Безмолвный, до самых верхушек деревьев налитый тишиной лес словно тоскует об ушедшем лете, об исчезнувшей перекличке птиц, о цветочном переплясе на полянах. Желтые, багряные и, коричневые колера сменили зелень. Улеглись на сеновалах и в стогах пунцовая смолка, пряная кашка и тревожная незабудка. А птицы уже отмеряют не одну тысячу верст вслед за укатившим на юг летом. Что поделаешь? Права наука всезнающая — всему свое время, свой черед. Все обусловлено, все обосновано: весна несет жизнь, осень — замирание. Анабиоз.
И косо летящий осиновый лист на глазах сереет, прикоснувшись к земле — словно траурной вуалью покрывает все до будущего мая.
Но — что это, что?!
Ярко — красный лист земляники возле трухлявого дубового пня. А возле? Глазам не верится — ягоды! Одна, вторая, третья. Земляника, как известно, ягода июньская, солнцелюбивая. Как умудрилась она еще раз созреть в те дни, когда осень уже отшагала к зиме треть своего пути?
А рядом? Цветут с горделивым достоинством едва ли не первые весенние цветы: сон-трава. Размохнатилась у корневища старой сосны. А в березняке, уже почти насквозь продутом сентябрьскими сквозняками вроде потупившись, но с явной лукавиной смотрят на меня собачьи фиалки — тоже ранний, на заре лета восходящий цветок. А вот и колокольчик — рядом с побуревшим семейством глухой крапивы. Надо же — жилистая крапива перед осенью пасует — а нежные цветы бросают ей вызов! И сидят на них блаженно раскинув крылья бабочки — крапивницы — те самые, что еще в марте оживают в вашем доме между рам. Словно весть подают стосковавшемуся по теплу сердцу человеческому — не печалься, весна еще придет.
А сейчас, в грустные осенние дни, вроде утешают: «Не вешай, друг, носа, до зимы еще далеко!» Верю вам, верю.
…Все лето — мечтал увидеть лягушек. Обыкновенных, милых наших лупоглазых красавиц, от которых в детстве, бывало, спасу не находил на нашей деревенской речке Канавке. И на берегу, и в воде их бывало многие тысячи. Ловишь, бывало, решетом пескарей. Тянешь его из воды — а там добрый пяток лягух — чуть не с лапоть величиной. Прыг, прыг, прыг! Да еще нечаянно, с перепугу, иная тебе за пазуху залетит. Жуть!
А минувшим летом лягушек не видел. Июнь, июль — сушь. Куда подевались грады, ливни? Туман по утрам? Бывало, после таких теплых дождей в лужах лягушек чуть ли не больше воды. А ныне — ни луж, ни лягушек — пусто.
«Угробили жизнь, — в сердцах пояснил сосед. — Дохимичились».
Неужели никогда уже не доведется увидеть сидящую молча на краешке придорожной лужи мудрую лягушку, которая вроде бы снисходительно поглядывает на тебя, словно ведая что-то такое, чего тебе, человеку, венцу творения, и не узнать никогда?… Неужели и лягушек не будет?
Но вот однажды вечером — тихий, мелкий дождь… Пошел, родимый, пошел! А в сумерки отправился я с фонарем по луговине к оврагу Сухой Лог. И вдруг! Запрыгали передо мной серые и зеленоватые комочки… Живы, пучеглазые! Сильнее химии оказались. И осень им нипочем.
Прыгайте, милые! Чем больше вас — тем здоровее наши леса, поля, луга, огороды. Не об этом ли хотите напомнить сейчас, перед тем как заснуть до весны, до ледохода в теплом иле, под корягами?
Идешь не спеша по осенней земле, — и чуть ли не на каждом шагу — чудеса природы, от которых теплеет душа и яснится мысль. Впрочем, иной ученый-природовед может и спросить строго: «А причем тут чудеса?» Все с научной точки зрения объяснимо: жара, влага, температура, приспособляемость видов, развитие по Дарвину. И т. д. И т. п.
Так-то оно так — но вспоминается другое. «У бога чудес много». Бог — создатель, роды, природа… Несмотря на все наши выкрутасы. Держится еще мироздание, не оскудело. И — вроде бы из пустого уже рукава вдруг такие невероятности вытянет и покажет, что ахнешь!
Вот о чем думается возле небольшого хуторка с дивным именем Ореховый родник нынешней осенью.
А раскидистый куст татарника плевать хотел на календарь — темно-зелен, в соку, и дразнится пунцовым, ярким цветом… Вроде бы назло осени, наперекор всем смертям.