– Я ведь этот день до самых мелких подробностей помню, – рассказывал Петр Васильевич. – Мой начальник, Виктор Алексеевич, уехал в Москву на совещание, а я занимался в гараже ремонтом. У машины в тот день генератор барахлил, я прочистил щетки, поставил, все чин-чинарем! Дает зарядку, работает, как часы. А время уже четыре дня. Поехал домой пообедать, и тут возле базара подметил эту Рыжую, уж лучше бы туберкулез подцепил, чем ее.

Села она рядом со мной и сразу чирикать: «Машина у вас старая, а в каком порядке содержится!» Бабье ли это дело, машина? Я для смеху вправил ей чуток мозги, что шоферить, это не на базаре семечки продавать. А она говорит: «Я семечками не торгую, сейчас ковер продала, достала для одной знакомой. Могу и вам устроить». А на кой мне ковры?.. Едем дальше, болтаем, а она мне опять заправляет: мол, дубленку могу достать по сходной цене для жены. Я, понятное дело, дал отлуп. Зачем мне дубленка? Опять разговариваем. Я вообще любопытный, и бабенка разговорчивая. Говорит, дача у нее за городом, да мужик, пьяница, а я, сам знаешь, в рот ни капли не беру. Неплохо бы, говорит, купить машину с каким-нибудь солидным человеком на паях. Пока ребятишки у меня маленькие, он бы в сад отвозил, а там бы и деньги постепенно вернул, и машина ему осталась.

Тут бы мне осечься, а я, дурак, спрашиваю, много ли у нее денег? Тыщи две, говорит, наберу, четыре бы кто добавил, а «уазик» в экспортном варианте я бы пробила. Болтает она, а я думаю: врет, не врет… А, чем черт не шутит, спрашиваю: как достанет машину? А эта Рыжая сходу лепит: «А мне Суслов дядей приходится, через него я и достану». Тут я чуть от смеха не лопнул. Суслов ее дядя, да он с самым самым на фотографиях под ручку, ордена ему вручает, а тут эта кикимора! А она спокойно так и говорит: «А вы в Шаховском бывали, ведь Суслов оттуда родом». Говорю: «Бывал». «А мой папа и сейчас там живет». Слово за слово, дал-таки я ей свой адрес, чтобы она принесла мне доказательства родства, и не понимал, что зацепила она меня за губу своим крючком…

Рассказывая свою историю, Петр Васильевич придерживался собственной, отработанной долгими бессонными ночами, версии, которая должна была выставить его в глазах общественности, как жертву коварной рыжей проходимки. Естественно, что неприглядные для себя детали он сгладил, некоторые куски просто-напросто выкинул, и нам придется заполнять эти пробелы в интересах объективности. Поэтому скажем прямо: никаким ремонтом в то злополучный день он не занимался, а сказал своему шефу, что у него болят зубы и целый день шабашничал. Поехал передохнуть домой, тут-то по пути и зацепила его Рыжая. Села она в машину без всякой задней мысли, но так как была аферисткой по призванию, то сразу раскусила, что шофер – выжига и кулачок, а таких она дурила с особым удовольствием и сладострастием, потому что в ней просыпался азарт игрока, ставящего по-крупному. Ведь мало удовольствия объегорить какого-нибудь простофилю, а Петр Васильевич показался ей заманчивой и перспективной фигурой, от которого можно получить не только деньги, но и удовольствие, глядя, как он с умным и всезнающим видом лезет в западню.

– Я и думать о ней забыл, а она является как-то около девяти вечера с девчонкой. В сумке кусок торта. Тары-бары, сели чай пить. Моя гусыня рот разинула, на нее смотрит. А та так и сыпет! Тому ковер достала, тому шубу, тому квартиру. Зашел разговор о машине. «Вы не думайте, – говорит, – Петр Васильевич, я людям от доброго сердца помогаю, если и беру, то самую малость. Вот и вам могу полотенца махровые предложить. Добавляйте сверху рубль, и они ваши». Моя, конечно, в эти полотенца вцепилась. А я говорю:
– Ну а доказательства, что он твой дядя, где?..
Открыла Рыжая сумку, достает фотографию. Трое стариков и белых рубахах в обнимку. Слева Суслов, справа наш первый, Скочилов. царство ему небесное, а посредине старик. «Вот этот, посередке, мой отец. Сфотографировались три года назад, когда сюда Суслов приезжал. А вы мне не верили».
Ушла она, а мы со своей задумались. Не врет, наверно. Однако, кто знает? Может, аферистка?.. Подумали и решили не торопиться, повстречаться с отцом, деньги в руки ей не давать…

Этот эпизод Петр Васильевич излагал с максимальной достоверностью. Действительно, Рыжая побывала у него дома и выяснила главное: жена у ее партнера оказалась робкой и забитой женщиной, а это была удача, потому что обычно женщины нутром чувствуют опасность дому. Эта же смотрела рыбьими глазами на мужа, а на нее не обращала внимания.
Объяснения требует появление фотографии. Сам Петр Васильевич так и не узнал, откуда она появилась, потому что на суде этот факт тщательно обошли. А между тем фотография была козырной картой Рыжей, и с ее помощью она облапошила не один десяток своих жертв.
Суслов действительно приезжал в область и побывал в родных местах. Село за семьдесят лет, с тех пор как он там родился, изменилось до неузнаваемости. Наши руководители, чтобы подфартить Суслову, построили там Дом культуры, всякие общественные здания, а посреди площади поставили его бюст, отлитый в бронзе и с двумя звездами Героя.
В селе знаменитость встречали со всей широтой. После речей и прочего словесного шума Суслов пошел прогуляться по селу, дабы определить, где стоял дом, в котором он родился и провел детство. И тут-то он попал в хорошо организованную засаду. Из ворот одного дома на улицу выбежал старик и бросился Суслову на шею.
– Миша! – закричал он, размазывая рукавом рубахи мокроту на лице. – Помнишь, как мы в лапту играли! Вот здесь, на поляне!
Не давая опомниться ни Михаилу Андреевичу, ни нашему Бабаю, старик обнял их. И тут произошло непредусмотренное регламентом пребывание высокого гостя событие. Совершенно незаметно для них этот живописный эпизод встречи сфотографировал брат Рыжей, который стоял в доме возле открытого настежь окна.
Снимок вышел отменный. Он был размножен в необходимом количестве копий, которые извлекались отцом Рыжей на свет, когда можно было извлечь из этого выгоду. Но в основном фотографии предназначались для дочери, которая, отсидев за мошенничество, отдыхала у родителей и разрабатывала планы дальнейших махинаций.

– Прошло еще недели две-три, рассказывает Петр Васильевич, – приглашает меня Рыжая к себе домой, говорит, что папа приехал. Прихожу. Квартира ободранная, обои по ветру развеваются. А мебели – одна железная кровать, стол кухонный и стул. И сидит на нем ееный папа. Мужик мне серьезным показался. Спрашиваю прямо, мол, правда, что Суслов его брат. «Да», – отвечает папа. А почему, спрашиваю, вы сами машину не купили? – «А, зачем? У меня есть тяжелый мотоцикл на пасеку ездить. А если куда в город, так у предрика потребую. Он меня как огня боится. Как стукну кулаком – отдай печать! Сразу шелковым становится. Боится, что я Мишке звякну…»
Стал я с Рыжей обсуждать, как провернуть получение машины. А старик на нее попер: мол, опять дяде надоедать будешь, сколько можно государственного человека по пустякам беспокоить? И ушел. А Рыжая говорит, что надо в Москву ехать, в Минавтопром, взять наряд на получение машины. На меня будто холодком дохнуло. Нет, думаю, я не так прост. А она, мол, вы тоже со мной, Петр Васильевич, я люблю, чтобы все было по-честному, а то вы может быть мне не доверяете, так пожалуйста. На той неделе и поедем. Я билеты сама куплю, в поезде рассчитаетесь…

События, как видим, набрали обороты. Обмозговывая ситуацию, Петр Васильевич рассудил, что деваться Рыжей, если она хочет обмануть, некуда. Он знал ее квартиру, отца и где он живет, так что вздумай она над ним подшутить, он бы свистнул бравых милиционеров и те бы мигом восстановили справедливость.

– Поехали мы чин-чинарем. Я, дурак старый, костюм выходной надел, штиблеты начистил. Сели, значит, в поезд, едем.
Утром только встали, умылись и вот она – Москва. А я в ней толком ни разу за жизнь свою не был, только на вокзалах, от поезда до поезда. Народу тьма, того и гляди с ног собьют. А Рыжая в этой толкучке, как рыба в воде. Схватила меня под руку и потащила в метро. Вынырнули мы из него через полчаса, кругом дома высокие, аж шапка с головы падает. Она мне сразу: «Пойдем в министерство, вот только по телефону позвоню». Зашла в телефон-автомат, позвонила. А я стою рядом, четыре тысячи в кармане, сердцем их чувствую.
Подошли к министерству, я вывеску прочитал, а Рыжая мимо проходит. Я говорю, постой, вот ведь оно. А она отвечает, это не министерство, а парадный вход, где только иностранцев пускают, да всяких дурней, которые приезжают сюда требовать положенное им по закону. Я для деловых людей и тех, кто здесь работает, вход с угла. Вошли мы туда, кругом строгость, тишина как в больнице. Поднялись в лифте, не помню на какой этаж, прошли по коридору. Рыжая смело открывает какой-то кабинет и входит туда. Приемная, по бокам две тяжеленные двери с табличками. За столом в приемной сидит мужик. Поднимается он нам навстречу и говорит «здрасте» Рыжей, по имени-отчеству ее назвал: мол, ваш вопрос решен положительно, документы у шефа на подписи, сейчас принесу, и ныряет в дверь. Минут через пять выходит с папкой. Вот, говорит, пожалуйста. Все ваши просьбы учтены. Я вклинился, говорю, мол, обязательно в экспортном варианте. Рыжая подает мне бумагу. Читаю. Бланк, как положено, фирменный. Директору завода, председателю облисполкома, выделить гражданину такому-то в счет таких-то фондов машину в экспортном варианте. Пока я читал, Рыжая еще из папки штук десть бумаг выгребла. Распрощались мы и ушли…
Идем по улице. «Как платить?» – спрашиваю я. – «А вы что, деньги с собой везете? Это неосмотрительно. Деньги нужно хранить в сберегательной кассе. Пока они мне не нужны. Приедем в город, там и отдадите. Вы мужчина, у вас они будут целей… А скажите, вы ведь так и думали, что я хотела вас обмануть, а?»
Покраснел я, отвернулся.

Из рассказа Петра Васильевича вырисовывалась нереальная ситуация: Рыжая водит за собой человека, которого хочет обмануть, и, притом, показывает ему сообщника. На ее месте любой другой мошенник стремился бы к конечной цели – овладению деньгами кратчайшим путем, но это только на первый взгляд так кажется.
Рыжая просчитала варианты с математической скрупулезностью. Она понимала, что деньги Петр Васильевич не отдаст, если почувствует, хоть малейшее давление с ее стороны. Смысл ее действий заключался в том, чтобы поставить его в такие условия, довести до такой кондиции, чтобы он сам всучил ей эти четыре тысячи. Не вымогать у него деньги, а повернуть дело так, чтобы он упрашивал их взять, да еще при этом считал себя ее должником.

– Была у меня возможность одумаься, так нет, в петлю сам полез. Приехал из Москвы, договорились мы, что она приедет ко мне домой. А ее нет и нет. Плюнуть бы на это дело!.. А я уже все – спекся: ночью машина мне снится, днем прикидываю, где гараж поставить, по улице еду, как увижу «уазик» в экспортном варианте, так сердце подпрыгивает.
Короче, не выдержал и поехал к ней. А она говорит, мол, раздумываю, Петр Васильевич, извините за честность, тому ли я человеку доверилась. Машину-то на ваше имя надо оформлять, а вдруг обманете, в сад возить не будете, да и денег не вернете. Хоть и деньги небольшие – две тысячи, а для меня и это состояние. Ты что, ей говорю, я расписку напишу и возить в сад буду… Словом, едва ее уломал. Отдал ей деньги, даже легче на душе стало. Ну, думаю, теперь ты от меня никуда не уйдешь…

Конечно, Петр Васильевич привирал, когда говорил, что собирается возить Рыжую на дачу. Свозил бы несколько раз, а потом… Мало ли отговорок. Деньги он, конечно, бы отдал. У него они были. Рыжая не добралась до дня его кошелька, там еще кое-что шевелилось.
С потерпевшим все ясно. А Рыжая? На что рассчитывала мошенница, беря направо и налево у людей деньги, которые она не собиралась возвращать? На суде всплывает сумма до ста тысяч рублей – это следовало из исковых заявлений тех, кто предъявил претензии. Всего же набрала она за триста тысяч, многие не обратились в суд, чтобы не привлекать к себе внимание. Эта реальная сумма объясняет все. Тюрьма Рыжую не пугала, она там уже побывала. Статья, по которой она шла, была открыта для всяких помилований, скощений срока, а это не пустяк в таком деле.
За триста тысяч рублей суд определил ей шесть лет лишения свободы, итого за каждые пятьдесят тысяч один год колонии. Пустяк?.. В представлении Рыжей, конечно, пустяк. Еще бы, она обеспечила себе зарплату за каждый месяц отсидки более четырех тысяч. Поэтому, главной задачей мошенницы было не скрыться от правосудия, а набрать как можно больше денег, облапошить как можно больше число простофиль.

Денег у Рыжей при обыске не нашли, мебели в доме почти никакой не было, конфисковывать нечего, на следствии она разыграла из себя слабую беззащитную женщину и только на суде в последнем слове показала зубы. Это была не речь, а филиппика против потерпевших, среди которых были завмаг, возмечтавший о «Волге», зав. складом утильсырья, задумавший купить квартиру в Москве, продавщица пивного ларька, возжелавшая получить японский видеомагнитофон, и прочая околоторговая публика. Петр Васильевич в этой компании выглядел сиротой и пытался вякать, что он рабочий человек, однако Рыжая развенчала его сходу, сказав, что он шабашник, да еще и пытался ее соблазнить. Петр Васильевич показал мне один перевод, который пришел ему из колонии, на семьдесят восемь копеек. Можно себе представить, сколько веков Рыжей надо было работать, чтобы выплатить все взятые деньги.
Посадили Рыжую, но через восемь месяцев выпустили: Международный год женщины, амнистия, а у нее двое детей. Она приехала в город, устроилась уборщицей или наняла кого-то за себя, живет себе – в ус не дует. Пьянки, гулянки… Потерпевшие все это безобразие видят, жалобы пишут, заявления, да что толку? Им аккуратно отвечают, что гражданка закон не нарушает. А их несчастье сплотило, можно сказать, первый в нашем городе клуб по интересам самоорганизовался из тех, кого Рыжая объегорила. Следя за ней, встречаются, обсуждают, куда еще писать-жаловаться. Ведут в общем содержательную насыщенную событиями жизнь…

СОЮЗ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ, УЛЬЯНОВСК