«Знай наших!» Владимир РОДИН. ИГРА В АФЕРУ. Повесть.

Мы дружили со школы. Нас тогда называли «оболтусами», но мы были другого мнения о себе. Мы были экспериментаторами над людьми. Хотели узнать, как поведут себя люди в необычайных обстоятельствах. Например, мы накладывали гипс на руку кому-нибудь из нас и наблюдали, будет ли сострадание к этому несчастному. Но когда мы подсыпали слабительное в компот, и полшколы устремилось по коридорам к туалетам занимать очередь, чтобы попасть на унитаз, нас, чуть было не выперли из школы. Однако мы хотели всего лишь проверить – станут ли люди с достоинством справлять свою нужду в экстремальном случае.
После школы мы рассыпались по разным университетам. Учёба, девушки и развлечения разлучили нас. В дальнейшем мы стали работать в разных учреждениях, и в последние годы почти не встречались. Но однажды вечером у меня зазвонил телефон и голос в трубке назидательно произнес:
– Узнаю Вас Никитин Евгений.
Я не стал отрицать свою личность, стараясь быстро вспомнить, кому принадлежит этот гнусавый тон. А в трубке скрипели голосовые связки:
– Я давно наблюдаю за вами, Никитин. Мне всё известно. Это добром для вас не кончится. Вспомните меня, да поздно будет.
Что за хреновина?! Голос директора школы. Точно, его слова, когда он отчитывал нас в своём кабинете. У меня даже голова похолодела, с какого перепоя позвонил старый хрыч, чтобы прочитать мне мораль?! Между тем голос всё надрывался:
– Почему молчите? Нечего сказать? Ваше поведение отвратительно, позорите своих родителей, родственников, всё человечество. И хоть бы что! Никакой краски стыда! Вы пример разгильдяйства, наглости и лжи, всех злодеяний и пороков, до которых додумались люди за время своего существования на планете.
Нет, это слишком. Что-то здесь не то. Старый ворчун не мог так говорить. Его до таких высот не заносило, он никогда не упоминал о человечестве и планете. Я постарался прервать излияние:
– Любезный, – сказал я сердечно, – с кем я разговариваю? Кто сливает на меня всё это дерьмо?
– А ты не узнаёшь? – Сказали по-другому, уже без старческого дребезжания.
Я замер, один Серёга мог придумать такой трёп. Не могу поверить, но мой друг объявился после большого перерыва.
– Ну, ты и пижон, – сказал я. – Вместо того, чтобы каяться, просить прощения и рыдать, ты скрываешь свою личину под маской нашего добрейшего воспитателя.
– Дружище, у меня к тебе есть дело, – сказал Сергей. – Вечером увидимся.
Он повесил трубку. Этот звонок взволновал меня. Всё никак не мог найти себе места, только и делаю, что хожу по комнате и вспоминаю о своих друзьях. Когда ещё учились в университетах, встречались изредка. Но после того как в наши мозги вдолбили всякий научный хлам и вручили дипломы о нашей готовности что-то творить, все рванули в поисках работы, счастья и богатства. Я тянул лямку в рекламной фирме, кроил и сшивал картинки на компьютере, делал рекламу ради процветания торговых воротил, которые старались всучить покупателю свой паршивый товар, выдавая его за первосортный. Я им помогал и за это получал свои долбаные деньги. Сергей, с радужной верой в блестящую карьеру, устроился в строительную фирму прорабом, Юра служил мелким чиновником в мэрии, Вадим был на побегушках у шефа в адвокатской конторе.
В прошлом году у меня умер дед, и я переехал от родителей в его квартиру. И теперь я сидел в кресле, ждал друга и вспоминал наивные школьные годы, юность, нашу дружбу и, казалось, что нет ничего луч-шего того времени. Мы тогда хотели видеть вокруг себя честных и благородных людей, ценить их поступки и самим становиться чище. Но общество упорно и без отдыха учило нас другим ценностям. Нако-нец, мы приняли эти ценности и бодро пошли осуществлять их, и пер-вым в этом списке доблестей было богатство. Но, видимо, я делал что-то не то, раз не разбогател, или ещё не пришло время и поэтому мои накопления так ничтожны. Возможно, моим друзьям повезло больше.
Я вскочил с кресла и вновь стал ходить по комнате и всё вспоминал прошлое, и постепенно мне стало казаться, что впереди меня ждёт что-то необычайно прекрасное. Такое ощущение радости, словно у меня в кармане лежал билет на турпоездку в Европу. Откуда пришло это ощущение удачи непонятно, но оно было и рождало во мне великодушие, доброту и уверенность в себе, этакий владелец огромного состояния, который щедро одаривает людей и скромно принимает от них благодарность. Думаю, всё дело в картинках, где изображены полуголые красотки на фоне дорогих вещей. Из этих картинок я пёк рекламу, и они так запудрили мне мозги, что уже казалось, что всё это доступно мне. Как бы ни так! Но ощущение радости не проходило.
Наконец я услышал звонок в дверь и пошёл открывать. Фигура Сергея засветилась на пороге. Он обнял меня.
– Старый друг лучше трёх новых, – произнёс он.
Мне показалось, что Сергей не изменился. Такой же худой, нервный, и, видимо, также как и раньше, готов был приходить в ярость от оскорбления в свой адрес.
– Где твоя золотая цепь на шее и брильянты на пальцах? – спросил я.
Он засмеялся:
– Они ждут своего часа. А ты, я вижу, не во дворце живёшь.
– Хоромы моего деда, Умер старик и оставил мне белокаменные палаты в пятиэтажке.
– Твои родители мне рассказали. Я им звонил.
Сергей прошёлся по комнате. Стены были увешаны фотографиями красавиц, которые я использовал для монтажа рекламы. Сергей пристально уставился на них.
– Откуда такая коллекция? И ты их всех соблазнил?!
– Живьём я их в глаза не видел, – ответил я. – Материал для приманки. Фотограф приносит, а я смотрю на них и соображаю, какую посадить на мешок с крупой, чтобы сделать рекламу.
– Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.
– Это халтура, а не творчество.
– Ну, что же, пришло время заняться настоящим делом.
Я поднял голову.
– Никаких вопросов, скоро всё узнаешь, – промолвил Сергей и взглянул на часы. – Если я не ошибаюсь, кто-то к нам пришёл.
В это время раздался звонок у входной двери. Я бросился открывать и, распахнув дверь, остолбенел, увидев школьных друзей – Юру и Вадима. Они нагло ухмылялись, созерцая мой растерянный вид.
– Надеюсь, ты приготовил банкет, чтобы достойно встретить нас?! – произнёс Юра. Он отстранил меня и прошёл в комнату, большой и грузный толстяк.
– Вот так сюрприз, – воскликнул я. – Ребята, что стряслось?! Может вы ушиблись головой и поэтому разом пришли, чтобы собраться вместе?!
– Мы абсолютно здоровы, – прогудел Юра. – И мы стоим на пороге великого дела.
Он торжественно взглянул на меня.
– Господа, пришло время поговорить о главном.
– Не спеши, дай ему отдышаться, – сказал Вадим.
Я действительно не мог опомниться. Последний раз мы собирались вместе четыре года назад перед окончанием вузов. Строили планы. Были полны оптимизма и, казалось, удача только и ждёт, когда мы сделаем первый шаг, чтобы без устали вести нас к счастью, маячившему в голубой дымке у горизонта. Мы играли мускулами и не сомневались, что всё нам по плечу. Мы еще не потеряли наивную веру в свою исключительность, в то, что мы достойны самого пристального внимания, как когда-то, начиная со сверстников и кончая педагогов. Избаловала нас школа, что и говорить, – только и разговора было, что же мы выкинем на этот раз. Но постепенно всё поутихло. Каждый затерялся в своей среде и стал похож на других. И вот мы снова вместе и готовы к новым свершениям. Есть, от чего заволноваться.
– Не будем суетиться, – сказал Сергей. – Рассаживайтесь, я раскрою вам свой план. Вы знаете, что старинное здание областного театра надумало рухнуть от дряхлости. Все ждут этого исторического мгновения изо дня на день, но горожане любят свой театр и не желают его гибели. Они уже ищут виновного, кто допустил непростительное пренебрежение к уважаемым кирпичам, и власти города почувствова-ли угрозу. Они решили возродить свой авторитет вместе с театром и добились хороших денег на реставрацию. Столичные чиновники пошли им навстречу и выделили шестьдесят миллионов рублей. Теперь эти деньги должны послужить нам. Мы об этом позаботимся.
– Ты чересчур замахнулся, – перебил я речь Сергея.
Он укоризненно взглянул на меня:
– Время для прений ещё не пришло, студент. Итак, что мы сделаем. Несколько строительных фирм примут участие в конкурсе на получения заказа. Поможем приобрести этот заказ лучшей, по справедливости, кто больше даст денег. Думаю, это будет не хилый навар. Потянет на миллионы. Со временем строительные работы удорожают, и придётся направить дополнительные суммы. Не останавливать же историческую стройку на полпути. Так что строители не станут скупиться на благодарность. Наши закрома наполнятся, и мы, наконец, поймём, что такое наслаждаться жизнью, друзья мои. Нас ожидает скромный удел миллионера!
Серега был великолепен. Вдохновение озарило его черты. Он чувствовал себя полководцем, который готовит полки к решительной схватке за банкноты. И если бы вы посмотрели на нас в эту минуту. Мы расправили плечи, изогнули свои груди и устремили взоры на фантазию Сергея, где были стоящий в тени пальм домик у моря и жёлтая полоска песка, на который набегали прохладные волны, и, конечно, стайка полуголых красавиц, вроде тех, что изображены на фотографиях, которые облепили стены моей комнаты. Потрясённые, мы молчали.
– Перейдём к прениям, – изрёк Сергей и величаво откинулся на спинку стула.
– Похоже на мошенничество, – сказал я.
– Твои понятия устарели. Эти деяния называются честный бизнес, – произнёс Сергей.
– Деньжищи хорошие, – высказал своё мнение Вадим, – грех от них отказываться.
– Мужики, вы свихнулись, – я всё не унимался. – Зачем нам лезть в это дерьмо?! Мы когда-то думали совсем о другом.
Юра грузно заёрзал на стуле от волнения.
– Дружище, не надо нам мозги парить, – забасил он. – Кому нужно твоё благородство? Главное, не какой ты, а сколько у тебя денег. И чем больше, тем больше уважение и почёт. А как ты их надыбил, никому нет дела.
– Он прав, – сказал Вадим, – оглянись вокруг себя. Ты что слепой?! Единственное, что мы должны сохранить от прежнего – нашу дружбу. Ради этого мы сорвались со своих мест и пришли сюда.
– Когда-то мы решили, во что бы то ни стало, оставаться честными людьми, – сказал я уныло.
– Послушай, не дави на нас. Размяк ты. Мы не грабители, мы бизнесмены и станем действовать так же, как тысяча других бизнесменов. Для всех это честная игра.
Сергей даже вскочил со своего места и забегал по комнате.
– Не хочу принимать такие правила, – сказал я упрямо.
– Нет, он меня с ума сведёт, – завопил Юра.
Конечно, они уже нервничали. Я видел их неуверенность, и мне не хотелось, чтобы мы превратились в заклятых врагов. Это так просто, как два пальца обмочить. Сначала мы равные и думаем одинаково, а потом разделяемся по доходам, по возможностям иметь дорогие машины, загородные дома, ежегодные поездки по странам мира. Мы будем думать только о себе, о своем благополучии, о своей шкуре. И наплевать нам на других. Неужели мои друзья захотели стать сытыми мордами только потому, что их энергия, их ум не видели иного пути, как только хапать и обогащаться. Видимо их пугала судьба многих людей, которые упорно трудились, и всё равно им не хватало денег для хорошего питания, для дорогого лекарства и лечения или, чтобы прилично одеть своего ребёнка. Сколько таких бедняков живёт в маленьких городках! Но если сотни тысяч людей не могут заработать достаточно денег и сносно жить, то это точно не их вина.
Мы замолчали. Сидим и не смотрим друг на друга. Всем не по себе и никто не знает, что предпринять. Наверное, они злились на меня, что я оказался таким упёртым. Но я не мог ничего поделать с собой. Мне противно было, что они заговорили о деньгах, о том, как обогатиться.
– Ладно, – сказал Сергей, – не будем бодаться, вспомните, что мы делали, когда учились в школе? Мы играли. Начнём игру. Вновь превратимся в исследователей людских нравов.
Мы сразу поняли, что это хороший выход, но мы немного помолчали, делая вид, что обдумываем это предложение.
– Хорошие были времена, – сказал Юра.
– Здорово было, – согласился Вадим.
– И чтобы в последний раз, бездельники, – заскрипел голосом директора школы Сергей. – В могилу вы меня сведёте с вашими дурацкими выдумками.
– Если подумать, классный был старикашка. Всё понимал, – закивал головой Юра.
По себе знаю, стоит хоть на секунду вспомнить о чём-то светлом, как сразу меняется настроение и на душе становится теплее. Готов руку дать на отсечение, что мои друзья не очерствели, они просто устали быть не такими, как все. И сейчас нам подвернулась возможность вернуться в прошлое, и мы с радостью согласились.
– Ну, авантюристы, продолжим совещание!
Никто не возражал против этого призыва. Удивительно, мы вновь хорошо понимали друг друга, словно не было двухлетней разлуки.
– Начнём распределять роли, – деловито потёр свои ладони Сергей.
Он словно перенёсся в те далекие школьные годы, он опять руководил нами, он строил стратегический план и расставлял нас на позиции.
– Евгений смонтирует мои фотографии, – сказал Сергей. – Я жму руку Президенту. Я среди известных депутатов. Если получится, я обнимаюсь с богачами страны.
– За кого ты себя намерен выдавать? За сына шейха Арабских Эмиратов? – спросил я.
– Я буду одним из советников Президента, – скромно произнёс Сергей.
– Большому кораблю наш город явно мелковат, – возразил я.
– Надо, чтобы все было естественно. – Сергей задумался. – Придётся сыграть безденежного миллионера. Начну искать компаньона для крупного бизнеса. Главное, нам надо подоить местных богатеев, заставить их раскошелиться и вложить деньги в наши кошельки.
– Брать в долг, сколько кто даст, – уточнил Юра.
– С такими фотографиями они поймут, что я свой среди чинов-ничьей рати и не будут упрямиться. Для большего авторитета куплю себе звание академика, пару наград и удостоверение депутата.
Признаться, мне не нравилась эта затея. Всё смахивало на крупное мошенничество. И хотя мы делали вид, что вступили в праведную игру, чтобы изобличать нравы, но всё это было словоблудие. Мы хотели лишь хапнуть денежки для красивой жизни. Противно, конечно, заниматься таким делом, но, видимо, никто не смог придумать ничего другого, кроме этого, и теперь нам трудно было остановиться. У нас появился азарт, так бывает, когда играешь в карты, кто лучше объегорит противника и завоюет больше достижений в этом обмане. Здорово меня это беспокоило и всё больше и больше хотелось выпасть в осадок и больше не заниматься этой галиматьей.
– Юрок возьмёт на себя роль телохранителя, – продолжал распоряжаться наш вожак. – Время от времени станешь своим брюшком отпихивать нахалов.
– Хорошо, шеф. Но не забывай подкармливать меня, чтобы таран оставался в форме. – Юра хлопнул себя по животу.
– Вадима произведём в моего юриста.
– Может мне на всякий случай имя сменить? – спросил Вадим.
– Может нам всем имена сменить? – произнёс я.
– Не усложняйте и не мякните, – сказал Сергей. – Страна должна знать своих героев. Наши имена скромно замкнут список хапуг эпохи приватизации. Мы продолжим дело, начатое нашими учителями по сколачиванию капитала одним махом. Как говорили когда-то в старину, наше дело правое, мы не откажемся от своей доли.
Я чувствовал, что Сергей начинает духориться, просто закипает от нашего сопротивления. Но он сдерживал себя и старался нас подбодрить.
Вскоре Сергей и Юра ушли. Вадим остался. Мы ещё немного посидели вместе. Сумерки затопили комнату, и я уже почти не различал лица моего друга.
– Мы превратились в услужливых рабов, – рассказывал Вадим. – Каждый боится потерять своё место, и поэтому выполняет любое распоряжение начальника. Иногда смело шутим среди проверенных друзей: «Ты начальник – я быдло. Я начальник – ты быдло». Осуждения не допускаются – могут настучать, и попадёшь в черный список. Станут лишать премии, пока не покаешься или уволишься сам. Стараются подсиживать друг друга, чтобы занять тёплое местечко…Я понял, только деньги дают независимость. Много денег. И когда Юрок позвонил и предложил эту аферу, то согласился. Хочется почувствовать себя вольным человеком. Плюнуть на всё и найти работу по душе.
– Да, – сказал я. – Возможно, всё получится.
Когда Вадим ушел, я уже знал, что не стану им мешать, но постараюсь отойти от них.

* * *

На следующий день я упорно изготовлял подделки. Сергей на фотографиях выглядел солидно. Новый костюм сидел на нём великолепно. Улыбка излучала доброжелательность и вызывала доверие. Сумел он придать себе выражение человека, не имеющего ни забот, ни волнений, а знакомый лишь с радостными сторонами жизни. С кем только он не улыбался в обнимку или стоя рядом. И со знаменитыми артистами, и с бизнесменами, и с политиками. Так и хотелось спросить: «А кто этот весельчак рядом с тузами?! И какого хрена он отирается среди них?!» Правда, последний вопрос возникал у меня. Но я дал себе слово помогать, и поэтому надёргал из интернета фотографии знаменитостей и старался сблизить фигуру Сергея со всеми этими любимцами народа. Получилось около десятка снимков. Я скинул свое рукоделие на флешку, чтобы отдать Сергею. Потом ему в ателье напечатают снимки. Вечером в семь часов он обещал зайти ко мне. А пока у меня было время, и я решил позвонить Зое и назначить ей свидание. Забыл сказать, что я уже полгода встречался с Зоей. Познакомился с ней случайно. Как-то зашёл с приятелем по работе в танцевальный клуб. Народу там было битком. Все веселились изо всех сил, а если у кого не получалось, то он старался как можно быстрее накачаться пивом и слиться с бушующей толпой. Иногда включали какую-нибудь мелодию, и все начинали сходить с ума. Вскидывали над головой руки, размахивали ими из стороны в сторону и орали изо всех сил, чтобы выразить свой восторг. Девчонки те просто бесновались. Сладострастно визжали, словно голый мужик с копьём наперевес бросался на них.
Я сразу заметил Зою. Она сидела за столиком и ела мороженное и как-будто ей всё было до фени. Мне понравилось, что она не участвует в этой показухе, не выходит из себя, чтобы все видели, как она ценит эту мелодию. Я её пригласил потанцевать. Но тут у меня вышла промашка. Представьте себе небольшой зал с низкими потолками, в полумраке лучи света мечутся по стенам, по лицам. В зале духота, давка, все потные, музыка гремит из трехметровых динамиков, и я наклоняюсь к её лицу и ору что есть мочи: «Вам нравится здесь?!» Ничего глупея не мог придумать. Она подняла голову и посмотрела на меня. Честное слово, я почувствовал себя идиотом. Никак не вязалась она с окружающей обстановкой. Было ясно, что она случайный здесь человек.
Я ещё несколько раз приглашал её на танец, чтобы исправить первое впечатление, но разговаривать в грохоте музыки было невозможно и, наконец, я предложил ей уйти. Она согласилась. Зоя жила в другом районе города. В это заведение она пришла отмечать день рождения подруги. Зоя мне понравилась. Дело в том, что она слилась с тем идеалом женщины, который жил у меня в голове. Могу сказать, что это за идеал… Правда это долго объяснять. Но если коротко, то её не интересовало, что я имею, а лишь какой я человек. Часто бывает так, познакомишься с какой-нибудь симпатичной девчонкой, думаешь, голову потерял от неё, но как начнёт она расспрашивать, а есть ли у меня машина, и какой она марки, есть ли у меня квартира, и ездил ли я за границу, и в каких магазинах покупаю одежду. Тошно становится. Только это её интересует. Больше она ни о чём не может говорить. Не думайте, что Зоя безразлична к вещам. Одевается она шикарно, но её радует и многое другое. Вот, например, поехали мы как-то на шашлыки в лес. Это было в мае. Молодая зелень одурманивала невероятно. Солнце сияет в голубизне неба, много света, а тени от деревьев казались чёрными на зелёной траве.
Разбили мы костёр, и деловито стали нанизывать на шампура мясо. Все ждут, не дождутся, когда оно зажарится на углях. Тут главное не зевать. Отхватить себе вовремя кусок получше. Жуём мясо, запиваем его пивком и счастливее нас никого на свете нет. Только Зоя в стороне сидит. Прислонилась спиной к дереву, глаза закрыла, лицо на солнце направила и светится вся. Честное слово, никогда не видел, чтобы люди так радовались солнцу, траве, пению птиц, шелесту листвы, дуновению ветра. Казалось, она сама часть этой природы и возникла от солнечных лучей и ей знаком первозданный голос мира. Я подошёл к ней и дал мясо, чтобы вернуть к нашей земной жизни, поделиться своим счастьем. Она посмотрела на меня и говорит: «Спасибо, дорогой». Здорово у неё это получилось. У меня даже в груди что-то забродило.
Некоторые скажут, кому нужны эти заморочки. Каждый живёт, как умеет и до балды ему всякие душевные тонкости. Это точно. Каждому своё. Поэтому Зоя чувствовала себя одинокой среди нас. У ней был свой мир, а у нас, которые собрались и толкались вокруг костра, свой.
Как я уже говорил, я позвонил ей и пригласил прогуляться после работы. Для меня эта встреча была важной. Зоя сразу согласилась. Был конец лета. Днём пекло немилосердно, но к вечеру, к закату, зной спадал, и приходила прохлада. Приятно было в такое время ходить по городу. Тротуары наполнялись прохожими, воздух становился прозрачным, и отчетливо было видно перспективу улицы, особенно если она шла под уклон. Но если по газонам стояли высокие деревья, то они своими кронами закрывали даль, и тогда в глаза бросались окна домов, проезжающие по дороге машины и встречные люди.
Я стоял на остановке, рядом со зданием, где работала Зоя. То и дело подъезжали маршрутные такси, и пассажиры равнодушно обходили меня и спешили по своим делам. Краем глаза я смотрел в ту сторону, откуда должна была появиться моя девушка. Мне нравилось её походка. Классно она была сложена. Плечи и спина у нее были прямые, словно она тренировалась в какой-нибудь танцевальной группе. Она сразу выделялась среди других.
Когда Зоя заметила меня, она улыбнулась и махнула рукой. Я не пошёл к ней навстречу. Я стоял и смотрел на неё. Мне хотелось видеть, как она подходит.
– Привет, – сказала Зоя.
– Привет.
Я знал, что в этом случае влюблённые обычно целуются и таким образом выражают своё желание. Но мы не были любовниками! Наверное, я виноват. Если верить современным романам и фильмам, мужчина должен быть с женщиной смел, решителен и дерзок. А женщина умна, покорна и склонна к сексу. Но, видимо, голова у меня была забита другими идеями. Мне нравилось смотреть на Зою и радоваться её походке, её фигуре, её улыбке, её жестам. Я уверен, когда мы станем мужем и женой, то мы будем замечательными любовниками, а пока до этого времени мы просто друзья. Это как у фаната. Нацепит он какую-нибудь нашивку, или наденет особые штаны и куртку, или наворотит какую-либо причёску и всё тут. Родители бьются с таки шалопаем, а ему начхать. Отец готов морду ему в кровь разбить, только чтобы отучить от такой привычки, и всё равно, ни в какую. Будет стоять на своём. Потому что он верит, что он индивидуальность, он не похож на всех. Он особый и друзья его особые, отличные от других. Так же и у меня. Может это какой-то психоз. Но мы все чуть-чуть психи.
– Как дела? – спросила Зоя.
Я уже было хотел отрапортовать «регулярно», как это было принято среди студентов, но вовремя спохватился. Мы так говорили ради хохмы, но совсем неуместно это прозвучало бы сейчас.
– Нормально, – сказал я.
Мы пошли по улице среди толпы людей, а потом свернули в переулок, который плавно поднимался вверх и вёл к скверу, где обычно встречались и целовались влюблённые студенты и бродили одинокие пенсионеры.
– Как прошёл день? – спросил я. – Удачно наторговали климатом других стран?
Зоя работала в турагентстве, оформляла документы в зарубежные поездки, и я иногда подкалывал её, немного дразнил, чтобы разозлить и снять напряжение, которое иногда возникала у нас при встрече. Тут главное не переборщить, а то можно такое наговорить, что никакое извинение не поможет.
– Люди рвутся в райские уголки, к морю, к солнцу и готовы платить за это.
– А мне нравится моя местность, – сказал я. – Редкое разнообразие. Жара исчезнет, придут холода, будем основательно мёрзнуть и мечтать о лете. А когда оно наступит, будем счастливы.
– Действительно, что нам ещё надо для счастья с таким разнообразием. Правда, если ещё к этому тёплую квартиру с добротной мебелью, тёплую и красивую одежду и хорошее питание.
– Да, пустячок, – подтвердил я.
Мы дошли до своего любимого места и постояли немного, любуясь рощей, которая раскинулась у подножья косогора. У некоторых берёз в кроне уже золотилась листва, а небо было пустынно без резвых и весёлых стрижей.
– Скоро наступит слякоть… холодные ветра, дожди, а там и морозы, – сказала Зоя.
– Мы должны спасти друг друга, – сказал я. – Я околею без тебя, без отопления в холодной квартире.
– Не преувеличивай, – она засмеялась. – Сходи в магазин, купи шубу и согревайся.
– Не хочу спать с шубой, – сказал я.
– Бедненький. И в тёплые края тебе не добраться.
– Остаётся пожениться.
– Ради согрева?! – Зоя встряхнула своей коротко стриженой при-чёской. – Это ты сейчас придумал?
– Ну, не только для этого. Скажем, стань хозяйкой моего дома.
– И это будет моя профессия?… Домохозяйка… А ты сможешь заработать достаточно денег на жизнь?
– Боюсь, что в нашей стране большинству мужчин такое не под силу.
– Выходит, мне придётся работать, а заниматься хозяйством станет моим хобби?!
– Изменим формулировку, свободным времяпрепровождением.
– Ты меня озадачил. Думаешь, что смогу полюбить это занятие?
– Так было принято в моей семье. Отец работал, мать тоже трудилась на производстве и ещё следила за детьми после работы.
Зоя молчала. Она смотрела на угасающее небо, простирающее вдали у горизонта, и молчала. Вот не думал, что всё так выйдет. Я ожидал, что осчастливлю её, сделав предложение, и уже готовился к возгласам ликования, а получилось как-то иначе. Наверное, в моих словах не звучало торжественности в эти решительные минуты.
– Я хочу, чтобы мы всегда были вместе, – сказал я. – Ты мне нужна.
Зоя взяла меня под руку, и мы пошли по аллеи в сумерках, ожидая, что вот-вот должны загореться фонари.
– Я знаю, что моё предназначение родить детей и воспитать из них честных, достойных людей. Только для этого у меня не хватит сил. У нас не хватит сил.
– Ты ошибаешься.
– Мы начнём работать на износ, чтобы приобретать необходимое. Мы забудем про нежные слова. И вскоре превратимся в раздражительных злых людей и будем ненавидеть друг друга.
– Мрачные фантазии.
– Это реальность, а не фантазии.
– Ты мне нужна, – повторил я упрямо, не зная, что ещё сказать.
– Я буду нужна тебе до поры до времени. А потом начнётся погоня за другой, третьей.
– О, Господи! Разве ничего нельзя сделать?! Тысячи людей строят своё счастье… Ты мне не веришь?!
– Прости.
Это называется упереться в стену. Тут хоть тресни от усердия, но ничего не изменишь. Она будет стоять на своём. Она не верит, что я смогу принести ей счастье. Мой бодрый оптимизм не в силах был преодолеть её страх и опасение.
– Но у нас ещё есть время проверить, сможем ли мы преодолеть трудности, – сказал я.
– Значит, на это станем его тратить.
Мы пошли рядом друг с другом. Иногда она прижималась ко мне, и я чувствовал под её одеждой сильное и гибкое тело. Девушка была рядом, но она была далека и недоступна.
Расстроился, надо сказать, я ужасно. Мне и разговаривать уже не хотелось. Я довёл Зою до остановки маршрутки, и мы стояли и ждали, когда подъедет машина. Я понимал, что глупо молчать, надо что-то говорить, и всё равно молчу. Просто не знаю, о чём говорить. И Зоя молчит. И всё выходит так, словно я в обиде на её отказ. Я кручу головой, высматриваю, когда появится эта раздолбанная маршрутка, и думаю, чтобы такое сказать, чтобы Зоя сообразила, что я не обижаюсь на неё. Наконец подкатил микроавтобус и на нём красовался нужный нам номер. Я обрадовался ему, как другу, которого сто лет не видел. Готов был сжать ладони над головой и трясти ими для приветствия. А Зоя, знаете, что она сделала на прощание? Она обхватила мою шею руками и поцеловала в щеку. С ума сойти можно! Никогда не знаешь, что у девчонок в голове.
Домой я пошёл пешком. Иду по улицам, обхожу людей, замираю у перекрестков, дожидаясь зелёного сигнала светофора, и всё это у меня получается как-то машинально, потому что голова занята другим. Размышлял я о том, что, наверное, я делаю что-то не так, если она не хочет связать свою судьбу с моей. Ещё в школьные, а затем в студенческие годы я с друзьями хотел достигнуть совершенства. Мы дали друг другу слово стать новыми людьми. Чем-то вроде избранных, имеющих связь с Высшим Разумом. Наша миссия заключалась в том, чтобы жить по законам правды и справедливости. Мы решили, что будем последователями тех, кто пытается изменить отношения среди людей, уничтожить зло. В первую очередь мы должны были бороться с собой, освободить у себя светлую силу, которая выльется в чувство любви к людям, ко всему живому на Земле. На эту борьбу мы были готовы потратить свою жизнь. И мы гордились, что примкнули к отряду особых людей. Мы старались искать их среди окружающих. У нас был тайный знак – особое рукопожатие. Нам приходилось быть осторожными, скрывать свои убеждения, потому что на то зло, с которым мы могли столкнуться, мы не должны отвечать злом. И были беззащитны перед нападками и агрессией. Всё, что мы могли сделать – это увеличивать количество своих последователей до тех пор, пока в свете честности, любви и добра не станут осуждаться эгоизм, корысть, лицемерие, чёрствость, бездушие. Мы хотели спасти себя и других, старались не вредить людям, не приносить им несчастье, учили, что любая подлость способна кошмарить память и превратить жизнь в ад, когда человек осуждает себя и бессилен изменить содеянное.
Нас поддерживали Духовные Силы. Они давали нам энергию для успешной борьбы с болезнями, для преодоления уныния и депрессии. Люди, которые соприкасались с Высшим Разумом, становились энергичными, красноречивыми и весёлыми. Они радовались жизни во всех её проявлениях. Они обладали талантами, и особенно выдающиеся были заметны и начинали казаться странными для других. Они не походили на всех. У них были другие ценности. Но если начинало невыносимо тяжело жить по законам Высшего Разума, тому позволялось удаляться в Духовный мир, чтобы затем помогать своим братьям на Земле. Особо опасным врагом для людей оставалось стремление к роскоши. «Поклонение золотому тельцу», как говорили когда-то. Не многие выдерживали такое испытание. И среди нас были случаи, когда избранные сдавались и уходили из наших рядов ради богатства и роскоши. Так рассказывали древние книги. Оставались самые сильные и твердые Рыцари Духа. Может быть, когда-нибудь я расскажу подробнее о том, как жили эти люди. Но сейчас я думал о Зое. Возможно, она одна из нас. Но у меня не было постоянного контакта с Высшим Разумом, и ответ я мог получить через какое-то время. Я даже не знал когда. Ответ приходил неожиданно.
Такие мысли гуляли на просторах моего сознания пока я шёл домой. Как я уже говорил, мне необходимо было успеть к семи часам, чтобы встретиться с другом. Пришёл я чуть раньше. И ровно в семь часов явился Сергей. Он был один. Одет он был в новый чёрный костюм и при галстуке.
– Отныне начну ходить в этой спецовке для солидных людей, – сказал он. – Нет лучшего доверия, чем лучезарная улыбка и дорогой костюм.
– Ты будешь среди тёртых бобров, которые доверяют лишь толстому кошельку. А у тебя его нет.
– Брат мой, будем учить их милосердию и заставим делиться нажитым.
– Ошибаешься, брат мой, они считают, что всё, что они имеют, заработано изнурительным трудом и не станут делиться.
– Тогда перед нами стоит непосильная задача: раскрыть им глаза на политэкономию, как возникает капитал.
– Плевать они хотели на твою науку. Их политэкономия – это надыбить как можно больше денег.
– Поучительный пример.
Сергей подошёл к компьютеру, и я прокрутил на экране все снимки.
– Отличная работа, маэстро. Чувствуется опытная рука. Эти снимки сокрушат самый неприступный сейф.
– С этими атрибутами ты теперь можешь выйти на большую дорогу, – сказал я.
– Оставь свой бандитский жаргон. Не забывай, нас ожидают светские посиделки.
– Тогда этот жаргон пригодится.
– Твоя беда в том, что ты скептик.
– Разве ты не получаешь предупреждение, насколько опасна эта авантюра?
Сергей плюхнулся в кресло и уставился в пол. Видимо, мой вопрос разозлил его. Было заметно, что он готов завестись, но он держал себя в руках. Не любит он, чтобы ему противоречили.
– И тебе и мне хватает тех денег, которые нам платят за работу, – сказал он спокойно, даже как-то лениво. – Но что будет, когда у каждого появится семья? Готова твоя жена сводить концы с концами, подсчитывать, на что ей тратить деньги в первую очередь: на хорошие продукты или ботинки для ребёнка? Хватит у неё сил и терпения заниматься этим изо дня в день?
– Неужели лишь обманом я смогу обеспечить свое благополучие?
– Нет, друг мой, у тебя есть выбор. Начни лизать задницу начальнику, чтобы он допустил тебя до кормушки, дал возможность сделать карьеру. Или займись бизнесом. Но без денег это всё равно, что долететь до Луны на метле.
Я шагнул к окну и посмотрел на улицу. В свете фонарей по тротуару шли люди, сотни их топтали асфальт. Можете не сомневаться, у каждого из них были свои трудности и свои желания. Но, думаю, они в чём-то были схожи друг с другом. Наверное, женщины старались делать всё возможное, только чтобы ими любовались. Недаром они вооружаются тюбиками, мазями, помадами и другими реквизитами, чтобы завоевать мир. А мужчины, те пытались уверить себя и других в том, что они крутые, что им доступно преодолеть любые трудности и добиться успеха. Только не у всех получалось. Конечно это не повод, чтобы испытывать безнадёжность. Но мало кто хочет, чтобы его считали неудачником, и думали, что он ленится и не может собраться с силами и действовать. Но попробуйте где-нибудь в небольшом городке заработать кучу денег. Всё зависит оттого, где ты живешь и на каком предприятии работаешь. Может быть, сотни людей повезёт. А что делать остальным миллионам? В общем, от таких мыслей мне стало тоскливо, даже злость взяла.
– Мне блевать хочется, когда я слышу всю эту чернуху, – сказал я.
Сергей выпрямился, а потом опять откинулся на спинку кресла.
– Малыш, ты же помнишь, о чём мы спорили в своё время? – сказал он. – В то время мы решили, что нам достаточно иметь скромный дом, где могла бы спокойно жить наша семья, что мы будем заниматься спортом и не загибаться от болезней, что будем есть хорошие продукты, а не питаться дешёвой гнилью, будем воспитывать детей и постараемся дать им хорошее образование. У нас уже есть опыт. Неужели до тебя не доходит?! Можно, конечно, скопить деньги и купить разболтанный автомобиль или, на худой конец, участок в садовом товариществе и проводить выходные всей семьёй у грядок. Такими радостями жили наши родители.
– Не вижу здесь ничего дурного.
– Согласен. Но сейчас другие стандарты. Перед нами весь мир, все блага цивилизации.
– Ты хотел бы вести рассеянную жизнь бездельника, путешество-
вать, ходить в рестораны, развлекаться и тратить деньги на удовольствие.
– Возможно, к старости я к этому привыкну. Но сначала надо вырваться из этого дерьма, что выпало нам.
Ничего не скажешь, поговорили. Мы и в студенчестве часто спорили об этом. На что, значит, потратить свою жизнь. Звучит, конечно, высокопарно, но нас тогда это здорово занимало. Понимаете, не просто жить, работать и радоваться жизни, а непременно добиться успеха, развить свой интеллект, свои профессиональные навыки и упорным трудом достигнуть цели. Конечно, я понимаю, цель должна быть, чтобы, значит, дом, семья и всё такое. Но не любым путем, в конце концов. Всё можно заработать и честным трудом. Не полезешь же в петлю, если в запланированном тобой году не купил квартиру или машину, или еще какую-нибудь хреновину, лишь бы все соседи непременно видели, какой ты успешный сукин сын.
Я задернул штору на окне и повернулся к Сергею. Он опять наклонился и смотрел в пол. Худой, стройный и нервный он застыл, и это так не вязалось с его натурой. Но и сейчас от его неподвижной фигуры исходила энергия, желание действовать, куда-то стремиться.
– Надо идти, – сказал Сергей.
Он поднялся, приблизился и похлопал меня по плечу.
– Никакого дезертирства, – сказал он. – Нам нужна не роскошь, а просто нормальная жизнь, чтобы распоряжаться своей судьбой и быть независимыми. Я тебе позвоню.
Он ушёл.

* * *

Сергей позвонил на второй день.
– Старик, я получил приглашение на званый ужин. Приготовься предстать перед высшим светом. После обеда я вывезу тебя в общество. Не забудь вымыть руки.
– Где ты обнаружил это высшее общество? – спросил я. – Оно вымерло ещё в прошлом веке.
– Ты новичок и не знаешь, что они так величают себя, чтобы их не спутали с остальной шушерой.
– Забавно, – сказал я.
Что имел в виду Сергей, когда называл сборище высшим светом? Может быть, оно состоит из таких людей, как хозяин нашей рекламной фирмы? Такого самодовольного человека я ещё в жизни не встречал. Посмотрели бы вы на его лицо. За версту видно, что он любуется собой каждую секунду. Любое его движение говорило, что ему цены нет, и все вокруг должны восторгаться им, любить и почитать его. К тому же он вбил себе в голову, что он добродетельный. Нам, конечно, начхать, на всё это, но на прошлой неделе он срезал нам заработную плату почти наполовину. Говорит, что настали тяжёлые времена, и всем надо «туже затянуть пояс». Однако себе этот гад пояс не стал затягивать. Так же, как и раньше покупал роскошные машины, ездил в дорогие заграничные поездки, а недавно подарил дочери квартиру, чуть ли не весь этаж в доме. Такая несправедливость нас возмутила до предела, но никто не хотел портить отношение, и мы молчим. Злимся и только между собой ругаем его. И вот однажды хозяин решил пройтись по офису, проверить, как народ его встречает. Ходит холёный и довольный из кабинета в кабинет, изображает друга для всех, привык уже, сволочь, что все обращаются к нему с почтительной улыбкой, словно мы счастливы узреть своего благодетеля. А Кротов, наш работник, преградил ему дорогу и говорит: «Шеф, пора обновить свою совесть. Сгнила она у тебя. Ты её продай и на то место помести мешок дерьма». Хозяин, видимо, сразу не врубился, но чувствует угрозу и хочет уйти, а Кротов тычет ему пальцем в лицо и твердит: «Совсем оборзел, всё мало тебе, лопнешь скоро от жадности» Некоторые, чтобы показать свою преданность хозяину, стали оттеснять Кротова. А другие были довольны, что тот досадил владельцу.
Потом, когда утихла суматоха, я подошёл к этому чудаку. Конечно, он был пьян. Но что из этого? Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Поэтому он сказать всё за нас. Наверное, хозяин тоже считает себя «высшим светом», «элитой» или «двигателем прогресса». Все они такого мнения о себе. Одна шайка. На самом деле их интересует только прибыль. И если они не будут получать доходы, которые в два раза превышают расходы, то сразу закроют предприятие и уволят всех под чистую. Наплевать им на людей. Можете не сомневаться.
И вот сижу я перед компьютером, и думаю, может быть не все такие уроды, вроде нашего хозяин, будут на той вечеринке. Может быть, встречу там человека, похожего на Фомина Евгения, на художника, с которым я познакомился, когда верстал ему каталог его картин. Этому художнику было лет пятьдесят, и выглядел он необычайно неопрятно: штаны заношенные и мятые, рубашку никогда нормально под ремень не заправит, и она вечно виднеется из-под куртки. Одевался он небрежно, это точно, и бесполезно было говорить, что его принимают за бродягу. Зато в своих работах он был аккуратный. Выписывал каждую деталь, каждую линию. Но главное не это, главное то, что он умел выразить чувство. Посмотришь на его картины, и тебя невольно пробирает или тоска, или радость, или восхищение. Даже те, кто ни хрена не разбирались в искусстве, понимали, насколько он хороший художник. Ему советовали писать портреты состоятельных людей, говорили, что на этом он заработает достаточно денег. Он временами брался за такую работу, чтобы на что-то жить, но чаще писал портреты людей, близких его сердцу. Например, молодожёнов, сидевших за праздничным столом в тесной комнатке, взгляд которых светился нежностью и верой, что они не предадут друг друга и сохранят нежность до самого конца жизни. Или одинокую, морщинистую старуху в рваном платке и радостным лицом, потому что она благодарна Богу за ещё один прожитый день. Много у него было таких полотен. Я часто заходил в его мастерскую. Она находилась в той части города, где ещё сохранились старинные постройки прошлых веков. Нравилось мне бывать у него. Во-первых, меня всегда волнуют старинные дома. Сколько в этих стенах происходило всяких событий. Трудно представить, что только в этих комнатах не совершалось за все те годы, как поселились в них люди. И со временем эти древности превратились в символы для нашей памяти. Посмотришь на один из таких домов, прочитаешь на мемориальной табличке, что здесь во время войны находился госпиталь для раненых, и становится совершенно ясно, что война делала калеками сотни тысяч мужчин и женщин. Но они готовы были жертвовать своим здоровьем и жизнью, чтобы только их дети были свободны и жили счастливо и в достатке. Верили, наверное, в это непоколебимо, иначе не бились бы с врагом так упорно. Там встречались и дома, в которых жили знаменитые люди, о которых говорили, что они много сделали полезного и хорошего для страны и для народа
Сейчас такие дома всё больше сносят и строят блестящие высотки, где размешаются торговые залы. Умирают дома, и умирает прошлое в нас. А это только и надо тем, кто решил создавать новую историю. Они подталкивают вперед своих героев, тех, кто помогал им прийти к власти и овладеть государственным имуществом, и наживать миллионы.
Но мне хотелось думать о Фомине. И я стал вспоминать, как шёл к нему по улице мимо обветшалых стен, заходил в темный подъезд и поднимался по широкой лестнице на последний этаж, где он работал. Он откладывал кисти в сторону, и мы пили чай с печеньем, которое я приносил, и он рассказывал о некоторых художниках. Он говорил, что они были бескорыстны и учили людей понимать и ценить истинную красоту. Но иногда я заставал его в хандре. В такие минуты он жаловался: «Не будет меня, упрячут все мои картины на чердаке или в подвале и забудут». Его небольшая бородка и длинные волосы делали его похожим на пророка, который тоскует о том, что людей овладевает корысть и ради денег они готовы продать душу…
Так я и сидел и размышлял, пока не явился Сергей.
– Ты еще не готов! – воскликнул он. – Разве ты не слышишь звук трубы и шелест знамён. Неужели ты хочешь предстать перед противником в этом непотребном одеяние?! Не позорь наши ряды!
Пришлось переодеться. Вместо джинсов я надел костюм, в которые не влезал со времен студенчества. В конце концов, я принял облик, соответствующий званому обеду, и мы вышли из дома. У тротуара стоял старенький жигулёнок. В нём сидели Вадим и Юрий. Я пристроился на заднее сидение рядом с Вадимом и поздоровался с друзьями. Сергей завёл мотор и лихо взял курс в благодатный край, где затерялась наша надежда.
– Это будет что-то вроде дружественной тусовки, – разъяснял Сергей. – Очередной жест хозяина напомнить о себе и проявить щедрость для нужных людей. Сам хозяин депутат городской думы. Приглашённых будет не много. Один из них владеет сетью магазинов и финансирует выборы, другой руководит районной полицией. Люди полезные для проворачивания делишек. Явится ещё один тип. Он контролирует строительство в городе. Тёмная и опасная персона, но, говорят, не скупится давать деньги. Его нам и надо охмурить. Запудрить ему мозги, довести до восторга и вырвать куш.
– Что для этого надо? – спросил Юра.
– Его я беру на себя. Ваше дело отдыхать, производить хорошее впечатление и насыщаться едой. Решение будем принимать по обстоятельствам. Главное – это посеять доверие и щедрость в сердцах этих толстосумов.
– Кого мы будем изображать? – спросил Вадим.
– Юрок – телохранителя. Ты – юристконсула, а Жека пусть будет наш приятель, продюсер шоу бизнеса. Ты что-нибудь смыслишь в этой сфере? – спросил меня Сергей.
– Что-то вроде помойки, где праздник, песни и постоянная смена партнёров.
– Вот-вот, начнёшь соблазнять жён и дочерей наших покровителей.
– Я ещё слишком юн для такого ответственного занятия.
– Набирайся опыта, Казанова.
– Уж лучше стать кастратом.
Сергей оторвал взгляд от дороги и оглянулся.
– Ты готов жертвовать собой ради возвеличивания честности?!
Я ничего не ответил. Мы ехали молча. Шоссе тянулось среди полей, потом по краям замелькали стволы сосен, иногда мы обгоняли грузовик. Редкие встречные машины стремительно проносились мимо нас. Опять пошли вспаханные поля, они чернели почти до горизонта и обрывались у края дальней полоски деревьев. Осеннее солнце дарило нам последнее тепло. Его лучи золотили листву и согревали нас, и нам казалось, что мы опытные агенты, которые должны проникнуть в стан врага. Наконец, мы свернули в лес и поехали по просёлочной дороге. Вскоре мы остановились у закрытого шлагбаумана. Юра вышел из машины, поднял жердь и подождал, пока мы проехали. Он опустил шлагбаум, подбежал к машине и влез в неё. Мы почувствовали, как легковушка осела под его тяжестью.
– Скоро будем на месте, – сказал Сергей. – Наконец вы поймёте, что кроме вашего жалкого существования, есть другая жизнь.
Между деревьями мы заметили двухэтажный дом. Высокие окна и причудливый фасад делали его нереальным, словно это была декорация к фильму. Дом был слишком аккуратный, слишком красивый. Перед ним раскинулась ухоженная лужайка. На ней стоял круглый, легкий стол и несколько стульев. Там расположилась группа нарядных и весёлых людей, которые как-будто участвовали в съемках фильма. Наши костюмы показались нам блёклыми и поношенными.
– Просто робость берет, – сказал Вадим. – Чего доброго начнешь поклоны отвешивать.
– Новый класс вырабатывает свою культуру и свой образ жизни. Как сказал один бунтарь: «Страшно далеки они от народа» Но мы, дерзкие и юные, пришли заявить о своем праве.
Сергей от возбуждения стал декларировать какую-то чепуху. Всё-таки подействовало на нас это кичливое логово. Машина подкатила и остановилась у крыльца. Широкие мраморные ступени вели к огромной дубовой двери, где возникла фигура человека. Этот тяжелоатлет спускался к нам. Судя по его наглой и уверенной роже, он был из охраны.
– Машину можете поставит на стоянку за домом, – сказал он приветливо. – Вас ждут.
Мы трое вышли из машины и направились к живописной толпе на лужайку. Сергей вскоре присоединился к нам. Вы знаете, как это обычно бывает, когда начинаешь знакомиться. Жмёшь руки, улыбаешься изо всех сил. Одним словом, стараешься показать, что тебя переполняет радость оттого, что ты видишь всю эту свору. Мы входили в доверие к трём мужчинам и двум женщинам. Когда узнали, кто мы такие и чем занимаемся, на Юрка не стали обращать внимание, и он отошёл в сторону и стал следить за полётом птиц. Сергей заливался среди мужиков, меня взнуздала хозяйка дома. Для неё продюсер и кобель было одно и то же и мило её сердцу. Ей было лет сорок, но выглядела отлично. Мне она показалось даже красивой, хотя и староватой. Звали её Ниной.
– Хотите что-нибудь выпить? – спросила она.
Я вежливо отказался.
– У нас есть любые напитки, и крепкие и лёгкие.
Нина настойчиво подталкивала меня к искушению. Надо думать, ей и самой хотелось ещё раз приложиться к рюмке.
– Спасибо, но я не могу, – сказал я.
– Что такое? Вы больны?
– У меня была тяжёлая юность. Я спился, стал алкоголиком и повяз в пороке. И всё оттого, что я пробовал сниматься в порнофильмах. Но, в конце концов, сумел вырваться из этого омута. Я вылечился и уже год не беру спиртного в рот.
– Что вы говорите?! – Нина с интересом скользнула взглядом по моим ногам. – Такой молодой и уже так много умеете и знаете.
– Я принесу вам сок.
Она упорно ухаживала за мной. Я должен был, наконец, понять, что не безразличен ей. Дорогой грим, наложенный умелой рукой, делал её привлекательной. Да и фигура у неё была классная. Поэтому она была уверена в успехе своей затеи. Только я был в списке избранных, и она об этом не знала. Мы проповедовали разные нравы.
– Ваш друг Сергей очень умный человек, – сказала Нина, подходя ко мне и подавая стакан. – Он мне и при первой встрече, ещё в городе, показался таким. Я не ошиблась в нём. Он сейчас дискутирует о социальном расслоении общества.
– Любопытно, – сказал я. – Это нельзя пропустить. Вы не поверите, но он гений, и я стараюсь запомнить каждое его слово. Надо послушать.
И я зашагал к мужчинам. Мне хотелось отделаться от неё, а вы понимаете, что просто повернуться и отойти без всякого повода – это будет невежливо. Наконец повод нашёлся, и мы присоединились к другим.
– У нас эпоха перемен, – говорил Семён Геннадьевич, муж моей собеседницы. – Если вдуматься, то это самое тяжёлое время. Ничто не устоялось. Всё размыто: нравы, обычаи, традиции. Стоит посмотреть на страны с устойчивой политической системой и экономикой, то там всё ясно. Есть политическая элита, слой общества, где готовятся люди для управления страной. Есть элита крупного бизнеса, где также преемственность поколений. В этих слоях свои обычаи, свои нравы, свои кодексы чести. Там дорожат своим именем, поскольку они занимаются деятельностью, требующим доверия всего общества, и они собираются заниматься этим веками. Они чувствуют ответственность перед своей семьей, перед кланом родственников и друзьями. В России такие слои только создаются. В них собираются люди, которые в большинстве своём воспитывались в других условия: в недостатке материальных благ, в бедности, в стремлении вырваться из уравниловки. Поэтому здесь такое проявление жадности и безумное стремление к обогащению. Это психология нищих, будь то Африка, Азия или Латинская Америка. Надо три поколения, чтобы всё устоялось
Сергей почтительно кивал ему. Наверное, он что-то спросил у этого умника, дал ему возможность излить свои взгляды на историю страны.
– Значит, общество расслаивается, и мы станем жить, как в девятнадцатом веке? – спросил Сергей.
– Не совсем так. Темноты и забитости уже не будет. Но любое общество делится на классы или на касты. Это не значит, что нельзя перейти из одного уровня в другой. Скажем, ребёнок из рабочей семьи может стать интеллигентом. Правда, не всем такое будет доступно. Главное, кем ты себя ощущаешь: пролетарием, который продаёт свои руки или, как интеллигент, мозги, или владельцем, скажем, лавочки, а, возможно, крупного завода.
– Выходит, вы тоже продаете свои знания? – встреваю я в разговор.
Семён Геннадьевич окинул меня ленивым взглядом, решает, видимо, стоит мне отвечать или не заметить меня.
– Нет. Я политик и живу на зарплату, которую начисляют из налогов. Я защищаю интересы народа.
Насмешил, ничего не скажешь. На зарплату он живёт! Посмотрели бы вы на его хоромы. На зарплату такой дом вовек не купишь, хоть работай день и ночь.
Семён Геннадьевич лениво поднялся, подошёл к столу, плеснул себе винца в бокал и опять уселся в кресло, выставив руку со своей наполненной тарой. Выглядел он живописно. Белые брюки и белая рубашка будто сияли. Этакий вальяжный и уверенный в себе деятель. И всё-то он знает, и всем доступен, не скрывает ни от кого ходячих истин, всё честно и популярно истолковывает. А Сергей не унимался, старался, чтобы разговор не угас.
– Интересно, ребёнок миллионера может стать рабочим? – задает он наивный вопрос.
– Исключено. Большую роль играет воспитание. Ребёнка готовят к определённой деятельности. Он с детства настроен на это. Тут играет роль статус родителей. Ребёнок живёт в среде, где свои традиции, нравы, ценности.
– Но многие ещё не осознали, что каждому приготовлен свой удел. Мы всё ещё верим прошлым лозунгам, что для нас открыты все пути. Хочешь – на завод, хочешь – иди учиться в университет, – подбрасывает мысль Сергей. Он замирает, старается изобразить внимательного слушателя.
– Правильно. Наши школы ориентированы на кретинов. Но существуют специальные школы, которые подготавливают для поступления в престижные вузы. Таких выпускников ожидает блестящая карьера. Остальные, даже получив высшее образование, могут рассчитывать на рабочие места.
– Но если рылом не вышел на хорошее образование, на хорошую должность, на комфортабельную жизнь, то, что им остаётся делать?
– Не знаю.
– Как бы не взбунтовались!
– Не думаю. У многих ещё нет классового самосознания. Возможно, лет через десять об этом начнут писать. Пока мы живём, как вы выразились, прошлыми лозунгами.
– Не скажите, и сейчас многие злобно косятся на имущих, – сказал начальник полиции.
– У вас, наверное, есть указание, что делать с недовольными. На всякий случай, я держу в доме ружьё. Можете не сомневаться, я своё добро не отдам.
Вдали между деревьями показалась машина. Что-то вроде броневика, только без пушки и покрытого чёрным блестящим лаком.
– А вот и Жилины приехали, – сказала Нина.
Мы замолчали, ожидая пришествие новых гостей.
– Явилась наша жертва, – шепнул мне Сергей. – Я им займусь, а вы не путайтесь под ногами.
Из машины выскочила пышногрудая дама, за ней мальчик лет десяти, а затем появился глава семейства, невысокий крепыш, прилизанный и очень шумный.
– Привет, – заорал он, потрясая над головой руками.
Я уже было приготовился бурно заопладировать в ответ, но все ограничились радостными улыбками.
– Мой водитель, жопа, проскочил въезд, поэтому опоздали, – орал мужчина, приближаясь к нам.
Он пожал нам руки, размашисто и покровительственно.
– Как дела? Не конфисковали ещё дом? Поди, играет очко от страха? Не бойся, пока я твой друг, никто к тебе не сунется, – приезжий Виталий был рад своей шутке.
Его жена, Ольга, восторженно обцеловывала своих подруг. Сын пасся невдалеке, поглядывая на всех искоса.
– Давненько я здесь не расслаблялся, – Виталий задрал голову и мечтательно замер.
– Опять напьёшься, как свинья, – высказалась его подруга.
– Тебя не спрашивают. Ну, что, мужики, начнём веселиться!
В это время раздался удар гонга. Звук прокатился через лужайку и растворился между деревьями.
– В твою задницу! Что за тревога?! – заорал Виталий.
– Нас приглашают на обед. – Нина величественным жестом указала направление, и мы двинулись к дому.
– Я и Сёмушка решила ввести такое правило у себя. Говорят, во всех лучших домах Лондона это давно стало традицией, – лицо хозяйки сияло счастьем. Звон медной тарелки приобщил ее к светскому обществу.
Должен сказать, что обед был обильный. Разнообразной еды и выпивки вдоволь. Сергей сыпал анекдотами и уже вскоре был со всеми на ты. От Виталия он не отходил ни на шаг. Опекал его, как заботливая нянька. Наконец, гости поднялись из-за стола и разбрелись по дому. Некоторые искали туалет. Сергей и Виталий в обнимку сидели на ступеньках крыльца и пытались что-то спеть. Я спустился на лужайку и вдыхал прохладный вечерний воздух. Полная луна торжественно всплывала над верхушками деревьев. Было тихо, только временами долетали голоса, потом послышался смех. Сергей без устали добивался своего, уламывал клиента, чтобы разлучить его с деньгами. Я зашагал по тропинке. Покой и умиротворение охватили меня. Послышался далёкий лай собаки. Запахло дымом. Видимо, недалеко находилась деревня или в доме затопили камин. И вдруг мне захотелось остаться здесь и жить в деревне среди мирных, приветливых людей. Жениться на Зое, и у нас будет много детей, и мы станем воспитывать их по-своему, в добре и любви, чтобы, в дальнейшем они тоже стали избранными. Бред, конечно, но нахлынуло такое ощущение радости, что даже дыхание перехватило от волнения.
Неожиданно я услышал команду «ко мне». Эту диктаторскую фразу угрожающе повторили несколько раз. Я насторожился, опасаясь попасть в зубы непослушной собаки. Но оказалось, это женщина, кажется, её звали Ольга, приглашала своего сына приблизиться к себе. Надо сказать, что у меня всегда портится настроение, когда я вижу, как грубо обращаются с детьми. Особенно противно то, что дети не могут сделать замечание своим родителям, а должны терпеть и переносить агрессию своих близких. Мальчуган тоже молчал и стоял, как вкопанный. Женщина заметила меня и стала уходить. Мне было жалко пацана, честное слово. Он казался таким испуганным и беззащитным.
– Как дела? – спросил я. Мне хотелось, чтобы он понял, что у него есть друг, что не стоит расстраиваться, и я готов успокоит его.
– Да пошёл ты в жопу, – откликнулся малыш.
Не знаю, как бы вы повели себя на моем месте, но я расстроился, даже обиделся. Такого я не ожидал. Просто не могу поверить, что так ни за что, можно грубить. Я решил больше ничего не говорить, а то услышишь ещё что-нибудь мерзкое. Знаете, как в анекдоте. Мужик прибивает штакетник. Маленький мальчик внимательно следит за работой. «Учись, учись, малыш», – говорит мужик. «Вбивать гвозди я умею, дяденька, я жду, что вы скажете, когда ударите молотком по пальцу». Не сомневаюсь, что у этого дуралея запас подобных слов был огромный. Обогатился школяр.
Я не спеша пошёл своей дорогой. Вскоре я обнаружил сооружение, что-то вроде бассейна и фонтана. Из нагроможденных камней стекал ручей и попадал в небольшой водоём, где была прислонена лестница, уходившая в глубину. Я стоял и слушал журчание воды. Мне хотелось забыть ребёнка, не думать о нём.
– Вам не спится, – услышал я женский голос.
Это была Ольга. Она приближалась ко мне из темноты.
– В такую ночь можно ночевать и на воздухе, где-нибудь под деревом, – сказала она.
Её лицо и тело дышали жаром. Точно топка паровоза. И сама она, словно паровоз, на всех винных парах надвигалась на меня. Её груди, как два мощных буфера, грозили прижать меня к стене и расплющить. Я крепче уперся ногами в землю, чтобы выдержать натиск и сказал:
– Дышу перед сном. Меня, наверное, уже ищут.
– Никто тебя не ищет, дурачок. Может, прогуляемся немного?!
Она взяла меня под руки и потянула в темноту. Ну и сильная оказалась, стерва. Вмиг сломила моё сопротивление. Точно трактор.
– Смотри, какая луна, – говорит Ольга, а сама трётся о моё тело. – В такую ночь хочется любви, много любви.
Голос у неё стал хриплый. А у меня мурашки побежали по телу, и полезли всякие дурацкие мысли о том, что и женщина может изнасиловать. Конечно, я не поддамся, но всё ж неприятно.
– Какой же ты крепыш и высокий, – щебечет Ольга.
И вдруг я чувствую, что её рука стала обследовать мой зад. Водит она ладонью вверх, вниз, ласкает, значит, а сама тянется ко мне, хоть караул кричи.
И тут мне ничего не оставалось делать, как пойти на то, чтобы опозорить себя.
– Ничего не выйдет, – говорю.
– Что такое?! – она даже на миг перестала меня ласкать.
– Я должен раскрыть вам мою страшную тайну. Я импотент.
– Что?!
– Да, я несчастный человек. Мне недоступны радости чувственной любви. Однажды я даже хотел застрелиться из-за этого.
– Что ты несёшь?!
Ей, видимо, не хотелось отступать. Её уже трясло от желания.
– Я не хочу принести вам горе. Я полюбил вас всем сердцем, и я вижу, что я тоже дорог вам. Но, увы. Вы не получите радости в моих объятиях.
Значит, заливаю я, а сам поворачиваюсь боком, чтобы она ненароком не начала проверять мой пах и не разоблачила меня.
– Что за херня?!
Она, вроде, ещё сомневается, но я чувствую, что её натиск стал ослабевать.
И вдруг, кто-то дал мне пинок. Здорово влепил. Я оборачиваюсь и вижу, что это её сынишка бросился защищать свою маму от меня. Ощетинился, гад, и смотрит злобно. Маленький, шкет, но сумел дотянуться ногой до моих ягодиц. Видимо, тренировался не раз. Я вновь обращаюсь к своей даме, а она готова растерзать меня. Наверное, считает, что я растоптал все её надежды, похоронил её священное чувство, оказался бракованной игрушкой.
– Я провожу вас, – говорю я ей.
– Да пошёл ты в жопу, – отвечает она.
Она, как и её сынок, отправляет меня в тоже место, Видимо, это их семейное пожелание при расставании. И тут я замечаю, что малец опять приготавливается к разбегу, чтобы пнуть меня посильней. Не советую вам попадать в подобную ситуацию. Вам покажется, что вы на живодёрне и с вас собираются содрать шкуру. Среди таких людей вы всегда будете жертвой и виноваты.
Я быстро зашагал к дому, почти побежал. До чего же мне было противно, слов нет. Иду я и всё твержу одно и то же: «Да что же это такое?!» Раз сто, наверное, повторил. А потом мне захотелось уйти отсюда. Я решил убраться подальше к ядрёной фене из этого балагана. Спланировал дойти до шоссе, а там на любой попутной машине доехать до города. Не хотелось мне никого видеть. Я свернул на дорогу, ведущую в лес, и оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на дом и сплюнуть.
Усадьба сверкала огнями. Мелькали тени, а потом грянула музыка. Веселились там лихо. Я постоял немного и пошёл назад к Сергею, Вадиму, Юрку. Не мог я их бросить. Операция должна быть доведена до конца. Поэтому я собрался с силами и вернулся.
В просторном зале сдвинули кресла, обитые кожей, и пытались устроить танцы. Ольга наседала на Вадима. Даже здесь, при всех, она давала волю своим повадкам. Вадим готов был приковать себя к ножке рояля, только чтобы его не увели. Юрок стоял у двери и, как полицейский из фильмов, держал руки за спиной. Серёга с готовностью наливал в бокал вина и подносил Виталию. Он не отходил от своего кумира ни на шаг и был недоступен другим. Семён Геннадьевич элегантно танцевал с миловидной женщиной медленный танец, упорно пытаясь сократить расстояние со своей визави. Нина, увидев меня, решила, что я соскучился, и заспешила навстречу. Двое других мужиков сидели в креслах и размышляли, что им делать: продолжить пить или пойти спать. Пацана нигде не было видно.
– Где вы пропадали, – защебетала хозяйка дома. – Ольга утверждала, что утопила вас в бассейне. Но она немного выпила и ей нельзя верить. Теперь я вижу, что она шутила. Что у вас произошло?
– Я хотел её изнасиловать, – ответил я.
– Ой! – радостно воскликнула Нина. – Но зачем?! Мы же культурные люди. Можно как-то по-другому… А, понимаю, вы хотели придать этому потрясающую остроту.
– Вот именно. Но она не поняла и отшибла мне член, и теперь до него больно дотронутся.
В глазах у Нины потухли огоньки вожделения.
– Неужели так серьёзно?
– Боюсь, что да. Она вывела меня из строя.
– Эта Ольга словно людоедка.
– Только не говорите ей ничего, пожалуйста. Я сам виноват. Для неё это было так неожиданно, что сработала самозащита. Пострадал я, и так мне и надо.
– Ну, вот. Весь вечер испорчен. Что же нам придумать?
Нина внимательно оглядела скучающих гостей.
– Господа! – воскликнула она в пространство. – Наш знаменитый киноактер хочет показать нам стриптиз.
И она широким жестом указала в мою сторону. Как в театре, когда конферансье объявляет о выходе популярного актёра. Просто счастьем светилась, что ей выпала честь пригласить меня на эстраду. Ясное дело, все уставились на меня. Даже Ольга перестала пытаться устроиться на коленях Вадима. А Нина радостно вопила: «Просим! Просим!» и била в ладошки. Постепенно все присоединились к ней. Только мои друзья замерли в недоумении.
Если вы думаете, что я не испугался, то вы ошибаетесь. У меня даже ладони вспотели от страха. Но я не показываю вида, думаю, что это просто шутка, и всё обойдется, и сам пытаюсь шутить.
– Здесь прохладно, – говорю, – боюсь простудиться.
– Давай, парень, сбрасывай одежду, не сачкуй, – орёт Виталий. Этого пьяницу хлебом не корми, дай только унизить человека. И все придурки оживились, хлопают в ладони и вопят в лад: «Стриптиз! Стриптиз! Стриптиз!» Колбасный магнат уже хлопочет у музыкального центра, прилаживает музыку и врубает её на полную мощность.
– Может, потанцуем, – подаёт голос Вадим. Он готов попасть в объятия Ольги, но та упрямится: ей, видите, голого мужика подавай.
Виталий достает из бумажника деньги. Он размахивает банкнотами.
– Милашка, нука потрясись перед нами.
Это уже слишком. Я не знаю, что во мне больше – страха или злости. Но будь у меня голова тигра и его когти, разорвал бы Нину и съел вместе с дерьмом. Придумала патаскуха развлечение.
– Давай, козёл, я покупаю тебя на вечер. Будешь развлекать нас. Сколько стоит твоё выступление? Тысяча? Десять тысяч? Могу и сто тысяч заплатить!
– Он не умеет, – говорит Сергей.
– Какого рожна он сюда приехал? Пожрать что ли?
– Он собирается снимать рекламу, – выкручивается Сергей.
– Рекламу? – переспрашивает Виталий.
– Да. Он продюсер. Финансирует производство рекламы.
– Он мудак, – говорит Виталий.– Я тебя уважаю, ты что-то можешь предложить. А он – падла.
Не знаю, приходилось ли вам попадать в такую ситуацию, когда вас ни за что оскорбляют, а вы стоите и молчите. Будто в рот воды набрали. И поджилки у вас трясутся, и даже мысли о том, чтобы подойти и дать хаму в морду у вас не возникает. Будете стоять по стойке смирно и даже пытаться улыбаться. Вот и я стоял и молчал, пока этот ублюдок разорялся. А разошёлся этот коротышка не на шутку, прямо взбеленился. Брызжет слюной, словно поливочная машина. Видите, его лишили развлечения, и поэтому он готов всех обгадить, уничтожить, по стене размазать.
Виталий бросает пятисотки на середину комнаты.
– Плачу за танец! – вопит он.
Тут владелец магазинов выскакивает из круга и начинает вихлять задом, изображать развратную шлюху. Работник полиции присоединяется к нему. Он раздевается по пояс, его тело накачено, он играет мускулами и начинает двигать тазом вперёд-назад. Словно известный американский певец Майкл Джексон на сцене. Ольга визжит от восторга, прямо закатывается от страсти. Семён Геннадьевич теснее прижимается к своей партнёрше сзади, и они самозабвенно танцуют. Ольга не в силах сдержать себя задирает юбку и начинает вскидывать вверх свои короткие, полные ноги. Она старается изо всех сил. Еще немного и она выставит свою бороду. Нина жмётся ко мне.
– Я своим дыханием облегчу тебе боль, – шепчут её губы.
Музыка неистово гремит. От её звуков готовы осыпаться стекла. Я ошеломлен и раздавлен и не знаю, что делать – присоединиться к этой вакханалии или оставаться зрителем. Я опасаюсь, что дальше будет ещё хуже, ещё откровеннее, ещё отвратительнее. Надо уходить, бежать в другое место, но я словно завороженный смотрю на танцующих, пока они не устают и бросаются к напиткам, чтобы одурманить себя ещё больше, заглушить голос совести и продолжить праздник тела. Похоть торжествовала, она подчинила всех своей воле.
Наконец, я выбираюсь из комнаты и выхожу на лужайку. Холодный воздух освежает моё лицо. Я глубоко дышу, чтобы успокоиться, лишь твержу одну фразу, повторяя: «Что за фигня?!», идя к тёмному краю леса. Там я уселся под деревом и прислонился спиной к стволу. Лес был безмолвный. Ветер стих и сквозь сосновые ветви я видел на небе диск луны. В мертвенном лунном свете поднимались вверх могучие стволы сосен. Они казались суровыми войнами, честными и великодушными, готовыми приютить и защитить меня.
– Мы одолеем этих ублюдков, – говорю я деревьям. Но в глубине души я знаю, что бессилен что-либо изменить. Мне страшно, что такие люди как Виталий имеют власть. Не важно, как они выглядят. Ходят ли в ковбойской шляпе, в малиновых пиджаках или в лучших костюмах из модных салонов. Все они мыслят одинаково, думают, что мир принадлежит им. Они считают, что имеют право хозяйничать в нём и устанавливать свои правила. Не знаю, возможно, вы читали, как один из таких мерзавцев поехал по встречной полосе. Решил, что все обязаны уступать ему дорогу. Конечно, он врезался в другую машину, которая двигалась ему навстречу. Смял малолитражку в лепёшку и убил двух женщин, они там сидели и ни о чём не подозревали… И всё ему сошло с рук, потому что он был важной персоной. Или возьмём другой случай. Тоже про важную шишку. Тот придумал стрелять косуль с вертолёта, поскольку он особый, у него, видите ли, есть особое право на такую охоту. И всё бы тишь да гладь, и никто бы не узнал про это, да вертолёт врезался в скалу и разлетелся на тысячу осколков. Этот случай уже невозможно было скрыть. Пришлось похоронить то, что осталось от чиновника с почестями.
Сидел я под деревом, а в голову лезли неприятные мысли и не с кем поговорить, чтобы отвлечься. Друзья застряли в доме, а вокруг меня лишь молчаливые сосны. Думаю, вам тоже стало бы грустно, если бы пришлось увидеть всё, что я увидел и пережил. Вот, вы представьте себе, что станет с тем пацаном, который пнул меня. Вот он вырастет, окончит какой-нибудь престижный университет в Англии или в Америку, но всё равно в душе он останется поддонком. Потому что его так воспитали. Он будет считать, что он не такой, как все, что у него есть особые права. Хорошо, если он изменится и начнёт учить своих детей уважать других. Тогда есть надежда, что хоть через два поколения среди этой шайки появятся душевные люди. А если он не захочет меняться, если ему нравится помыкать людьми и радует, что все пресмыкаются перед ним. Что тогда? Вот зачем нужны избранные. Они уже несколько тысяч лет ведут агитацию и, не будь их на Земле, все давно бы превратились в ублюдков.
Сколько я сидел не знаю. Наконец я заметил, что музыки уже не слышно и в некоторых окнах погашен свет. Я встал и двинулся к особняку. Послышался тихий свист, потом раздался голос Вадима, он звал меня. Я приблизился. Вадим лежал в шезлонге, укутанный одеялом.
– Все успокоились, – сказал он. – Виталий привёз ящик шампанского, велел принести и стал гоняться за всеми и поливать. Изображал из себя, то пожарного, то садовника. Отличился, ничего не скажешь. Орал: «Туши пожар», со следующей бутылкой вопил: «Польём грядку» Крепким оказался змей. Ничто не брало, пока не выдул одним махом бутылку шампанского из горла и рухнул. Сергей с Юрком оттащили его в комнату, и там все расположились по диванам и койкам. А я решил остаться здесь на свежем воздухе. Переждать до утра.
– Я посижу с тобой, – сказал я и устроился в стоящий рядом шезлонг.
– Держи. – Виталий бросил мне свёрток. – Я ждал тебя и захватил одеяло, – сказал он.
Надо мной раскинулся бездонный купол неба. Звёзды там тускнели и пропадали, словно растворялись. Рассветная пелена выходила откуда-то из пространства и вытесняла тьму. Донёсся слабый крик петуха. Из низины клубился туман и наползал на нас.
– Если бы тебе дали много денег и предложили жить среди таких людей, как Виктор и остальные, ты бы согласился? – спросил я Вадима.
– Ни в коем случае, – ответил он.
Рано утром мы уехали в город. Я оглянулся назад и сказал:
– Прощайте, подонки. Век бы вас не видеть.

* * *

Но нам пришлось столкнуться с Виталием. Как это произошло, вы узнаете из моего рассказа. А пока я занимался своими делами и три дня не видел своих друзей. В пятницу они ввалились ко мне ближе к обеду. Вид у них был такой, словно они встретили инопланетянина и тот обещал свозить их на выходные, на свою планету и представить местной публике.
– Ты не поверишь, но мы обвели Виталия, – сказал Сергей. – Он корчил из себя тёртого пройдоху, а мы его утёрли. Миллион наш!
Действительно, трудно было поверить. В глубине души я ещё надеялся, что всё это мы делаем ради забавы. Сыграем спектакль, нам поаплодируют, и мы побредём восвояси своей дорогой. Потешили публику и нам будут благодарны за доставленное удовольствие. Но спектакль обернулся реальностью, и деньги были реальные.
Сергей торжественно водрузил на стол небольшой чемоданчик и откинул крышку. В жизни не видел столько денег. Разве только в фильмах, когда торговцы наркотиков демонстрируют свою кошёлку, набитую долларами. В чемодане деньги лежали плотными пачками.
– Наверное, стоит объяснить, что это была шутка и вернуть всё, – сказал я.
Никто даже внимания не обратил на мою фразу. Они весело стали вынимать тысячные бумажки и раскладывать их на столе.
– Ну, друзья, теперь наша мечта осуществится, – сказал Сергей. – Теперь наша жизнь коренным образом изменится. Мы богачи. Каждый получит свою долю и может смело проматывать её.
– Даже не знаешь, на что, – ухмыльнулся Виктор.
– Я не возьму деньги, – сказал я.
Оживление вмиг угасло и все повернулись в мою сторону.
– Как это понимать?! – спросил Сергей.
– Это грязные деньги, – сказал я.
– Что из того? Они дают нам свободу. У нас расширяются возможности.
– Придёт время, и мы пожалеем, что сделали.
Сильно я волновался. У меня даже дыхание перехватывало. Я не хотел, чтобы ребята подумали, что я пытаюсь унизить их. Мне хотелось разъяснить им. Но я не знал, как это сделать. Я боялся, что у меня ничего не получится. Не смогу я правильно и ясно выразить свою мысль. В ту минуту я подумал о своём отце. Вы не знаете моего отца. Он с голода загнётся, а чужое не возьмёт. Однажды, когда мне было лет десять, я взял без спроса велосипед у одного пацана с нашей улицы. Конечно, я знал, что это походило на воровство, но я успокоил себя, подумал, что возьму велик на полчаса, покатаюсь немного и верну и, может быть, даже никто не заметит. Но когда пришло время отдавать, я испугался и бросил драндулет в кусты, а он пропал. Кто-то увёл его. Но все стали обвинять меня, что я вор. Отец узнал эту историю, купил дорогой дорожник, уплатил за него кучу денег и вручил тому хмырю, у которого я взял велосипед. Потом этот дибил как-то встречает меня со своей компанией и говорит: «Скажи спасибо своему папашке, что он заменил мне велик, а то бы я тебе башку разбил, ворюга». А я отвечаю ему: «Руки коротки. За то, что назвал меня ворюгой, я расквашу твою паршивую морду». Наверное, во мне была уверенность и сила духа, способная доказать, что я прав. Думаю, он это почувствовал. «Не дёргайся, – говорит, – Я к тебе претензий не имею». Они ушли и никогда ко мне не приставали. А причина моей смелости была в том, что отец объяснил мне. Он сказал: «Ты допустил ошибку, но мы искупили её, вернули велосипед. Теперь ты можешь считать себя честным человеком. Всегда. И никто не смеет тебя ни в чём упрекнуть». И я знал, что это так. Я верил своему отцу. И в моей душе уже не было чувства вины. Я освободился от этого бремени. Вот это я хотел разъяснить своим друзьям. Мы не сможем обмануть самих себя. Мы знаем, что мы представляем. Маска скроет наше лицо, но в душе останется вся правда, которая оценивает нас. И мы не забудем, что смошенничали и добыли деньги. И уже никогда не скажем, что мы честные люди, если только не начнём постоянно обманывать себя и других. Но тогда мы станем такими же как многие вокруг нас. Мы уже не будем избранными.
– Ладно, малыш, – говорит Сергей, – оставайся заповедником своей морали и не мешай нам вкушать прелести жизни.
Он начинает делить деньги, раскладывает их на четыре кучки. Всё же и мне выделяет долю.
– Надо придумать, на что их потратить, – говорить Вадим.
– Может, съездим куда-нибудь. Хотя бы в дом отдыха, – подаёт мысль Юрий.
– И заодно поправьте своё душевное здоровье, – ехидно вставляю я реплику.
Я жду, что Сергей, в конце концов, взорвётся, начнет беситься и накричит на меня. Тогда я заведусь и выскажу всё, что думаю о них. Но Сергей настроен благодушно и сосредоточенно возится с бумажками.
– А что, если нам поехать за границу в путешествие! – восклицает Вадим.
Сергей отрывается от своего занятия.
– Хорошая мысль, – говорит он. – Это будет незабываемое путешествие. Впечатлений хватит надолго.
– Глупцы, а что потом вы собираетесь делать, когда всё истратите?
– Что и обычно, – говорит Сергей, – будем работать и вспоминать, как хорошо мы повеселились когда-то.
– И ради этого вы готовы изгадить себя, чтобы три недели глазеть на заморские страны?
– Не хорохорься, сынок, – отвечает Сергей, – может быть это была проба сил. Как знать, в следующий раз мы отхватим ещё больше
– Вы бездельники, фантазёры и слюнтяи. Думаете, что найдёте сокровища графа Монте-Кристо. Тонну золота. И начнёте разбрасывать монеты во все стороны и не думать о завтрашнем дне?!
– Не порть нам праздник, – говорит Сергей.
Он вновь начинает раскладывать деньги по стопкам. Затем он складывает их в четыре пакета. Два пакета он отдает Вадиму и Юрию.
– Твоя часть у меня, – говорит мне Сергей. – Стоит тебе только сказать, и ты всё получишь.
Они вываливаются из моей комнаты, весело обсуждая заграничное турне. Я закрываю за ними дверь и остаюсь один, словно всеми отвергнутый изгой. Я не смог убедить друзей. Они не приняли мои доводы и покинули меня. Я бессилен им помочь. В денежных знаках словно заключена растлевающая сила, которую я не в силах одолеть. Я ощущаю её влияние в соблазне купить себе хотя бы часть того, что иногда возникало в мечтах: дорогие машины, яхты, нарядные дома. Кажется, ты приобретаешь власть, и твои желания начинают осуществляться. Но я знаю, что скрыто за этими глянцевыми видами. Я помню унижение, грубость и равнодушие светил политики, бизнеса и спекуляции.
Мне становится тоскливо. И тогда я решил прогуляться. Думаю, может пойти к Фомину, чтобы развеяться и отвлечься от мрачных мыслей. Я так и сделал. Вышел из дома и поехал к художнику.
Евгений не удивился, когда я постучался к нему в дверь. К нему часто приходили, и он уже привык встречать гостей. В мастерской пахло свежей масляной краской и растворителем. Посередине комнаты стоял мольберт с полотном, на котором был изображён жилистый мужик в старой, вытянутой майке на теле, почерневшем от загара.
– Вы закончили портрет? – спросил я.
– Да, осталось кое-что поправить, но нужная мысль есть.
Смотрю я, значит, на это изображение и чувствую, как мне становится хорошо и спокойно, и не могу понять, почему пришло такое ощущение. Стою, глазею и не нахожу нужных слов, хоть убей.
– С таким человеком, наверное, легко жить. Надёжный он, – говорю я первое, что пришло мне в голову. И вдруг я понимаю, в чём дело. От этого мужика исходила уверенность в себе.
– Такие люди никогда не пропадут и не сдадутся, – сказал я, не отрывая взгляд от портрета. – Никакие невзгоды, беды и передряги не сломают их.
– Точно.
– Это ваше поколение?
– Они были всегда. Они могут быть войнами, а в мирное время тружениками. Главное, что они накопили опыт, что могут преодолеть трудности, если станут полагаться только на себя, поэтому они способны выстоять и не сломаться, не струсить, не запить
– Интересно, что придаёт им силы?
Мне было любопытно, что ответит Евгений. Наверное, он размышлял об этом, раз взялся изображать эту тему. К чему он пришёл?
– Моё поколение думало о будущем. Нас привлекала идея построить справедливое государство, где каждый будет иметь равные возможности и права. Мы верили, что наши дети будут жить в такой стране. Старались ради детей.
Приехали! Хоть бы раз кто-нибудь сказал, что живёт для себя, чтобы ему было весело и легко, чтобы он был счастлив и всё имел, и всем был бы доволен. Что за привычка, как только разговор заходит о счастье, сразу вспоминать своих родственников, страну, правительство и всех посторонних в округе, но только не себя?! Но не думаю, чтобы Евгений лукавил. Говорил он вполне искренне, и он умный человек, и ему хочется верить.
– Нам бы самим пожить хорошо, – говорю я.
– Если есть возможность работать и обеспечивать себя и свою семью, то грех жаловаться.
Я ещё раз взглянул на портрет. Его бы я точно хотел иметь у себя, чтобы, когда станет грустно, посмотреть на него и почувствовать, что с тобой рядом есть люди, которые упорно трудятся и честно зарабатывают свой хлеб, и понимают, что им надо в жизни. Мне бы иметь такую силу и уверенность.
– Будем пить чай, – сказал Евгений.
Он прошёл за перегородку, где находилась портативная газовая плита, зажёг комфорку, поставил чайник. Я видел, как он сутулился над кухонным столом, стараясь приготовить бутерброды с копчёным сыром. Пряди седых волос падали на его лицо.
– Я помогу вам, – сказал я.
– Нет, я уже закончил.
Мы пили чай, сидя за столом в углу мастерской. Я представил, как тоскливо находиться здесь одному. Наверное, картины помогали ему коротать время, когда подступают сумерки и, кажется, что ты затерян в этих стенах, и ни одна живая душа не догадывается о твоём существовании. Картины громоздились по всем стенам в несколько рядов, уходили к высокому потолку и оттуда безмолвно взирали на своего создателя из темноты.
– Вот, хочу жениться, – сказал я.
– Молодец. Это естественное желание.
– А вы хотели бы иметь семью?
– Да.
– Неужели это трудно?
– Нет, друг мой, я до этого не дорос. Будь я обеспеченным, то давно бы уже нашлась юная леди и сумела истратить мои накопления. Но я могу предложить только свои невостребованные картины и случайные заработки. Правда, иногда в моей жизни появляются хваткие особы, которые на закате своей красоты и молодости накопили на своём теле слой жира толщиной с ладонь. Они алчно оценивают меня и, когда понимают, что здесь нечем поживиться, исчезают. Эти приходящие жёны ничем не отличаются друг от друга. Но я ещё не теряю надежды, продолжаю упорно верить своим фантастическим мечтам, что встречу женщину, способную любить не только имущество и деньги.
– Я тоже верю, – сказал я.
От его глаз разбегаются морщинки. Он грустно улыбается. Он знает, что мы обманываем друг друга.
– Тебе я желаю удачи. Думаю, что у тебя получится, – сказал Евгений.
Мы ещё немного посидели. Евгений, как обычно, рассказал мне о великих художниках прошлого. Потом я ушёл. Был предвечерний час. Солнце только что скрылось за крышами домов, и его свет тихо угасал в эти последние минуты. Незаметно опускались сумерки. Я свернул на улицу, где располагался госпиталь. Он сразу бросался в глаза своими выступами по фасаду и красной кирпичной кладкой. Любой мог сообразить, что такие дома уже не строят, что это старинное сооружение. Больные прогуливались в сквере, расположенном перед зданием. Большинство из них были одеты в домашнюю одежду. На одной из лавочек сидела пожилая пара. Наверное, муж с женой. Женщина была повязана платком, и она что-то доставала из сумки. Думаю, это была еда. Я медленно приближался к ним. Муж налил себе стопку водки. Жена поспешно протянула ему огурец. «Не спеши», – сказал он сурово, и та отдёрнула руку. «Будем здоровы», – сказал он торжественно и со вкусом осушил свой стакан. «Давай», – сказал он, женщина вновь протянула ему огурец. Она извлекла глубокую металлическую миску, и её муж стал сосредоточенно черпать ложкой и поедать приготовленное блюдо. Женщина смотрела на него. Я проходил мимо и видел её выражение лица. Она была счастлива. Вы не поверите, но я точно видел, как её лицо светилось счастьем. Чудно. Вот она прожила с мужем долгую жизнь, и всё равно она любит его. Что она поняла? Как сумела сохранить чувство преданности своему мужу? Она радовалась, что приготовила вкусную еду и принесла пищу в больницу, и накормила своего мужа. И он, в свою очередь, ценит эту женщину как хорошую жену и хозяйку дома и отблагодарит её, несмотря на то, что непривычные, нежные слова застревают у него в горле. Я должен был расспросить их и узнать тайну, что их сплотило. Вы, может быть, скажете, что совместно нажитое добро, или обязанности, которые они взяли на себя, или ответственность перед супругами и детьми. А может, совесть, которая руководила ими? Тут можно без конца упражняться в догадках. Лишь они могли сказать правду. Надо было поговорить с ними и выведать всё. Только, вы понимаете, они ни хрена не стали бы со мной разговаривать. Они снова были вместе после разлуки, и я им был совсем не нужен.
Мне не оставалось ничего другого, как идти своей дорогой. В конце сквера я заметил молодую пару. Возлюблённые стояли, тесно прижавшись друг к другу, в тени деревьев. Я хахотел свернуть, но сквер был огорожен кованой решеткой, пришлось продолжить свой путь прямо на них. Девушка обхватила своего партнера за шею, а он сжимал руками её бедра. Они стояли неподвижно, застыли в каком-то сладострастном оцепенении. Видимо, они искали уединённого места, чтобы на скорую руку предаться любви и облегчить своё томление. После этого они разойдутся, и лишь временами будут звонить друг другу или слать сообщения по мобильному телефону, напоминая о себе, до тех пор, пока не накопится в них таинственная сила, которая заставит их искать встречи и сближения. И вновь на короткое время всё повторится. И любовь впопыхах где-нибудь в чаще зелени, и нежные слова по телефону, и занятый столик в кафе, где можно заказать сухарики с пивом, и, сидя на террасе, поглядывать на прохожих, пить холодное пиво и радоваться, что они полезны друг для друга. Всё это станет для влюблённых романтическим периодом, пока не появится новое увлечение. И будет тот же круг действий, но уже с новым человеком. Сколько таких кругов будет в жизни?!
Сами понимаете, что это были не очень весёлые мысли. Мне стало как-то не по себе. И тогда я подумал, не заглянуть ли мне в танцевальный клуб. Время ещё было не позднее, и я надеялся застать там своего приятеля Егора Кротова. Он часто просиживал вечера в этом заведении. Сел я на маршрутку и поехал в тот шалман. Он находился чуть ли не на краю города, где-то у чёрта на рогах. Неприметное серое одноэтажное здание, и не подумаешь, что внутри него буйствует веселье. Я заплатил за вход и прошёл в помещение. Здесь ничто не изменилось с тех пор, как я его посещал в последний раз. Радостный угар давил на стены, гремела музыка, и пары отплясывали, кто во что горазд. У стойки толпился народ, а по краю зала за столиками тоже распивали напитки. Я заказал себе коктейль из разных соков и, стоя в стороне, разглядывал толпу и старался отыскать в ней своего знакомого. Я увидел его, сидящего в компании какого-то парня и двух девиц. Кротов засёк меня, когда я подходил.
– Привет, брат, – закричал он.
Я заметил, что Егор хорошо выпил. Лицо у него было красное, он был раскован, и его одолевала беспричинная суета.
– Греби к нам, – призывал приятель.
Я подсёл к этой группе и поставил стакан с коктейлем на стол.
– Что пьёшь? – спросил Егор.
– Коктейль.
– Мы это ещё не пили, – сказал Егор. – Мы пили коктейль? – обратился он к одной из девиц.
Та ничего не ответила. Они все смотрели на меня.
– Меня зовут Евгений, – сказал я. – Будем знакомы.
Зина представила своё худое тело с маленькой грудью. У неё были темные глаза, темные волосы, и она казалась устрашающей жрицей, повелевающей змеями. Тамара могла похвастаться своими крашеными волосами и грубо подведёнными тушью глазами, которые делали её слишком некрасивой. Вела она себя развязно. Она хотела казаться простой и доступной. Анатолий выглядел слишком тщедушным и подавленным. Они мне не понравились, и я решил немного посидеть для приличия, а затем незаметно уйти.
– Это мой лучший друг, – разъяснял Егор. – Мы однажды хотели раздробить яйца нашему начальнику. Этому жадюге. Но потом пожалели его жену. Зачем ей мучиться с таким кастратом.
– Что-то сегодня душно, – сказала Тамара. Она расстегнула ещё одну пуговицу на кофточке и встряхнула плечами. Тонкая ткань зашевелилась, давая простор формам её тела.
– Я вас раньше не видела здесь? – обратилась ко мне Зина. – Где вы обычно проводите время?
– Со своей престарелой тётушкой, – ответил я. – Она безумно богата и больная, и я ухаживаю за ней на правах родственника.
– Вы что, сами за ней ухаживаете?!
– Да, меняю простыни, подсовываю «утку» и всё такое.
– Вам что, нравится?!
– Я выполняю свой долг.
– А! Значит, нянечка при старухе?!
– Она оставит мне десять миллионов долларов в наследство.
– Скажи ты, сумела столько заработать! – воскликнула Тамара. – Поди, трудилась в каком-нибудь публичном доме для важных персон?!
– Вы не правильно думаете. Она глубоко верующий человек и всю жизнь прожила в Америке. Её муж известный в мире миллионер.
– Наследник, ты не закажешь пивка? – спросила Тамара.
– Это можно, – ответил я, и стал вертеть головой, отыскивая официанта.
– Не надо, – сказала Зина. – Мы достаточно выпили. – Она придвинула свой стул ближе ко мне.
– У вас, наверное, роскошная квартира? – спросила она.
– Да, шестьсот квадратных метров, – ответил я.
– Обалдеть! Настоящий богач! Знаете, вы мне нравитесь.
Егор ухмылялся, слушая мой треп. Какой-то тип расхлябанной походкой подошёл к нашему столику, извинился перед нами, и пригласил Зину на танец. Она ушла танцевать.
– Слушай, здесь есть отдельная комната, ты можешь увести её туда. Не забудь только захватить презерватив, – зашептал мне Егор.
– Мне не хочется, – сказал я.
– Брось, брат. Расслабься! Здесь можно делать всё, что захочешь, никаких запретов. Полная свобода. Лови кайф! Наслаждайся и забудь все проблемы.
Он стиснул рукой обнаженное колено Тамары.
– Правильно я говорю? – Он поднял голову.
Тамара засмеялась и откинулась на спинку стула.
– Пойдём, потанцуем.
Они исчезли. Я посмотрел на парня.
– У меня ломка, – сказал он. – Паршиво себя чувствую. Надо дозу.
– Вы не в силах это побороть? – спросил я.
– Нет. Пустая трата сил.
– Но некоторые сумели соскочить.
– Чепуха. Мне надо уколоться.
У него было умное лицо. Бывает, что посмотришь на человека и сразу догадываешься умный он или дуралей. Парень мог сойти за студента приличного вуза, сыночка благородных родителей. Но влип он здорово, ничего не скажешь. Действительно, все его изнеможенное тело страдало.
– Проклятый Сыч, требует денег и не даёт в долг, – сказал Анатолий.
– Попробуйте перебороть себя. Начните лечиться. Зачем вам это мучение?!
Анатолий досадливо махнул рукой. Наверное, ему надоело вести об этом разговор. Ему уже тысячу раз говорили, что пора завязывать и надо лечиться. Только у него ничего не получалось и ему надоело и опротивело говорить об одном и том же. Конечно, я мог дать ему денег, да еще одобрительно похлопать его по плечу, мол, давай, сынок, вруби себе порцию, чтобы, не задерживаясь, сразу отправиться на тот свет. С меня было довольно. Я уже собирался уйти, но тут вернулась Зина. Она протянула Анатолию шприц.
– Возьми.
Анатолий взял шприц и поцеловал ей руку. Затем встал и, дёргаясь всем телом, скрылся в толпе.
– Скоро дойдёт до ручки, – сказала Зина.
Её черные глаза и ярко накрашенные губы ничего не выражали.
– Мне кажется, он уже там находится, – сказал я.
– А ведь был журналистом. Стихи писал, печатался.
– Что же заставило его сорваться с катушек?
– Как он говорит, ему нужна была свобода. От всего. От морали, от страха, от тяжёлых мыслей, чтобы творить, уходить в нирвану, в блаженство. Для этого стал использовать наркотики, а сейчас ему ничего не надо, лишь принять дозу и забыться…. Вы богатый человек, помогите ему, отправьте его в какую-нибудь платную лечебницу, где его вылечат. Прошу вас.
Она готова была заплакать.
– Простите меня, но я врал вам, – сказал я.
Зина посмотрела на меня с недоверием.
– Но зачем?!
– Это моя зашита, – сказал я. – Одевать маску.
– Вы, правда, не можете помочь?
– Я такой же бедный, как и вы, как Егор.
Она вытерла щеки ладонью, достала из сумочки косметичку и стала прихорашивать себя.
– Через год закончит жизнь в каком-нибудь притоне, – сказала она, не отрывая взгляда от зеркальца в пудренице.
Зина спрятала принадлежности в сумочку, отхлебнула из стакана напиток.
– Я помню его стих, – сказала она. – Если желанья подвластны тебе, то подчиняться не станешь судьбе, узреешь ты дали грядущих дорог, и путь, что к Божественной сути ведёт. Правда, здорово написано?! То подчиняться не станешь судьбе, – повторила она. – Выбрал он дорогу. Сломала его судьба и превратила в поддонка. Из-за него я стала мамочкой для каждой свиньи, чтобы покупать ему дозу.
– Оставьте его, – сказал я. – Вы ему ничем уже не поможете.
– Я останусь с ним. От него все отвернулись. Он одинок так же, как и я. Мы нужны друг другу.
– Извините, но мне надо идти, – сказал я. – Прощайте.
Я пробрался сквозь весёлую, беззаботную толпу и вышел на улицу. Я чувствовал себя так, словно у меня за плечами сто лет, и я несу бремя людских трагедий. Но почему?! Почему?! – твердил я – Мы не можем ничего сделать? Ни я, ни Зина, ни Егор? В чём дело? Я стараюсь соблюдать кодекс избранных, Зина поддерживает своего друга и, наверное, миллион раз просила его подавить в себе гнусную зависимость, Егор высказал в лицо начальнику, что тот из себя представляет. И чего мы добились? Всё впустую. Если бы кто-то сказал мне, что надо делать, чтобы побороть зло?!
Домой я вернулся поздно и сразу лёг спать.

* * *

Сегодня после работы я занялся стиркой. Честно признаться, не люблю я это делать, но на завтра я с Зоей договорился пойти в концертный зал слушать симфоническую музыку, поэтому я решил навести на своём облике марафет. Обычно я упрашиваю себя постирать, приготовить обед или сбегать в магазин. Не поверите, но это так. Например, начинаю говорить сам себе: «Парень, ну ты и бездельник. Неужели такое пустячное дело тебе не под силу». А иногда доходит до того, что я обзываю себя, рычу: «Ну, ты, ленивая скотина, давай, поднимай свой зад и пошёл быстро замачивать белье». Если бы кто-то другой мне так сказал, то я точно бы обиделся. Но я знаю, что люблю себя и говорю всё не по злости, а чтобы подбодрить себя. И я понимаю тех мужиков, которые выглядят неряшливо. Наверное, у них нет автомата, способного за них и выстирать, и отжать, и погладить, а самим неинтересно возиться с таким примитивным делом.
В общем, развернул я стиральную машину, доставшую мне от деда, и стал заливать в нее воду. Машина была старая и примитивная. Такие уже и не делают. Всё, на что она способна – это гонять белье по баку. Будет гонять, пока вы её не выключите или не сгорит мотор. А потом придётся выкручивать руками рубашки, выдавливать из них воду. Вот что мне предстояло делать в этот вечер. И не будь завтрашней встречи, ни за что не подошёл бы к этой развалине. Если, конечно, не накричать на самого себя.
Но тут пришли неожиданные гости. Явились мои друзья. У каждого в руках по огромному пакету, а выглядели они так, словно у подъезда их дожидается роскошный кадиллак и шофер в ливрее. Радость светилась в обликах этих молокососов, но ведут себя сдержано, достойно, как и подобает важным особам.
– Ты удостоился великой чести, мы явились к тебе на ужин, – произносит Сергей, а сам ухмыляется во всё лицо.
И они начинают выгружать на стол свёртки с едой. Чего там только не было! Колбасы, балыки, какие-то непонятные деликатесы. Весь стол завалили этими диковинами, места уже не осталось.
– Вы решили перевезти сюда магазин и развернуть здесь торговлю?! – спрашиваю я.
– Мы решили познакомить тебя со съедобной фауной и флорой планеты, – отвечает Сергей. – Тебе выпала редкая возможность отведать все эти дары, так что, расслабь ремень, и приступай к трапезе.
Они вовсю хозяйничают на моей кухне. Достают из шкафов тарелки, стаканы, нарезают еду. Спорилась у них работа, что и говорить. Сергей любовно окидывает взором стол.
– Не хуже, чем у тех знатоков жратвы и напитков, где мы пировали в прошлый раз.
– Что вы отмечаете? – спрашиваю я. – Покаяние в грехах и своё возрождение?
– Мы отмечаем праздник жизни, – отвечает Сергей. – Запомните, друзья, этот год, день, час и минуту. С этого времени мы радуемся жизни. Тебе знакомо это чувство? – обращается он ко мне.
– Хорошее чувство, – поддакивает Юрий. – Сегодня мы зашли в магазин и выбирали продукты, всё, что нам хотелось и нравилось и не смотрели, сколько они стоят.
– Напрягитесь и сообразите: этот миг вашего праздника скоро пройдёт! – восклицаю я.
– Вся наша жизнь – это миг в потоке рождения и смерти, – замечает Сергей и меланхолично трясет своей головой. – Но не будем предаваться грусти. Прошу тебя, отведай балычок, брат мой, не изнуряй себя постом и тяжёлыми мыслями.
Сергей заботливо подкладывает на мою тарелку ломоть красной рыбы. Остальные налегают на еду без всяких просьб.
– Навестили турагентство, наметили маршрут, – говорит Вадим. – Не верится, но скоро мы будем гулять по улицам европейских городов, любоваться видами архитектуры!
– Заодно узнаем, чем питаются местные аборигены, – говорит Юрий и отправляет в рот огромный кусок жареной говядины.
– Все владельцы ресторанов только и ждут вас, – я оглядываю стол, выбираю, что ещё съесть, – а духовную пищу ваши головы не переварят, – заканчиваю я свою мысль.
– Кушай, дружище, и добрей. – Сергей поддевает вилкой сочную спаржу и с удовольствием заглатывает её.
– Вам недоступно постигнуть творения лучших умов Земли, – упрямо утверждаю я.
– Ты ещё не отведал этих крабов. Прошу тебя, – настаивает Сергей и выкладывает на мою тарелку существо, похожее на осьминога.
– Я раскусил вас, понял ваши гнусные намерения, – говорю я. – Вы хотите, чтобы я объелся и умер в страшных мучениях от заворота кишок.
– Мы спасём тебя, – отзывается Юрий. – Мы сами съедим всё, что на этом столе.
– Фиг вам. Я хочу погибнуть от обжорства вместе с вами.
– Уж, лучше пусть брюхо лопнет, чем добро пропадёт. – Вадим в знак солидарности доедает острый корейский салат из моркови.
– Хорошо сидим, ребята! – восклицает Сергей. Он любовно смотрит на нас и подкладывает нам лучшие куски. – Этот миг вы можете записать в летопись своего безликого и пустого бытия! Наконец мы начинаем открывать для себя, что вокруг нас есть яркие краски.
– Отличный старт, – соглашается Юрий.
Мы были веселы и беззаботны. Мы были словно дети, которые могут рассчитывать на снисхождение за свои поступки. Пройдёт какое-то время и всё изменится, но тогда мы дорожили нашей дружбой. Нам казалось, что мы будем жить вечно, и ничто не сможет разлучить нас. Мы готовы были постоять друг за друга, не струсить в случае опасности и всегда прийти на помощь. Такое единение переполняло нас, и было хорошим заделом для воспоминаний и поддержки.
Когда друзья ушли, я закончил стирать бельё. Мне уже не было скучно сгибаться над тазами. Спать я лёг в двенадцатом часу ночи.
Утром я позавтракал остатками еды, что накануне принесли друзья, и стал готовиться к свиданию с Зоей. Я гладил рубашку и брюки и слушал, как по радио передавали новости. А в них сообщалось, что Греция обанкротилась, и приходиться сокращать заработную плату служащим и пенсию старикам. И довели страну до такого состояния чиновники, которые обворовывали казну и не платили налоги. Естественно, люди вышли на улицу с протестом. Кому охота за работу получать гроши?! Удивительно, несколько сотен жуликов навредили миллионам своих соотечественников! Наверное, эти чиновники прикидывались честными и достойными людьми, уверяли всех, что только и думают о благополучии своего народа. Все они похожи друг на друга в каждой стране. Любят поговорить о заботе, о долге и, особенно, о патриотизме. Тут только дай им микрофон, и просить не надо. Начнут рассуждать – заслушаешься. Вы уж поверьте мне. В другом сообщении рассказали, что в России в Кузбассе взорвалась шахта. Около сотни горняков погибло. Просто владельцы не вкладывали деньги в профилактику забоев. Боялись, что потеряют миллионы. Всю прибыль от добычи угля они переправляли в оффшорную зону на Кипр, а затем себе в карман. В этом случае не надо платить налоги. А в Индии в эти дни террористы взорвали пассажирский поезд. Встречный товарный состав врезался в опрокинутые вагоны. Погибли сотни людей. Возможно, для кого-то эти новости покажутся мифом. Но кто сам побывал в подобных ситуациях, тот понимает, каково потерять близких. Невольно станет грустно.
Я выключаю приёмник и пытаюсь думать о Зое. Я старался вообразить, как она собирается на свидание со мной. Мне было нетрудно вспомнить обстановку в её комнате. Однажды я пришёл к ней в гости. Она жила в заводском районе, где стояли одинаковые пятиэтажные коробки, сложенные из бетонных блоков. Всё вокруг было заставлено подобными домами. Крыши у них были плоские, и на них громоздились телевизионные антенны. По четыре штуке на каждую крышу, как раз по числу подъездов. Такое жильё раньше строили во всех городах. Квартиры давали бесплатно, в порядке очереди. Отец Зои работал на заводе, и, в конце концов, получил долгожданную площадь.
Когда мы позвонили в дверь, то оказалось, что её родители куда-то ушли. Нам открыла бабушка. Она немного поговорила с нами, а потом исчезла, и мы остались пить чай в крохотной кухне. Зоя сказала, что здесь они живут вчетвером. Она с бабушкой спит в маленькой комнатке, а родители в другой, чуть больше. Я потом заглянул в её комнату, чтобы попрощаться с бабкой. Там всё место занимали две кровати и шкаф для одежды и белья. И вот я представляю себе, как она перебирает в шкафу платья и размышляет, что бы одеть на сегодняшний вечер, потом примеряет одежду, а бабка вертится рядом и орёт своим беззубым ртом «Классно упакована, чувиха! Тот хрен сразу станет тащиться от одного твоего вида, клянусь своей клюкой».
Я понимаю, что у меня странное воображение. Иногда на меня словно что-то находит, и начинаешь нести несусветную чушь. Особенно, когда мне не по себе. Поэтому я и думаю только о Зое. Я не спеша одеваюсь и выхожу на улицу. До встречи ещё два часа, но мне не терпится, и я решил прогуляться, чтобы таким образом убить время. Я доехал на маршрутке до центра города и медленно пошёл по улице. Ярко светило солнце, и в его лучах плавали тонкие нити паутины. Я двигаюсь по солнечной стороне вдоль трамвайных путей, а навстречу мне шагают прохожие. Сегодня выходной и никто не спешит. Мы наслаждаемся последним теплом осени. Жизнь кажется прекрасной. Друзья скоро отправятся в поездку по Европе, а я стану настойчиво ухаживать за Зоей, водить её в театры, покупать ей цветы. Мне хочется, чтобы она тоже радовалась проходящим дням. Я сворачиваю на улицу, ведущую в парк. Здесь ещё работают фонтаны. Вода журчит, и струи взлетают вверх, искрятся на солнце. Блики на воде слепят глаза. Два малыша, мальчик и девочка, гоняются друг за другом. Они вспотели, но не могут остановиться, им нравится эта весёлая беготня. Отец с матерью подзывают их и дают им по брикету мороженного, и они усаживаются на лавочку и затихают. Они с наслаждением поедают сладкий пломбир, они радуются празднику, который подарили им родители.
Скоро сюда должна подойти Зоя, но у меня ещё есть время, и я иду по аллеи вниз туда, где расположилась площадка с каруселями. Оттуда слышится пронзительный визг. Люди взлетают в голубое небо, и ощущение высоты вызывает у них восторг и страх.
Меня переполняет биение жизни. Такие минуты редко наступают, и сейчас мне кажется, что я живу полноценной жизнью. Я молод, у меня есть работа, и меня любит красивая девушка, и я тоже люблю её, и мы скоро поженимся и будем счастливы. Воздух наполняет мои лёгкие, я устремляюсь вперёд к цели. Я не сомневаюсь в успехе. Я могу осуществить задуманное, и я спешу к месту встречи.
Вскоре появляется Зоя. Я почти с трудом узнаю её. Ко мне шла женщина, уверенная в своей магической силе притягивать и обвораживать. Вместо джинсов на ней платье, нитка жемчуга обвила шею.
– Привет, – сказала она, подходя ко мне.
– Привет, – отвечаю я.
Я не знаю, что ещё сказать. Мне хочется произнести, что-то значимое, нежное, но с языка срывается фраза:
– Ты сегодня клёвая, как никогда.
Я понимаю, что эти слова неуместны, нужны другие, которые подходят к её женственному облику, но я взволнован, растерян и не нахожу их.
Зоя смеётся, берёт меня под руку, и мы идём к театру, и чем ближе мы подходили к нему, тем гуще становилась толпа. Мы шли слушать симфоническую музыку. Оркестр должен был исполнить симфонию номер три Бетховена и произведения Вагнера.
Хочу признаться, что с детства театр казался мне другим миром, в котором живут благородные и смелые люди, и где зло будет обязательно наказано и уничтожено, и воцарится на земле мир и спокойствие, и люди станут жить поживать да добра наживать и воспитывать своих детей в любви и согласии. Когда я был маленький, то думал, что и в жизни всё происходит подобным образом. Но со временем моё восхищенное отношение ко всем этим выдуманным и разыгранным историям поубавилось, и всё же, в глубине души осталось чувство, что, как бы ни буйствовало зло, его всё равно изведут, и никто не присоединится к злодеям, а станет бороться с ними. И граждане вокруг меня казались мне соратниками. Я любил их. Я не верил, что среди нас может прятаться мерзавец. Не посмеет он появиться, потому что ему здесь нет места.
Мы вошли в помещение и, пройдя по широкой металлической лестнице, попали в зал. Там мы сели в мягкие кресла и стали ждать, когда выйдут музыканты. Вокруг нас вдоль рядов, не спеша, двигались праздничные люди. На сцене стояли стулья и подставки для нот. Всё пространство был заставлено ими. Я достал свой мобильный телефон и отключил звук.
– Хорошо, что здесь прохладно, – сказала Зоя.
Она облокотилась о моё плечо. За кулисами началось какое-то движение, раздались робкие хлопки, остальные поддержали, и весь зал стал аплодировать мужчинам и женщинам, которые с музыкальными инструментами выходили сбоку и рассаживались на стульях. Повисла тишина. Неожиданно послышался протяжное звучание скрипки. Она тянула одну ноту, другие настраивали свои инструменты в унисон. Всё резко оборвалось, как и возникло. Вновь все стали аплодировать. На этот раз приветствовали дирижера. Невысокий, лысый и крепкий маэстро во фраке энергично приблизился к небольшой кафедре, где лежали ноты, и положил на неё свою ладонь. Он поклонился, словно нажал рукой незаметную кнопку и включил механизм, который согнул его в поклоне, взошёл на возвышение, поднял руки, а затем взмахнул ими. Родились звуки, которые заставили наши сердца восторгаться, негодовать, наполняться мужеством, смелостью, готовностью бороться за справедливую и достойную жизнь. Около часа мы были во власти чувств. Они захлестывали нас. Наконец мелодия стихла. Радость переполняла нас. Мы аплодировали и выражали свою благодарность.
В антракте я вышел в фойе. Зоя осталась сидеть в зале. Я видел, что концерт взволновал её. Может, я ошибаюсь, но по себе знаю, что в такие минуты лучше не говорить ничего, а в одиночестве подумать и понять, что для каждого важно и к чему необходимо стремиться.
Во втором отделении исполняли произведения Вагнера, суровую и трагическую музыку немецкого композитора. И вновь оркестр подчинил нас властной силе. Казалось, пришло время и у нас раскрылись глаза, и мы уже воспринимаем окружающих как своих единомышленников, мы разобрались во всём и знаем, что надо делать и как жить…
После завершения концерта, все долго хлопали в такт, потом поднялись со своих мест. Кто-то устремился вперёд, выставляя перед собой букет цветов. Если вы бывали на подобных мероприятиях, то, несомненно, представляете, как это происходит. Одним словом, праздник удался. Даже на сцене по лицам было заметно, что оркестранты довольны, что замечательно сыграли. В конце концов, по какому-то внутреннему сигналу люди потянулись к выходу. Мы вышли на темнеющую улицу.
– Музыка меня вымотала, – сказала Зоя. – Много ощущений за короткое время.
– Поэтому некоторые засыпают к финалу, – сказал я.
– Не мудрено.
– В театре такое не произойдёт. Особенно, если герой в жутких конвульсиях погибает за правое дело.
Зоя засмеялась.
– Таких драм сейчас нет. Все заканчивается разводом и дележом имущества. В худшем случае герой спивается, не понятый окружающими.
– Или герои тайно изменяют друг другу и мучаются от своих мерзопакостных дел.
– Вернее, находят отдушину от семейных неурядиц.
– Слушай, – говорю я, – но это уже не герои. Всё, что угодно, но они не герои.
– В современном мире такое становится привычным делом.
– Тогда я хочу совершить подвиг, – говорю я. – ¬¬¬¬Жениться на тебе и никогда не изменять.
Она вновь смеется.
– А если я изменю тебе?
– Ты это не сделаешь, – говорю я.
Её слова меня ошарашивают. Мне казалось, что она думает так же, как и я. У избранных только один выбор: или служить добру, или злу.
– Это невозможно, – упрямо настаиваю я
– Я пошутила, – говорит Зоя. – Проводи меня до остановки.
Честно сказать, я никак не могу забыть, что сказала Зоя. Меня словно выбивает из колеи, и я не знаю, что думать. Я стараюсь отвлечься, забыть, что она способна предать меня. Честное слово, мне было не по себе, и, как это со мной бывает в такие минуты, я начал трепаться.
– Скоро я с друзьями уеду в турне по миру, – говорю я. – Мы создали две команды игроков в карточный покер и будем соревноваться с местными чемпионами. Ставки огромные. Но никому не справиться с нашим умением, и мы будем отвоевывать приз за призом, пока наше богатство не станет несметным. Мы посвятим колодам карт свою молодость и свою судьбу. Никто не сможет превзойти нас. И мы прославимся как лучшие картежники планеты.
– Опять ты фантазируешь, – говорит Зоя. – Ты как ребёнок, будешь только что-то хотеть и вести об этом разговор, но никогда ничего не добьёшься.
– Я могу быть хорошим мужем и отцом, – возражаю я.
– Это не достоинство, это закон природы, ему все подчиняются.
В её словах слышится разочарование и раздражение. Наверное, она ожидала от меня нечто другое. Она убеждена, что я не смогу обеспечить ей спокойное существование, и она готова связать свою судьбу с другим человеком, более сильным и успешным. Вот почему возникла эта фраза об измене.
– Ты не знаешь, на что я способен! – восклицаю я значительно.
Зоя молчит, она вглядывается вдоль улицы, боясь пропустить нужную маршрутку. У меня рождается догадка, что в последнее время мы не понимаем друг друга. Знаете, бывает, что ты разговариваешь с человеком, говоришь ему о своих планах, о том, что тебя волнует, а он всё представляет себе по-другому. Но ты об этом не догадываешься и знай, выкладываешь ему свои мысли, да ещё ликуешь, что они у вас совпадают. А ему твои откровения по барабану, потому что у него свои понятия об отношениях супругов, о воспитании детей, о своей роли в обществе, свои ценности. И в действительности ни хрена у вас ничего не получится, потому что каждый станет тянуть в свою сторону и верить, что один он прав на всём свете.
Подкатывает нужный микроавтобус. Мне хочется, чтобы у машины лопнули все четыре колеса враз. Но это не происходит. Зоя устремляется к дверям, она оборачивается и машет мне на прощание рукой. У меня нет сил ответить ей. Она уехала, я остался стоять на остановке. Мне кажется, что я потерял, что-то дорогое и ценное. Я прислонился спиной к дому. Я вспоминаю, как на прошлой неделе мы сидели у меня в квартире, слушали музыку и болтали друг с другом. Всё было прекрасно. Музыка, эта девушка, наша молодость, наши отношения. Казалось, впереди нас ждёт беззаботное счастье. Зоя сидела на диване, держа спину прямо и сдвинув колени. Она с улыбкой слушала меня.
– Это будет наш дом, – рассуждал я. – Моя любовь к тебе никогда не пропадёт, можешь не сомневаться. Наша забота и поддержка друг друга поможет нам преодолевать любые трудности и невзгоды. Что может быть лучше, видеть тебя каждый день, знать, что ты любишь меня, а я люблю тебя. Ты мне родишь славных детей. Мы их воспитаем добрыми и честными. И в старости мы будем гордиться ими. Это здорово! Скажи, лучше такого и не придумаешь?!
Ты просто не можешь представить себе другую жизнь, – говорит она. – Замечательно, когда у тебя есть просторный дом и красивая мебель. А отпуск ты проводишь в прекрасной Венеции или на побережье Франции. Знаешь, как здорово гулять по шумным улицам или отдыхать на курортах с ослепительными песками в компании загорелых, веселых и беззаботных людей! А вечером пойти в ресторан, где тебя будут окружать галантные мужчины и красивые женщины в нарядных одеждах и где подают изысканные блюда, и свечи мерцают в красных вазах, а на эстраде тихо играет камерный оркестр скрипок. Тебе не хотелось, чтобы всё это было у тебя?
– Звучит как текст рекламы, – говорю я.
– Мне приходилось это видеть и мне нравится так жить, – сказала Зоя.
Вот что я вспомнил в ту минуту, когда подпирал своим задом дом. Я, глупец, возомнил себе, что смогу дать Зое всё, что только она пожелает, но её требования оказались за пределами моих возможностей. Я выглядел в её глазах жалким фантазёром, убогим мечтателем, строителем скудного быта. Куда я полез?! Меня охватил стыд. Всё, что я говорил, только унижало меня перед ней. Я возомнил, что открываю просторы семейной истины, а всё оказалось сценарием пошлого и бездарного деятеля. Больше этого не будет. Она не дождётся от меня ни звонков, ни встреч. Моё место в хрущёвке, среди моих книг и музыки. Мне доступно только вечерние пешие прогулки и посещения раз в месяц театра. Это моя жизнь. Значит, так тому и быть. Я оттолкнулся от каменной стены и зашагал к себе домой.

* * *

Кажется с тех пор, как я распрощался с Зоей, прошло недели две. Я ходил на работу и вечерами возвращался домой. Друзья звонили мне, но я отнекивался и не встречался с ними. У меня не было настроения делать что-то ещё, кроме работы, которую я вынужден был выполнять.
Но как-то, помню, это было в среду, вечером позвонил мужчина.
– Евгений, за вами должок, – дружелюбно сказали в трубке.
– С кем я говорю? – спросил я.
– Не важно. Я хотел напомнить вам, что пора расплачиваться.
– О каком долге вы говорите? Я не понимаю?
– Ну, как же! Не прикидывайся дурачком. Взяли миллиончик, а что обещали, не выполнили и думаете, вам это сойдёт?!
– Я не брал ваших денег.
– Короче, в четверг вы должны их принести.
– У меня нет такой суммы.
– Не дури, чувачок, и не парь мне мозги. Если хочешь, мы найдём покупателя на твою квартирку. И не вздумай увиливать…
И он повесил трубку. Я сразу перезвонил Сергею, но его отец сказал, что Сергей уехал куда-то, и его второй день нет дома и неизвестно, когда он появится. Вадим и Юрок тоже исчезли. Родители этих авантюристов сообщили, что их детки решили отдохнуть на озере, порыбачить там. Наконец, я связался с нашим вожаком по сотовой связи и рассказал о разговоре с мужиком.
– Я знаю, – сказал Сергей. – Туфта всё это. Они нас на понт берут. Поорут, позлятся и отстанут. Не паникуй.
– Но что мне делать?!
– Посылай их подальше. Наглость – верная защита от подобных дебилов. Впрочем, ссылайся на меня. Скажи им, что я скоро верну всё.
В четверг мне вновь позвонили, и уже другой голос спросил:
– Где деньги?!
– У меня нет денег, я не могу вам отдать.
– Не понял. Ты чё, в натуре, хреновину гонишь?! Мне насрать, есть они у тебя или нет. Взяли – верните.
– Вы поговорите с Сергеем, он вам всё разъяснит.
Образовалась пауза, потом голос произнес:
– Этого щенка мы скоро замочим.
И раздались гудки. Я позвонил Сергею по мобильному телефону, но связи не было, лишь в трубке повторяли, что абонемент недоступен.
Два дня не было никаких звонков, и я ничего не знал о своих друзьях. Страх все больше и больше овладевал мною. Наслышался много я об этих отморозков. До того я нервничал, что уже в каждом прохожем стал подозревать опасность для себя. Мне чудилось, что на меня могут неожиданно наброситься, избить, покалечить, причинить боль. Меня пугали взгляды случайных людей, то, что они долго шли за мной следом. Я избегал тёмных мест на улице, и старался вечерами не выходить из дома. Неожиданно, мне пришло на ум, что Зое тоже угрожает опасность. Я ухватился за эту мысль и решил позвонить ей, узнать, как она поживает. Конечно, глупо было так думать, но я словно свихнулся. Все эти болезненные фантазии были продуктом моей неуверенности, бессилия и боязни. Одним словом, я позвонил Зое.
– Привет, – сказал я, услышав ее голос.
– Привет.
– У тебя всё в порядке? – спросил я.
– Да, у меня всё хорошо.
Я немного помолчал. Мои мысли, как от ветра разбежались в голове, и я старался собрать их. Мне хотелось увидеть Зою, но сказать ей об этом прямо и честно, мне казалось недостаточно, надо сказать так, словно я делаю ей одолжение. Я пытался скрыть, что я схожу от неё с ума и боюсь её потерять.
– Друзья уехали на рыбалку, а меня не взяли, – говорю я.
– Почему так сурово обошлись? – спрашивает Зоя.
– Наоборот, – возражаю я, – они знают, что я должен встретиться с тобой, и не стали настаивать.
– Вот как! – восклицает Зоя. – Друзья знают, а я не подозревала об этом!
Я облегченно вздыхаю, она приняла мою игру, значит, я не безразличен ей.
– Неужели я забыл тебя предупредить? – говорю я.
– О чём? – подыгрывает мне Зоя. – Что мне неизвестно?
– Что сегодня в пять часов у нас встреча в сквере, – говорю я.
– Вот действительно сюрприз! – восклицает Зоя. – Не знаю, что и делать!
– Нам необходимо встретиться, – настаиваю я.
– У меня мало времени, – говорит Зоя.
– Мы немного погуляем.
– Хорошо.
Сейчас, когда прошло много времени, я уже могу понять себя, но тогда в моей голове гуляли противоречивые чувства и мысли. Угроза так подействовала на меня, что стала казаться как будто нереальностью, мне хотелось уйти, скрыться от этого состояния, и таким приятным и спокойным островком оставалась Зоя, и поэтому я искал встречу с ней. Тогда мне представлялось всё просто, как чёрный квадрат Малевича. Я люблю девушку и хочу, чтобы она стала моей женой, значит, и она любит меня и мечтает о том же самом. Я не допускал других вариантов, которые могут произойти в моей судьбе. Достаточно одного моего желания, и всё свершиться, как я задумал. Сейчас я твердо могу сказать, что такая уверенность дружит с глупостью. Но в то время мне не хватало житейского опыта. К тому же книги повлияли на меня, в какой-то степени заморочили мне голову. Они были словно учёбным пособием, настольным путеводителем по жизни. Однако выдуманный сюжет отличается от действительности, это не одно и то же, и не надо быть гением, чтобы сообразить, что я старался обманывать себя. Но я жил в такой выдуманной жизни, и когда я спешил на встречу с Зоей, то полагал, что всё решится самым чудесным образом. Угроза исчезнет, а впереди у меня будет много счастливых дней. Я шагал по улице и радовался, что скоро увижу девушку.
В последние дни погода испортилась. Похолодало, накануне прошёл дождик, и листья на деревьях как-то враз пожелтели и осыпались. Они прилипли к мокрому асфальту, и корешки у них торчали вверх, и вся это выглядело так, точно тротуар покрыт острыми шипами. Забавное зрелище, что и говорить. Жёлтые пятна на чёрной дорожке. Я прохаживался по аллее туда и сюда и поглядывал в ту сторону, откуда должна была появиться Зоя. Она опаздывала уже на пятнадцать минут. Наконец она показалась. Она надела плащ и сапожки и выглядела, как на картинке, обворожительной и свежей.
– Что за спешка? – спросила она, подойдя ко мне. – Всё так неожиданно. У тебя что-то случилось?
– Ничего не случилось. Абсолютно ничего. Давно тебя не видел и решил встретиться и перекинуться парой слов.
– Обычно ты говоришь об этом заранее.
– Привычки тоже меняются, – сказал я.
Мы не спеша пошли по аллее.
– Во вторник я уезжаю, – сказала Зоя. – Улетаю во Францию. Там открывается филиал нашего турагентства, и Степан предложил мне поработать в нем.
– Степан?! – удивляюсь я. – Это кто такой?!
– Степан Васильевич, наш директор.
– Для тебя он «Степан».
– Мы друзья. Он помогает мне сделать карьеру.
– Понятно, – тяну я многозначительно.
– Ты не думай, – говорит Зоя. – У него семья, жена и двое детей. А мне он дает шанс выбиться в люди, стать обеспеченным человеком.
– Значит, если бы я не позвонил, то ты бы улетела и даже не попрощалась?!
Известия ошеломили меня, я начинаю нести какую-то глупость, упрекать её в чём-то, словно она обязана давать мне отчёт о своих действиях. Зоя берёт меня под руку.
– Я бы обязательно тебе позвонила, – говорит она. – Не сердись. Я должна поехать. Такой возможности для меня больше не будет.
У меня что-то сжимается в груди. Я понимаю, что всё кончено. Я не представляю для неё никакого интереса. Я растерян и подавлен. Мы молча идём рядом, но Зоя уже не со мной, она в другом, недоступном мне мире, где живут люди, у которых просторные квартиры, красивая мебель, ухоженные дети, и которые знают себе цену, согласно своей недвижимости и счёту в банке.
– А я вступил в борьбу с мафией, – объявляю я. – Вышел на след главаря банды и готовлюсь сразиться с ним.
Зоя смотрит на меня и снисходительно улыбается. И я уже не способен сдерживать себя, у меня в голове что-то щелкнуло, и запустилась программа банальных фантазий.
– Схватка будет жаркой, – продолжаю я задумчиво. – Никакой пощады. Поэтому тебе необходимо держаться от меня подальше, не то эти гады захватят тебя в заложники. Но ты знаешь, ничто не сможет меня сломить. Я должен их всех уничтожить.
– Мне надо идти, – говорит Зоя.
Мы сворачиваем направо и, молча, двигаемся к выходу из сквера. Мы выходим на улицу. Здесь больше народа. Листва на дороге затоптана и смешалась с грязью. На небе серые тучи готовы вылить на нас влагу. Я жалею, что не захватил зонтик.
– Я тебе позвоню, – говорит Зоя. – Обязательно позвоню. – И чуть погодя – Говорят, во Франции ещё лето. Прекрасная погода, тепло и солнечно.
Волосы на её голове отливаются шелковистым блеском. Она легко и непринужденно шагает к остановке, она сделала свой выбор, я для неё уже чужой, и она почти не обращает на меня внимания, её мысли уносятся в далёкую страну, куда она скоро уедет, и где останется жить.
– Извини, что ухожу так быстро, но мне необходимо приготовиться к отъезду.
– Всё в порядке, – отвечаю я.
Подкатывает маршрутка. Зоя идёт к ней, потом, словно вспомнив что-то, оборачивается и машет мне рукой. Я, не двигаясь, смотрю ей в след. Мне кажется, что я остался один во всей вселенной. И такое ощущение не покидало меня и на следующий день.
В среду я услышал звонок телефона. Я сидел на кухне и пил чай, когда в тишине раздался этот звонок. Как из пушки долбанули, я даже вздрогнул от неожиданности. Почему-то подумал, что позвонила Зоя. Бросился в прихожую и схватил трубку.
– Слушаю, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и даже равнодушно.
– Жека, салют! – прозвучал мужской бас.
Я растерялся, замер и не нахожу слов, и все оттого, что мне показалось, что со мной разговаривает Вадим. Но я боялся ошибиться.
– Кто говорит? – спрашиваю я.
– Это Вадим.
– Где ты? – прошептал я.
– В городе.
– Всё в порядке?! – восклицаю я, радуясь, что друзья вернулись.
– Я всё расскажу. Подходи к универсальному магазину в центре к восьми часам. Там встретимся.
Я заметался по комнате. Слов нет, как я обрадовался. Друзья приехали, и мы снова будем вместе, а с ними мне ничего не страшно. В общем, я быстро собрался и помчался к установленному месту.
Магазин сверкал огнями. Они вспыхивали, бегали, играли разными цветами, приглашая сделать покупку, поднять свое настроение, престиж и здоровье. Здесь до позднего вечера толпился народ.
Вскоре я заметил Вадима. Он неожиданно вынырнул из толпы и быстро подошёл ко мне.
– Иди за мной, – сказал он.
Мы попали в торговый зал, обогнали почти всех покупателей и через какую-то служебную дверь выбрались на улицу. Вадим шагал молча, иногда он оглядывался и осматривал улицу. Так мы двигались минут двадцать. Внезапно у какого-то пятиэтажного дома Вадим сел на скамейку, стоящую рядом с подъездом. Эти таинственная гонка мне была не по душе. Она не походила на развлечение, скорее на бегство от опасности.
– Ты думаешь, эти ублюдки забыли наши адреса и теперь выслеживают нас? – спросил я.
Вадим не ответил. Здорово он сдал, ничего не скажешь. Лицо у него осунулось, он был не брит, и вид у него был помятый.
– Они убили Серёгу и Юрка, – сказал он.
Мне показалось, что меня стукнули чем-то тяжёлым по голове. В глазах потемнело, и предметы словно сдвинулись с места, и окружающий мир показался непривычным.
– Они застрелили их в лесу у озера. Я не поехал с ними, остался в деревне. Трупы забросили в машину и подожгли. Я убежал. Добрался до города на рейсовом автобусе. Живу сейчас у родственников.
– Ты сообщил всё это полиции? – спросил я.
– Нет. Убийцы могут найти меня.
– Что ты собираешься делать?
– Послезавтра уезжаю в Москву, а оттуда с тургруппой за границу, – он немного помолчал. – Наверное, я не вернусь в Россию. Тебе тоже надо куда-нибудь скрыться, – сказал он. – Возьми, – он протянул мне деньги. – Здесь сто пятьдесят тысяч, всё, что у меня осталось.
– Нет, – сказал я, – им нужна моя квартира, и они меня не тронут. А деньги тебе пригодятся.
Мы замолчали, но я не в силах был молчать, мне необходимо было говорить, чем-то отвлекать себя, я чувствовал, что сейчас начну плакать, как ребёнок, если не стану разговаривать.
– Надо было сразу согласиться и отдать им квартиру, – сказал я.
– Не делай это, – ответил Вадим.
– Тогда бы ничего не произошло.
– Кто мог такое предвидеть.
– Да, это не школа, – сказал я. – Здесь прощения нет.
– Тебе нельзя быть одному, – сказал Вадим. – В одиночестве всё это трудно вынести.
– Я хотел бы тебя проводить, – сказал я.
Вадим покачал головой.
– Я бегу, как заяц, скрытно.
Он вдруг ударил лавку кулаком. Изо всех сил. Разбил себе костяшки в кровь, содрал с них кожу, но ему необходимо было побороть накатившие на него унижение, бессилие и скорбь.
– Береги себя, парень, – сказал он.
– Всё будет в порядке, – отозвался как можно бодрее я.
– Придёт время, расскажешь всё моим родителям.
– Я их не оставлю.
– Придумай, что мне подвернулось секретное задание, и я приеду через несколько лет миллионером. Они должны радоваться и гордиться мной.
– Да, так и будет, сказал я.
– Прощай, – он поднялся.
Я подошёл к нему. Мы обнялись.
– И попробуй только раскиснуть, – сказал он. – Тогда я вернусь и набью тебе морду.
Он оттолкнул меня, повернулся, поднял воротник своей куртки и, не оглядываясь, скрылся в темноте.
Я остался сидеть на лавке. Я сидел до тех пор, пока во всех окнах не погасли огни. Тогда я поднялся и побрёл к себе домой. Я шёл и твердил две строчки стихотворения.
«Если желанья подвластны тебе,
То подчиняться не станешь судьбе»…
Наверное, автор имел ввиду мерзкие желания, но избранные желают лишь добра всем. Я верю, что, в конце концов, встречу избранных на своём пути.

Родин Владимир Петрович родился в 1945 году.
Журналист, работал в редакциях газет, на радио, в книжном издательстве.
Автор сборника рассказов «Свой путь». Живёт в Ульяновске.