На этой неделе мы разместили тест на патриотизм. Конечно, вряд ли можно считать патриотизм явлением, которое можно как-то измерить, поэтому результаты теста носят скорее развлекательный характер. Интересно другое – те критерии, по которым сами люди определяют патриотизм. Выявить их несложно. Для этого достаточно обычных социологических методов. Такие исследования неоднократно проводились. Наиболее обширным нам показалось исследование Фонда общественного мнения. Согласно его результатам, наиболее бесспорным критерием патриотизма является любовь к родной природе. Более 70% опрошенных посчитали её обязательным качеством настоящего патриота.

Неудивительно. Любовь к родине явно неотделима от любви к территории как к природному объекту, тому, что можно назвать «моё». Но вот что остаётся у нас «моего», за что можно любить родную природу? Увы, немного. Государственная политика, направленная на эксплуатацию территорий, практически исключает восприятие природы как «своей». Пока этот процесс очевиден далеко не всем, чувствуются лишь «первые звоночки».

На прошлой неделе мы ездили по полям с министром с/х региона Александром Чепухиным, которого обратно на родину явно привел патриотизм, выражаемый, в том числе, и в искренней любви к родной природе. Но заехав на очередной застроенный участок побережья Волги с непременными заборами и коттеджами, Чепухин явно стал выглядеть расстроенным. Место, которое он считал «своим», куда ездил купаться в детстве, внезапно стало «чужим». «Не хочется даже сюда больше приезжать», – заметил по этому поводу министр. Душа болит.

Природа в любом её проявлении перестаёт быть общей, когнитивной «родиной». Любовь к ней становится правом избранных.

Собственно, ничего в этом нового нет – правом на любовь к природе, на ощущение её «своей» многие столетия в России обладали лишь те, кто этой природой, собственно, и владел.

Что окружало, например, крестьянина? Барский лес, куда нельзя заходить, барская речка, в которой нельзя купаться, барское поле, на котором надо отрабатывать барщину и т.д. Воздух, впрочем, тоже был барский. Для ощущения «своей» природы оставалось немного – лишь небольшой клочок собственной земли. Если, конечно, таковая имелась.

Неудивительно, что никакого особого патриотизма в крестьянах не было. Бесправное сословие не имело права и на это чувство. Сильные искали свободы от бесправия, нового ощущения «своего», более слабые – умирали в нищете. В Сибирь уходили даже не за свободой, а в поисках родины здесь и сейчас – в каждой травинке, в каждом деревце.

Сословия «покруче» уже могли себе позволить быть патриотами – для них окружающее пространство не было лишь набором запретов. Они-то и воспевали родные березки да поля.

Восприятие различалось кардинально. Настолько сильно, что одно и то же пространство зачастую ощущалось противоположно. Считалось, что «дремучие мужики» не способны понять прекрасное.

Наблюдательным людям очевидно, что сегодня полным ходом идёт процесс реставрации традиционных порядков. Все уже поделились по сословиям, обжились поместьями, обзавелись холопами и выстроились по табели о рангах. Неукоснительно идёт и процесс выстраивания права на любовь к природе.

Доведению этого процесса до полной диалектической реанимации мешает лишь недостаточность осознания его глубины. Леса уже барские, воды – купеческие, а поля – помещичьи. Увы, это понимают далеко не все.

Географическое приложение любви к родине неуклонно сжимается. Из него постоянно вырезаются те или иные куски. Пруд, где ты в детстве ловил карасей, становится платным, лес, где ты собирал грибы – вырубленным под корень, поле, где ты работал во время школьных каникул, – вотчиной агрохолдинга и т.д. У новых низших сословий возникает понимание, что любить-то в общем-то уже и нечего – родина давно распродана.

Конечно, это в первую очередь когнитивная сторона вопроса. С формальной точки зрения всё не так плохо. Леса «эффективно осваиваются», поля «эффективно засеиваются», пруды «эффективно используются». Но вся эта «эффективность» направлена на членов других сословий, она «не для нас».

Вернёмся к опросу ФОМа. Мы не совсем с ним согласны и считаем, что основным индикатором патриотизма является жертвенность, то есть готовность пожертвовать чем-то личным ради общего. Именно через жертвенность выражается и истинная любовь к природе, «якоря» жертвенность на территорию её приложения. При такой постановке вопроса это становится «железобетонным» индикатором патриотизма.

Пойдешь ли ты тушить родной лес, если в нем уютно расположились за забором коттеджи успешных «эффективных пользователей»? Вряд ли, скорее сам его подожжешь, чтобы заглушить душевную боль. Подберешь ли ты мусор на берегу родного деревенского пруда, если для этого надо пройти через дырку в заборе, который построил новый владелец места для рыбалки? Вряд ли. Таких «вряд ли» множество. Итог один – «не моё дело», а значит и «не мое место».

Право на жизненное пространство – это право из категории прав третьего поколения. Это коллективные права, которые в современных условиях считаются необходимыми для соблюдения прав первого и второго поколений (которые среди прочего прописаны и в Конституции). Лишение тех или иных коллективных прав общества моментально отражается на базовых правах.

Цепочка проста. Не ухаживали за лесом и лес умер – ухудшилась жизненная среда – ухудшились условия для осуществления базового права на отдых. Построили коттеджный поселок на срытом памятнике – под угрозой право на культуру. И так далее.

Очевидно, что реализовывать права третьего поколения можно лишь на коллегиальной коллективной основе – это почти всегда компромисс. У нас же вместо этого действует другой механизм – правами третьего поколения наделяются только избранные сословия. Впрочем, зачастую и базовые права остаются только им, что только усиливает сословное разделение.

Эта политика вымывает патриотизм как ненужный песок. Он опять становится не чувством, не душевным порывом, а эксклюзивным правом для тех, у кого «всё в шоколаде».

У тебя всё ок и ты принадлежишь к привилегированному сословию? Для тебя всё. Право на качественную жизненную среду и на отдых? Не вопрос – строй коттедж в лесу в водоохранной зоне. Право на образование? Нет проблем – только плати деньги. Право на медицинскую помощь? Для тебя платные клиники. Но как же быть с другими сословиями, с теми, кому «не повезло»? Ответ простой – огородиться забором. И вот за этом забором и растить патриотизм в формате «у нас все хорошо», забывая, что за ним лишь только ненависть.