ТОПОЛИНЫЕ МОЗОЛИ
Старый кинотеатр обветшал, его обнесли забором и оставили ждать до лучших времен. А три тополя перед ним, словно учуяв заминку в человеческой деятельности, рьяно взялись за свое…
Вроде бы ничего не происходило. Но через год на выложенной керамической плиткой площадке вдруг возник зеленый пучок — что-то вроде куста картофельной ботвы. Подойдя поближе, я увидел глянцевые листья на упругих ветках, Это тополиная поросль. Залетели в трещины между плитками и зацепились там, крошечные семена, и приросли, и потянулись к солнцу, к свету. И вот уже кустик — тонкий, беззащитный, махни косой — и нет его…
Но на каменной площадке никто косой не махал — и слава Богу. Тополиный куст рос быстро, распушился, и за лето вымахал метра на полтора. Зимой из снега торчало несколько прутьев — и снова показались они мне донельзя беспомощными: ну, разве выжить им в морозы на тройном «слоеном пироге» городской тверди: щебенка, асфальт, керамическая плитка? Куда корням лезть? Откуда брать соки для роста? Замерзнет, засохнет, сгинет…
Но я явно не дооценивал тополиную волю к жизни. Пришла весна, топольки весело зазеленели… И за одно лето вроде бы беспомощный куст на бесплодном каменистом фундаменте вытянулся еще на метр! Обрел несколько толстеньких стволиков, которые косе были бы уж совсем не по зубам. Но самым удивительным было не это.
Однажды возле куста я увидел взъерошенные плитки. Как будто толкала их снизу некая сила, отрывая от цементной основы, бугря и разламывая. Что же ломало камень?
Я легко откинул в сторону несколько приподнятых плит. И что? Под ними обнаружилось нечто вроде толстых канатов. Тополиные корни! Это двухлетнее деревце крепко думало о своем будущем. Оно распустило во все стороны свои корневища — под плитками, сквозь цементную подушку. А на корнях плотно гнездились друг возле другу здоровые, в полкулака, узловатые шишки. Они-то и отдирали, давили вверх, выталкивали казалось бы навек уложенный человеком камень. Очищали землю, открывая ее солнцу, дождям, ветру…
Натруженные корни. Мозолистые корни. Мозоли, которым и камень нипочем. «Вот как надо работать!» — словно говорили они мне…

ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ
В воскресенье вечером, в самый безлюдный час на поле возле хутора подожгли скошенную пшеницу. Отсыревшая за время долгого лежания в валках солома загоралась нехотя, исходила белым плотным дымом, низко стелившемся по жнивью. Но плеснули солярки — и враз багровое тяжелое пламя побежало по полю. Совхозный начальник — веселый цыганистый мужик, приехавший в эти края невесть откуда, махнул рукой трактористам “Загоняй!”. Два могучих «Кировца» рванули плугами еще дымящуюся землю, поползли полем, оставляя за собой две борозды… Из-под перевернутых пластов лезла щебенка, супесь, глина — земля была плоха, ее в прежние времена не трогали.
Пахали по ударному, всю ночь. А на рассвете брызнуло с неба — и к утру от сгоревшей пшеницы не осталось и следа…
Поле возле хутора было невелико — по документам значилось здесь шестьдесят три гектара. Но начальство мало-помалу припахивало и припахивало к нему земли — то лесничество потеснит, оттяпав луговину на опушке: то газовиков подожмет, сужая и сужая полосу отчуждения: то на овражистый выгон загонит трактор, превращая его в пахотный клин. Хитрость была проста: «подпольные гектары» нигде не зафиксированные как посевные площади, давали «прибавку урожайности». Все в округе про этот фокус знали.
Стремление вспахать все вокруг крепло год от года. Совхозные механизаторы уже залезали со своими плугами повсюду, куда только могли. Вздыблены были все окрестные холмы; белая щебенка скрежетала под лемехами; ручей Безымянный был обпахан по самую кромку. Погоня за дополнительными гектарами доходила вроде бы до предела. Однажды трактор свалился с крутизны в овраг; у «неперспективной» деревушки Чижи заросшее кладбище обпахали так, что выворотили из земли два полусгнивших гроба… Желтый, чернотой тронутый череп пьяненький механизатор привязал проволокой к радиатору и поехал в таком виде через деревню. Шутника окружили старухи, затрясли сморщенными кулаками. Тракторист забрался на кабину трактора, посидел там, покурил, послушал бабкины причитания… А потом, словно танком, разогнал бабусь и рванул вон, своротив по пути из озорства крайнюю на порядке пустую избу.
— Мы наш, мы новый мир построим!
…Взирая ежедневно на елозящие по взгоркам и неудобьям трактора, задаешься таким вопросом: зачем будоражить неплодородные, заведомо не могущие дать весомый урожай земли? Не выгоднее ли сосредоточить свои усилия, потратить удобрения, наладить уход за той землей, что может дать и сорок, и шестьдесят центнеров зерна с гектара? Ведь есть же, есть в наших краях богатейшие черноземы — вот их бы и лелеять, их бы и пестовать! Они бы и отплатили сторицей. Но — где уж нам уж…