Каждый Новый год — время ожиданий и прогнозов, уходивший 2011-й был в смысле сугубо политическом особенно благодарным. Тревожное чувство «черт-знает-что-будет-дальше» посещало тогда практически всех, кто так или иначе следит за внутриполитическими процессами в России. Спорная «рокировка» сентября 2011-го, а затем не без усилий, но с большими политическими издержками для власти проведенные выборы в Госдуму разозлили население столицы (и не только).
10 и 24 декабря прошли самые массовые с 1991 года в новейшей истории России митинги. По разным подсчетам, на Болотной площади и проспекте Сахарова собрались от 50 до 100 тысяч человек (организаторы считали, что даже больше, ГУВД Москвы полагало, что тысяч 20-30). Политическая повестка, которая, по мысли властей, полностью контролировалась Кремлем, была в одночасье перевернута. Строго говоря, именно 10 декабря и наступил новый, 2012 политический год.

Улица навязала власти настоящий бой в информационном поле и всерьез встал вопрос о ближайшем будущем страны. Причем в формулировке типа «а удержится ли власть вообще» и «через два-три года все это грохнется» (такие формулировки можно было услышать не только от штатных революционеров и людей им сочувствующих). Каждый из политических игроков в этих обстоятельствах пытался выдумать некую новую стратегию и тактику действий, как бы отвечающую, по мнению участников событий, новой реальности.

Владимир и его команда

Новый 2011-й год Владимир Путин встретил в кресле премьер-министра и «без пяти минут президента» после исторического съезда «Единой России», на котором Дмитрий Медведев отрекся от престола в пользу старшего, как это тогда еще было принято называть, «тандемократа». Потому риски уличного протеста для власти воспринимались, прежде всего, как риски самого премьера. Сами власти в принципе вполне поддержали такую трактовку. Владимир Путин подогрел протестующих своей не совсем своевременной риторикой про «бандерлогов» и «небольшую денюжку» на прямой линии, федеральные телеканалы прямо описывали митинг на Сахарова как антипутинский, и так далее.

После митингов в АП из возглавляемого Путиным кабинета министров были делегированы верные путинцы в лице давнего соратника Сергея Иванова, возглавившего ведомство, и Вячеслава Володина, призванного курировать внутреннюю политику в администрации будущего президента.
Володин взялся за работу с присущим ему энтузиазмом: Кремль не решился идти на вариант президентских выборов в два тура, «чтобы спустить пар» (такие варианты обсуждались). Наоборот, было решено добиться во что бы то ни стало победы Путина с максимальным результатом. Хотя и без совсем уж масштабных фальсификаций — все-таки Владимир Путин пообещал провести выборы «честно». Просто административного ресурса без прямых и масштабных фальсификаций должно было хватить и в результате хватило: де-факто безальтернативные выборы в любом случае принесли бы победу самому популярному из кандидатов.

Почувствовав уже накануне президентских выборов, что в короткой перспективе столичный протест (к тому времени более-менее стало понятно, что он по преимуществу созрел в крупных городах, а в основном локализован в Москве) не грозит потерей власти или иными серьезными политическими рисками. К тому же было ясно, что заигрывать с протестующими довольно бессмысленное занятие. Они либо вовсе не реагируют на сигналы из Кремля, либо воспринимают их откровенно враждебно. В путинской кампании власти сосредоточились на противопоставлении протеста и «путинского большинства»/«остальной России». «Мужики из Нижнего Тагила» и «Болотная чума» – кремлевские политтехнологи активно противопоставляли протест «непротесту», который выступает, по их теории, за стабильность и, стало быть, за Путина. Традиционный путинский электорат не подвел — учителя, военные и прочие силовики, пенсионеры, тюрьмы и нацреспублики обеспечили безальтернативному Путину уверенную победу в первом туре.

Проблема протеста, правда, оставалась в повестке, и Кремль, набравшись смелости и успокоившись, решил сменить тактику и прекратить попытки хоть как-то договориться с бунтующими площадями. А именно прибегнуть к тактике раскола, устрашения и давления на протестующих. По факту беспорядков на митинге 6 мая было посажено более 10 человек, на некоторых «лидеров Болотной» заведены уголовные дела, приняты антипротестные законы. В этом прослеживается специфическая тактика новой администрации Путина: она неспособна на просчет действий на несколько шагов вперед и потому действует реактивно и оттого довольно жестко.

Вместо предугадывания проблемных точек и заблаговременной подготовки решения проблем нынешний Кремль использует различные имеющиеся в его арсенале карательные средства — силовые, информационные, законодательные. Порядок их применения варьируется от случая к случаю. «Болотное дело» началось с силового давления и (как полагают протестанты) полицейской провокации. Затем последовала информационная обработка, ужесточение законов и вновь силовое давление. В случае с «делом Удальцова» сначала был показан «документальный фильм» «Анатомия протеста-2», затем возбуждены уголовные дела. Информационная кампания предшествовала и отставке министра обороны Анатолия Сердюкова.

Путинская команда в целом стабильна — новых имен немного и они не на знаковых должностях. Почти все выбывшие из кабинета министров люди переехали вслед за Путиным в Кремль на различные должности помощников, советников и руководителей комиссий при президенте.
В администрации президента почти по всем ключевым вопросам были образованы новые управления и комиссии, пересекающиеся со сферами действия аналогичных профильных министерств. Бывший министр образования Фурсенко занялся образованием, экс-министр транспорта Левитин — развитием Московского транспортного узла (правда, в малозначительной должности советника), бывшая глава Минэкономразвития Эльвира Набиуллина – экономическими вопросами, бывший куратор ТЭКа Игорь Сечин — президентской комиссией по ТЭКу.

Даже крайне непопулярный министр внутренних дел Рашид Нургалиев получил статусный пост замглавы Совета безопасности. Из остальных силовиков Путин вообще никого трогать не стал.

Неудивительно, что эта команда демонстрирует прежде всего лояльность самому президенту, жестко конкурируя между собой за доступ к телу. Профессионализм тут не особо важен, а ошибки попросту неизбежны. Однако любой запрос вождя исполняется и даже с каким-то неуместным порой перехлестом, как это было, например, при принятии ответного закона на принятый в США «акт Магнитского».

Между Белым домом и Красной стеной

Дмитрий Медведев, пожертвовав президентским креслом, выторговал себе у Путина должность премьер-министра: иные его перемещения в рамках бюрократической машины, надо полагать, выглядели бы совсем унизительно. А невключение Медведева в расклады путинской элиты эпохи третьего срока и вовсе было делом немыслимым.

Только вот премьерское кресло вовсе не предполагает, по российской традиции, что у сидящего в нем бюрократа будет реальный политический вес. Медведев вроде бы демонстрировал в этом смысле оптимизм, всячески намекая, что и премьером он будет решать очень многое, едва ли не больше, чем решал на посту президента. Сформированный в конце мая кабинет вроде бы такую позицию подтверждал. Из правительства были вычищены почти все путинские кадры, за исключением первого вице-премьера Игоря Шувалова, и заменены кадрами медведевскими или рекомендованными Медведеву окружением (прежде всего, экс-помощником президента и вице-премьером нового правительства Аркадием Дворковичем и главой аппарата нового кабинета Владиславом Сурковым).

Однако, как уже было отмечено, в администрации при Путине были организованы почти параллельные органы, призванные заниматься стратегическими вопросами. Это делало неизбежным аппаратный конфликт между администрацией и правительством. Наиболее ярко и максимально публично данный конфликт проявился в утомительном и еще незавершившимся противостоянии кураторов ТЭКа — нового Аркадия Дворковича и старого Игоря Сечина.

Сечин в должности секретаря президентской комиссии по ТЭКу и одновременно президента «Роснефти» и «Роснефтегаза» предложил план по реорганизации энергетической и нефтяной отраслей, предполагавший де-факто консолидацию госактивов в рамках «Роснефтегаза», то есть под его, Сечина, контролем. Дворкович, у которого схема реформирования отрасли вызвала недоумение, на это ответил собственным планом, который просочился в прессу и где предполагалась совершенно иная схема реформирования, а план Сечина жестко критиковался, как дорогой и по сути несбыточный.

По иным направлениям у правительства Медведева настолько же жестких столкновений с администрацией Путина пока не происходило (или они не выливались в публичное пространство), но в сентябре Путин раскритиковал работу сразу трех министров кабинета — министра труда Максима Топилина, министра образования Дмитрия Ливанова и главы Минрегиона Олега Говоруна. Последний на критику, как ему показалось несправедливую, ответил ассиметрично — положил заявление об уходе.

Под конец года министры кабинета Медведева неожиданно разошлись с АП по вопросу об усыновлении российских сирот американцами. Профильные министры Дмитрий Ливанов (образование) и Сергей Лавров (МИД), а также вице-премьер по социалке Ольга Голодец выступили с критикой закона. Присоединился после раздумий к подчиненным и сам Дмитрий Медведев. Кремль в лице главного по политике Вячеслава Володина и пресс-секретаря Путина Дмитрия Пескова критику из правительства «заметил», но продавливать откровенно дурацкий закон через парламент от этого не перестал.

Дальнейшая судьба правительства Медведева и перспективы самого премьера крайне туманны. Оценки разнятся от «до первого кризиса» до «Медведев определенно досидит путинский срок» с промежуточной датой «через два-три года все это грохнется».

Нижняя стала как верхняя

Избранная с приключениями Государственная дума оказалась именно такой, как ее и представляли до избрания. Большинство держит «Единая Россия», периодически призывая под свои знамена стоящий на запасном пути «бронепоезд» Владимира Жириновского (для массовости). Впрочем, даже с учетом голосов лояльных жириновцев в первой половине года у власти не было не то чтобы устойчивого, но и вообще не было конституционного большинства в Госдуме. За кандидатуру Дмитрия Медведева на пост премьера проголосовало всего 299 депутатов — единороссы, жириновцы и несколько перебежчиков-эсеров. Но на три сотни докрутить парламентариев так и не удалось, хотя АП, надо думать, не очень ради бывшего босса и старалась.

Все изменилось, когда Кремль решил продавливать через парламент законы против митингов и прочих демократических свобод. Депутаты от оппозиции – прежде всего, заигрывающие с митингующими отдельные эсеры и ряд коммунистов – попытались даже блокировать работу парламента, внося сотни поправок к респресссивному закону о митингах. Единороссы с большим трудом смогли принять закон в отведенный им в Кремле срок (требовалось принять его до следующего митинга 12 июня «во избежание»).

Демарш парламентариев, какого не наблюдалось в России никогда, в Кремле очень не понравился и начался довольно жесткий переговорный процесс. Следующие респрессивные законы (об НКО, свободе интернета и так далее) принимались с куда меньшим сопротивлением. Тогда же для объяснения репрессивных практик власти активно начали использовать мотивировку «ради детей».
Для пущего эффекта Кремль решил еще и отомстить депутатам-вольнодумцам и наказать наиболее ретивых из них. В результате эсер Геннадий Гудков лишился мандата, формально за ведение бизнеса, что депутатам запрещено. Впрочем, единороссы тоже пошли на ритуальную жертву и выгнали одного своего заднескамеечника с той же формулировкой.

Депутаты сигнал восприняли и все последующие властные инициативы из числа приоритетных для Кремля принимают едва ли не единогласно, включая, например, электорально токсичный «закон Димы Яковлева». Его в третьем чтении, несмотря на протесты общественности, поддержали 420 человек. Правда, в числе оставшихся 30, что не поддержали закон были и три отважных единоросса.

Где такое единодушие не в новинку, так это в Совете Федерации. Тот же скандальный антиусыновительный закон, как и остальные властные инициативы, там поддержали безоговорочно — без воздержавшихся.

Когда в 2011 году Валентина Матвиенко пришла на пост главы Совфеда, она активно продвигала мысль, что пора бы повысить политический вес верхней палаты (читай — и вес самой Валентины Ивановны). Можно констатировать — из этой затеи ровным счетом ничего не вышло. Все свелось к изменению порядка формирования палаты, но это процедура формальная и мало кому, кроме самих сенаторов, интересная. К тому же новый порядок, еще не вступив в силу, уже был подвергнут ревизии: Владимир Путин как-то намекал, что неплохо бы обдумать прямые выборы сенаторов.

Губернаторы: иногда они возвращаются

Возвращение прямых выборов губернаторов стало, пожалуй, самым значимым итогом столичного протеста в сфере официальной и публичной. Хотя власти и говорят, что реформа была подготовлена давно, но с митингами ее проведение связано напрямую: без давления улицы Кремль мог бы и не пойти на возвращение выборов.

Дмитрий Медведев пообещал вернуть выборы сразу после первых митингов и, как ни странно, сдержал слово — он еще сидел в Кремле, а депутаты уже решали вопрос. Впрочем, выборы вернули не совсем прямые. Повинуясь путинскому желанию, авторы закона переписали медведевскую концепцию и вставили туда «муниципальный фильтр» (обязательный сбор потенциальным кандидатом подписей муниципальных депутатов региона). Это сильно осложнило доступ на выборы для альтернативных кандидатов. Получается, что повсеместно конкуренцию на выборах могут составлять только представители КПРФ.

К тому же, еще до вступления закона в силу, Кремль и числившийся еще президентом Дмитрий Медведев развернули едва ли не самую масштабную чистку губернаторского корпуса, переназначив или сменив порядка четверти региональных глав, не считая смененных за предыдущий год. Меняли, разумеется, там, где у власти были наибольшие проблемы, то есть губернаторов с низким рейтингом, в протестных и депрессивных регионах и так далее.

И все-таки осенью жители сразу пяти российских регионов смогли проголосовать на первых с 2005 года губернаторских выборах. В трех регионах — Белгородской, Амурской и Новгордской областях — власти и так ничего не угрожало, и главы переизбрались безо всяких проблем. В Белгороде и вовсе оппозиция в лице местных коммунистов и эсеров отказалась выставлять кандидатов, ибо конкурировать с губернатором Савченко было явным дохлым делом.

А вот в Рязани и Брянске власти пришлось сложнее. В Рязани проблему решили, разменяв участие опасного кандидата в выборах на место в Совфеде. В Брянске же кампания шла по более жесткому сценарию: действующего губернатора конкурент-коммунист даже умудрился снять с выборов по суду (правда Верховный суд это решение отменил). Тем не менее и в Брянске победил кандидат от власти. Таким образом, матч на кубок губернатора закончился со счетом «5:0» в пользу Кремля.

Следующая серия выборов пройдет в сентябре 2013 года, и она может быть более драматичной. Если, конечно, выборы вообще сохранят. В Кремле вполне всерьез рассматривают план по возвращению назначения губернаторов, и Путин даже говорил о возвращении системы назначения (для отдельных регионов, видимо, нацавтономий) на пресс-конференции. Нацреспублики, наверно, могут и не выбирать, но не будет ли искушения у Кремля и всех остальных приравнять к ним? Ответа пока нет. Может дождемся его в 2013-м году.

Еще один вопрос, по которому никакого прорыва в этом году добиться не удалось — это децентрализация. Власти многократно декларировали, что собирать все полномочия и деньги в Москве и на федеральном уровне неправильно. По факту же получается, что если Москва с регионами чем-то и готова делиться, то скорее полномочиями или непопулярными налогами (скажем, отдать автомобильный налог или сбор акцизов).

Улучшить координацию советом

Новым актором, участвующим в формировании политической повестки в этом году ожидаемо стала непарламентская оппозиция. Де-факто присвоив себе право говорить от имени протестующих (иных-то желающих не нашлось), наиболее активные деятели «несистемной оппозиции» стали и в самом деле «вождями Болотной». Их узнаваемость как среди протестующих, так и среди остальных россиян за год значительно выросла, их начали показывать, хоть преимущественно и в негативном ключе, на федеральных каналах, власть не могла уже сбрасывать фактор их существования со счетов.

Нескольких видных оппозиционеров даже приглашали на встречи в Кремль, наиболее статусной из этих встреч стала «встреча президента (тогда еще) Медведева с представителями незарегистрированных партий». По мере того, как Кремль очухивался от декабрьского шока, оппозиционеров начали придавливать различными методами.

Сами же оппозиционеры проявляли известную политическую пассивность. Они так не смогли расширить свою поддержку и аккумулировать протестный потенциал. Численность протестных акций по сравнению с прошлым декабрем существенно снизилась, хотя она и заметно выше аналогичных сходов оппозиции на Триумфальной площади по 31-м числам.

Снижение численности митингов в известной степени подтолкнуло власти к более активным действиям против протестующих. Оппозиция этому мало что смогла противопоставить. Диктуя повестку дня в начале 2012 года, к концу «вожди Болотной» вновь вернулись к исходному положению: они теперь реагируют на повестку, которую навязывает им Кремль.

Не смогли этого исправить даже с пафосом проведенные выборы в Координационный совет оппозиции, призванные легитимизировать неформальных до того «вождей Болотной». В выборах приняло участие примерно то же число людей, что и выходило на митинги в декабре 2011 года. Что дает моральное право представителям провластной пропаганды и чиновникам говорить фразы типа «да кого этот Навальный представляет?»

Оппозиция почти проигнорировала и «настоящие» выборы в октябре. Лишь Евгения Чирикова приняла участие в выборах мэра родных для нее Химок (и потерпела неудачу), да Владимир Рыжков с его «Парнасом» попытал счастья и пробился в барнаульскую городскую думу (но, оказавшись в одиночестве, отказался от мандата). В целом ожиданий, возлагавшихся на них, оппозиционные лидеры оправдать не сумели: для них 2012-й год стал годом упущенных возможностей, и надежды на резкое усиление их позиций немного.

Что год грядущий нам готовит?

Окно возможностей у всех игроков политической поляны имеется. Владимир Путин сотоварищи может усилить репрессии против политических оппонентов или не делать этого, оппозиция всех мастей может дать бои местного значения власти и даже надеяться на успех, и так далее.

Наконец, многое зависит персонально от первого лица. Если слухи об ухудшении здоровья Путина имели под собой основания, то короля в некотором будущем может всерьез начать играть свита. Ментальное состояние президента тоже является важным фактором. Если все эти «духовные скрепы» из послания президента Федеральному Собранию не были лишь риторикой, то «православный авторитаризм», который до сих пор был лишь страшилкой для либералов со стороны левых маргиналов типа Проханова, может и впрямь стать явью. Какой тогда будет политика Кремля — даже представить сложно.

Судя по всему, руководство страны понемногу начинает верить своей собственной пропаганде и уже не сильно оглядывается на реальность. Жизнь властителей в выдуманном мире — это, наверно, и есть главный политический риск наступающего года.