Эта история началась в непостижимо высоких для меня партийных сферах, а сводить концы с концами пришлось мне. В один из июльских дней 1974 года редактор «Ульяновского комсомольца» Гена Левин пришел из обкома комсомола в задумчивом настроении. Через некоторое время позвал меня к себе.

– Тут понимаешь такая бодяга, – сказал он и тоскливо поглядел в окно. – Приехал, понимаешь, сюда союзный министр инкогнито. Ну, чтоб подчиненные не лезли. Он – старик, верующий ленинец, вот и решил посмотреть ленинские места. Сходил в Дом-музей, мемориал. Решил пообедать в верхнем зале «Венца». На беду там две курвы со своими парнями сидели. Один и заехал своей по соплям. Министр, понятно, возмутился: в ста метрах от Ленинского Мемориала и творится, черт знает что, да еще в обед. Ну, а этот нахал встал и запустил в министра фужером. Скандал. Министр с порезанным лицом звонит Подгорному (тогда советскому президенту, главе государства) и жалобиться, что в ленинских местах творится бардак и все такое. Подгорный позвонил Бабаю (первому секретарю обкома партии), и машина закрутилась. Выяснили, что вечерами в ресторане и гостинице форменный блядоход процветает. Но это же не уголовщина, органы бессильны что-либо сделать. Вот и отдали все комсомолу. Твоя задача – написать статью. Иди к Блюдину, он тебя ждет.

С Блюдиным, первым секретарем обкома ВЛКСМ, я был по-доброму знаком. Анатолий был комсомольцем с человеческим лицом, умный, отзывчивый и образованный.
– А, пришел! – встретил он меня, поднявшись из-за стола. – Значит так, Николай. Встречаемся в восемь вечера у ресторана «Венец». Посмотрим, что там пьют и как там пляшут…

Анатолий подъехал к месту встречи не на своей персональной «Волге», а появился откуда-то из толпы жаждущих попасть в кабак граждан. Я махнул перед дверью красным редакционным удостоверением, и швейцар распахнул перед нами двери.
– Ты гляди, – удивился Блюдин. – Тебя здесь уважают.
– Это не меня уважают, а красные корочки. Но, согласись, это маразм – входить в ресторан по удостоверению.
В верхнем зале ресторана народу было битком. Я вычислил метрдотеля, представился и попросил организовать три места, что и было моментально сделано.
Мы заказали фруктовый сок и наблюдение началось. Но вдруг загрохотала музыка, и все кинулись танцевать. А через полчаса началась массовая драка между хоккеистами «Волги» и ворами-карманниками.

– Да, – сказал Анатолий, когда мы вышли на улицу. – Кое-что стало понятно. Это вертеп какой-то!
Утром я пошел в областное УВД в уголовный розыск, где меня дожидался оперативный работник Слава Кабанов, курировавший гостиницу и ресторан «Венец». Слава познакомил меня с начальником уголовного розыска области, потом провел к себе в кабинет.
– Я вызвал сегодня одну гражданку, – сказал он. – Интересная экземплярша… А вот и она!
В крохотный кабинетик опера, «дыша духами и туманами» вошла роскошная красавица.
– Здравствуйте! – слегка потупившись, скромно произнесла она. – Вызывали?

– Проходи и садись, – произнес опер степенным голосом и шумно прокашлялся. И действительно, на нарушительницу режима работы гостиницы трудно было смотреть без волнения.
Кабанов пошелестел бумажками и строго сказал:
– Ты получила уже два предупреждения. На работе тебя обсуждал коллектив.
Девица смотрела на опера красивыми коровьими глазами и теребила платочек.
– Тихоня!.. – Саркастически произнес Кабанов, когда мы остались одни. – Представляешь, что она на работе учудила! Гостиница послала уведомление по месту работы, что гражданка такая-то была выпровожена из номера после одиннадцати часов. Собрали собрание, зам главного врача, старик, стал стыдить ее за аморальное поведение. Наша клиентка встает, подходит к нему и говорит, что ты, мол, вчера меня трахал, а сегодня воспитываешь! И влепила ему пощечину. Пришлось деду доказывать, что он импотент.

Две недели я ходил вечером в ресторан, а утром в УВД, куда Кабанов вызывал особ легкого поведения. В моем блокноте скопилось около семидесяти фамилий. Ульяновск был открытым городом, и в нем водились иностранцы – арабы, кубинцы, немцы, чехи. Это были слушатели Школы высшей летной подготовки и военных училищ. Наши ночные «бабочки» отдавались не за деньги, а по щедрости натуры, такие интернационалистки были. Привлечь их к ответственности за это было нельзя. Оставалось общественное порицание.
Результатом моей работы стала статья в «Ульяновском комсомольце» под ужасным названием «Паутина», вызвавшая легкий шумок в определенной части публики. После выхода газеты со статьей двери ресторана «Венец» для меня были открыты в любое время, что само по себе было неплохо.
Николай Полотнянко.