Из цикла «Древо жизни».
Деревня Маматкозино в конце 1941 года жила без электричества, без автомобилей, без мужиков – и даже керосиновых ламп. Радио, электричества и автомобилей в ней отродясь не бывало – а мужиков и керосин забрала война, которая шла уже с июня…
…Телефон в Маматкозине был один; висел он в правлении на стене – и подходить к нему мог только председатель колхоза. Нас, мальчишек в правление пускали. Помню, как изумлялся я тому, что накрутив ручку странного ящика, человек снимает с крючка палку с двумя кругляшами на концах – и начинает что-то кричать в нее…
Думаю, что именно по телефонной трубке пришло в Маматкозино страшное известие 22 июня 1941 года. Помню, как кто-то пробежал по улице – и как катился следом за ним истошный женский вой: вой-на-а-а!» Видимо так реагировали на жуть услышанного те женщины, кто еще помнил и «гражданку», и 1914 год…
И добралась она, подлая, и до Маматкозино. деревня враз как будто съежилась; как будто позабыла, что есть на свете песня, гармонь, радость…
Первыми забрали лучших колхозных лошадей. Деревенский люд оплакивал своих кормильцев и спасальцев. Особенно жалели племенного жеребца по имени «Туман». Старики комментировали:
— Сгинет он там сразу же. Оставили бы здесь, он бы жеребят наделал…
Вместе с лошадьми исчезали из деревни мужики.
Я учился во втором классе старой, построенной еще земцами, начальной школе. В большом классном зале стояло два ряда парт, на которых одновременно размещались два класса. В первую смену учились первый и третий; во вторую – второй и четвертый.
Уроки вела учительница Вера Николаевна Кокушкина. Она и жила при школе – в небольшой комнатке с выходом как в класс – так и на улицу…
Именно она и произнесла накануне нового 1942 года волшебную фразу:
— Идет война – но у нас в школе на Новый год будет елка…
И она действительно появилась.Правда, не елка – а небольшая сосенка, украшенная золотистой нитью, красными, оранжевыми и серебристыми шарами, какими-то блестками и прочей мишурой…
Я впервые в жизни видел такое волшебство. Я онемел от восторга – как и все мои одноклассники…
Дыханием иной, яркой, светлой и радостной жизни явилось это сказочное деревце в наши сердца, в наше нищее и убогое детство, в которое стучалась война…
В школе было морозно, круглая печь-голландка не топилась по причине отсутствия дров. Мы, не снимая варежек ,взявшись за руки, походили вокруг елки, пытаясь подпевать учительнице:
…В лесу родилась елочка…
В лесу она росла…
А в конце этого «роскошного» празднества нас ожидало поистине сказочное чудо. Распахнулась школьная дверь – и кладовщик дядя Саша внес деревянный поднос, на котором – как в это поверить?! – громоздились куски белого хлеба. А на куске еще и обозначилась столовая ложка меда.
И каждому из нас дали тогда по куску этого роскошного угощенья. По огрызку детского счастья.
Я бежал домой с этим куском счастья. Я слизывал с краешку мед. Я хотел слопать его сразу и целиком. Я боялся уронить его – и потому ,сняв варежку ,нес в голой руке.
Как сейчас сообщают архивы синоптиков, зима 1941-1942 года была жутко морозной. Наверно, так оно и было. В Маматкозине , по крайней мере, тогда вымерзли все яблони.
Рука моя уже совсем онемела, когда я ввалился в избу. Мать изумилась щедрости колхозного начальства. Затем молча взяла нож и аккуратно порезала кусок белого хлеба с медом на пять частей- ровно столько детишек насчитывалось в тот день в нашей ветхой избенке, в нашей многодетной семье..
Себя она неожиданным новогодним лакомством не порадовала.