Создание НИИ истории и культуры Ульяновской области, по-видимому, подходит к стадии реализации. Мы считаем, что это роспись в отсутствии будущего.

Напомним, что создание НИИ было инициировано длительной демагогией вокруг identity региона. В процесс не включался только ленивый, но до всех устраивающей конкретики дело так и не дошло.

Ничего удивительного в этом нет. Особенность нашего самосознания – это поиск опорных точек исключительно в прошлом. Настоящего и будущего как оснований фундамента хотя бы мышления не существует. Следовательно, весь дискурс по поводу поиска оснований всегда сводится к бесконечному спору о точках бифуркации в прошлом.

Причина проста – о едином социальном восприятии явлений прошлого договориться в России никто традиционно не мог и не может. Насаждаемые модели не приживаются, а идеологическая спекуляция прошлым ещё более расшатывает все возможные основы нахождения некоего идеального компромисса.

В результате прошлое становится черной дырой – бездонной для спекуляций, и крайне мелкой для того, чтобы служить основой для формирования социального единства.

Возникает бесконечное число фантазийных реальностей, которые оперируют с точками бифуркации с помощью инструментария «это важнее всего», «а что было бы, если бы» и «все могло бы пойти не так». Да и сами точки далеко не константы…

Кто важнее – Керенский или Ленин? Болгары ли татары? Зачем отбивали Разина от стен Симбирска? Что главное в территории? Босоногий Володя Ульянов, гуляющий по Венцу, или битва 1223 года на волжской переправе между ордынцами и болгарами? В условиях отсутствия единого социального понимания прошлого единственного ответа на эти вопросы нет. А значит, нет и единой мысли, которая всех бы устроила и смогла служить основой для identity региона. Нет не потому, что до неё «не докопались», а просто потому, что её не может быть из-за того, что история в России – это не дисциплина, и не наука, а единственная модель для моделирования псевдо-будущего и восприятия якобы настоящего.

Именно в этом суть модных консерватизма и традиционализма, только в этом направлении ведется и поиск «национальной идеи», только на модель истории надеются модные «социальные сплочители», до бесконечности эксплуатируя одну из немногих стабильных исторических точек – ВОВ.

НИИ – это одно из наиболее рельефных выражений подобного понимания, наивная попытка «докопаться» до сути, априори обреченная на неудачу. То, что эта попытка предпринимается в Ульяновске – это тоже не случайность. В тупик, отдающий обреченностью, мы зашли одними из первых. С Лениным, музеем СССР и прочем, но даже без намека на иное время, нежели прошлое. Это – жест отчаяния, который таковым даже не осознается. Когда никто не рискует смотреть в настоящее, а будущего как времени просто нет, остается одно – в очередной раз попытаться найти ответы в прошлом. Но их там нет, так как и единого прошлого тоже нет.

Все это – одно из важнейших отличий нашей реальности и нашего стиля восприятия от таковых в странах, где есть общество, которое таковым себя и осознает, воспринимая себя как агентов истории, которые продолжают её непрерывность из прошлого через настоящее в будущее.

Здесь будущее есть хотя бы потому, что оно конечно, а значит, представимо и моделируемо совместно с настоящим и прошлым.

У нас эсхатология замкнутая, такая же, как времена года. За летом придёт осень, за осенью зима, за зимой весна. И так далее. В этой системе нет будущего, мы всегда живем в одном времени. Просто оно повторяется и повторяется, повторяется и повторяется… Не мы творцы настоящего и будущего, и не мы носители истории. Просто все вертится. Любая попытка вырваться из этого круга, осознав настоящее или представив будущее, – это вызов существующему порядку вещей. НИИ – это точное и явное признание этого факта.