выполнить её было бы невозможно. И 5% очень хороший показатель, соответствующий европейским стандартам.

– А будет ли возможность что-то добавлять или изменять в программе?

Конечно, всегда найдутся желающие что-то добавить или изменить. И это нормально, ведь внятное обследование территории на всей площади области началось всего лишь лет 10 назад. До этого ситуация была аховая – ученые выбирались «в поля» лишь во время отпуска, за свои деньги. Сейчас началась планомерная работа – у ученых появилась возможность ездить, исследовать, ВУЗы начинают проводить полевые практики, нарастает вал информации.

– Ведется ли паспортизация объектов?

Паспорта создаются на уже оформленные территории. Обычной практикой для других регионов является такая схема – сначала создаётся ООПТ, а через два-три года проводится плотная и детальная её инвентаризация. Такую работу ведем и мы совместно с ВУЗами и учеными. Планируем также по итогам работы издать книгу с описанием особо охраняемых территорий и организовывать пресс-туры.

– И всё-таки хочется вернуться к наиболее сложному вопросу – вопросу контроля. Ведь на первый взгляд, существующие ООПТ вообще никак не охраняются.

Кроме Госэконадзора есть и отдел защиты природы в Министерстве, и существует установка проводить мониторинг. Информация собиралась и собирается и к нам поступает. Кроме того, в каждом районе есть лесничество, лесхоз и они тоже участвуют в процессе.

– Хотелось бы обратиться к чистой математике. Сколько людей контролируют каждый район?

У Госэконадзора есть по несколько человек, в лесничествах минимум 10 человек, плюс есть ещё лесхозы, плюс, если леса сданы в аренду, есть арендаторы. Арендаторы, кстати, хорошо следят за своими лесами. По крайней мере, незаконные вырубки там практически исключены. Кроме того, сейчас создаются экологические советы в каждом районе. Туда набираются люди неравнодушные. Хорошее предложение по этому поводу высказал Долинин (глава Госэконадзора по Ульяновской области) – надо сосредоточиться на учителях биологии, географии и т.д. Уже сейчас в составе советов много таких людей.

Вообще, за рубежом есть такая практика – «сеть хранителей». В неё входят охотники, рыбаки, бывшие лесники, военные и другие неравнодушные люди. Если они видят, что происходит что-то не то, то звонят и рассказывают. Нечто подобное работает и у нас, по крайней мере, в ключевых орнитологических территориях.

– То есть упор планируется делать на общественность?

В какой-то мере да.

Пообщавшись с представителями Министерства, мы решили обратиться за комментариями и к главе Госэконадзора по Ульяновской области Константину Долинину. Благо, ключевой вопрос проявился во всей своей очевидности. Это, в первую очередь обеспечение контроля за соблюдением режима охраны создаваемых территорий.

Долинин признал, что очень желательно увеличить количество инспекторов, но пока такой возможности нет, предлагает создать при каждой особо охраняемой территории попечительский совет, которому будет оказываться вся возможная поддержка как и по линии Министерства, так и по линии Госэконадзора. Таким образом, удастся расширить ту самую «сеть хранителей», которая и является, по сути, основой постоянного контроля.