Из цикла «Древо жизни».
Краткое предисловие.
Не каждую из дат, отмечаемых в календарях в качестве праздников, я все же таковыми считаю. Тому есть разные причины- не о них сегодня речь.
Но есть в один из утренних дней весны праздник, ,который ни в одной (по моему) мужской душе не может не отозваться неким ,скажу так, «Женским озарением».. Я, понятное дело, имею ввиду день восьмого марта.
Конечно, конечно – он был рожден к качестве некой политической тусовки (ох уж эта политика, всюду она без разрешения сует свой нос в человеческую жизнь!) – но на сей раз вроде бы сунула удачно. Ибо те же человеки сумели превратить чисто политическое «мероприятие» в милое , трепетное и трогательное торжество естественности…
Ну, что мы , мужчины, на самом деле значим им без женщин!?Да ничего не значим! Как выразился один мой знакомый поэт,любящий выпить не только в женский день , «Мы без них как сороки без хвоста- кувыркаться в воздухе сможем- а летать нормально — никогда!»
И он абсолютно прав.
Так вот, поскольку я тоже слегка вроде бы мужчинка, то и решил некие строчки посвятить сегодня женщинам. При этом я руководствовался двумя соображениями.
Их подсказал мне великий американский поэт Уолт Уитмен. Он написал однажды стихотворение всего из двух строк. Оно такое:
Ходят женщины- молодые и старые.
Молодые красивы- но старые гораздо красивее.
А во втором стихе Уолт отразил нечто другое:

Сбежим вдвоем от всех и вся!
Теперь, наедине со мной, отбрось условное…
А теперь нашим женщинам- от меня.
***********************************************

СТАРУХА ИЗ ЭРГИЛЬ

Мария Дмитриевна Коркина умерла на восьмом десятке, от которого ей достались ровно сутки. Родилась она 5 мая 1929 года – а ушла из жизни 6 мая 1999 года. О том, как старушка прожила последний день своего бытия – никому неведомо. Избенка стоит на отшибе, за овражком – кто туда без особой нужды пойдет?
А накануне – да, были. Всем миром, можно сказать, отмечали круглую дату. И даже бутылку откупорили, и песню спели. Хорошую песню: «Ой, цветет калина в поле у ручья…» И пели душевно. Только подзакосевший дед Бутков, как всегда, гонориться: «Не может калина в поле у ручья цвесть! Если в поле – то не у ручья. А если у ручья, то не в поле!» Но деду плеснули еще стаканчик – и он затих в углу, прямо под божницей.
А народ – продолжал петь. Хотя: можно ли величать народом трех старух да деда, что гостевали у бабы Маши? Вроде компания, собравшаяся по случаю. А если с другой точки зрения? Конечно, народ – ибо эти пятеро и составляли все население деревушки со странным именем Эргиль, затерявшейся в присурских лесах…
Так вот. Посидев сколько положено у именинницы, растолкали бабки прикорнувшего деда – и разбрелись по своим избенкам. И вплоть до девятого числа, до дня Победы – никто больше к Коркиной не заглядывал. А когда заглянули – спала Мария Дмитриевна в своей постельке со светлой улыбкой на лице… Вечным уже сном спала.
Известно, нынче народ громкими сенсациями живет; масштабными скандалами заинтересован. Арестуют или нет очередного миллионщика ? Девки у прокурора были настоящие – или их с помощью спецтехники к нему в постель уложили,? Дадут ли американцы хохлам денег – или к черту пошлют? – вот о чем народ мозгует…
А тут что? Жила-была никому неизвестная российская баба – да и скончалась Только и делов. Не убили, в конце концов; не снасильничали; не искалечили. Своей смертью умерла, да еще какой – позавидуешь! Во сне. С улыбкой. Круглую дату отметив. Позавидовать – да самому себе пожалеть такой же кончины.
Но что-то скребет на душе, что-то заставляет вспомнить покойницу и ее, в общем-то, обычную жизнь…
Много лет я знал бабу Маню. Боль от того, что ее не стало? – Да, конечно. Но – многих знакомых уже довелось провожать в последний путь – а такой тягостности не ощущалось. В чем-то (казалось мне) судьба была несправедлива к покойной; что-то недодала ей…
А МЕЖДУ ТЕМ сама Мария Дмитриевна считала, что ей постоянно везло. Родилась в семье кузнеца – а ведь ковали всегда на деревне в цене и живут сытнее других Еще одно приятное воспоминание детства: на день годовщины Октябрьской революции в колхозе варили коллективные щи с мясом и раздавали по дворам. В девичестве Коркину тоже ждала радость: была премирована новой телогрейкой; за ударный труд выдали под Сергачем на лесоповале, куда Маша была мобилизована в войну.
После войны вроде бы опять подфартило: в девках не засиделась. Женихов тогда не было; посватался парень гнилозубый и золотушный Колька Мякишев. Но – при должности: продавец сельмага. А кузнец Коркин умудрился наклепать пятерых девиц – и Мария была старшей. Хочешь – не хочешь: иди взамуж. Стерпится- слюбится.
Не слюбилось – но терпела Мария захардяшного муженька своего. Ради детей. Двоих она родила – и вопреки пословице, доброе племя пошло от худого семени. Дочь Катя окончила школу с золотой медалью; потом – Казанский университет и диссертацию там же защитила. Сын Андрей тоже мать радовал: в Самаре большим начальником стал – и в родную Эргиль уже наведывался только на персональной машине, с личным шофером. При такой материнской радости и смерть мужа как-то мимоходом прошла, душу Марьину не задела… Тем более, что попивал супруг все крепче и крепче. Потом умер.
И до-олго: целых пятнадцать лет Марья Дмитриевна одна-одинешенька. Радостно жила. Пустела год от года деревня Эргиль, расползался народ кто-куда в поисках лучшей доли, разбирались на продажу избы. Постепенно деревня стала напоминать старушачью челюсть с выгнившими и подерганными зубами… В конце концов тоько и остались четыре избы – три в кучке и одна на отшибе: Коркиной. Но она радовалась жизни: не в стариковском приюте, при своей избе и огороде; руки-ноги двигаются. Остальное вроде и неважно.
Я частенько гостевал у Марии Дмитриевны ради рыбылки и грибов. Удивляло ее стоически –философское отношение к жизненным невзгодам; ее притерпелость ко всему. За тридцать лет тяжкой работы на колхозной ферме, дали пенсию.Небольшую. “И то ладно”… Мужа пьяного безропотно терпела столько лет : “Куда же деваться?” Дочь и сын позабыли дорогу в Эргиль: “Чай, у них свои дела, свои заботы.”
Есть люди, полагающие, что им вечно недодают. Мария Коркина являла тип человека, вполне удовлетворенного тем, что ему отпустила судьба. Ее желания и устремленности не выходили за пределы мира, ограниченного родным и единственным горизонтом: поля, ближние перелески, извивы негромкой реки… Повседневные хлопоты: скотина, огород, дрова, еда…В ее бытие вроде бы совсем не не оставалось места для затейливых, нам желанных, грешных желаний…
Думаю, многим такая жизнь покажется жалкой и примитивной. Я тоже пытался оценить: хорошо или плохо, полнокровно или не очень проходит свой земной путь Мария Коркина? И ни к какому выводу прийти не смог. С одной стороны – спокойное крестьянское бытие, в котором все расставлено по местам как бы само собой, без суеты, суматохи, нервотрепки. С другой – некое топтание на месте, ходьба по кругу… Все приглядывался к бытию Марии Дмитриевны, все ломал голову.
А тут ее и не стало. Как будто никогда и не жил человек. И лишь деревенский крест на сельском кладбище напоминает : была, существовала, радовалась, страдала…
И ВСЕ ЖЕ, ВСЕ ЖЕ… Неотвязна мысль: судьба чего-то недодала Марье Коркиной. Но чего именно?
Старуха из деревни Эргиль… Созвучие подсказывало: есть у кого-то из русских писателей повествование на тему о житейской судьбе и счастье. Да, конечно: Максим Горький, “Старуха Изергиль”.
Нашел. Вчитался. Понял.
Не забыли, о чем почти всю ночь рассказывает будущему писателю старая женщина со странным именем Изергиль? Она рассказывает о своей уже прожитой жизни. И чем она гордится, что считает в ней самым главным?
Цитирую: “Я ткала ковры с восхода по закат… А как придет ночь, я бежала к тому, кого любила… А сколько любила! Сколько поцелуев взяла и дала!”
“Подруга… познакомила меня с молодцом. Рыжий был, огненная голова! И был он иногда ласковый, а иногда как зверь…”
“А то еще турка любила я. В гареме у него была… Целую неделю жила – ничего. Но скучно стало – все женщины, женщины… И сын у турка был – лет шестнадцать. С ним я и убежала… в Болгарию. Он умер. От тоски, или от любви. Я любила его много, целовала…”
“Да, отправилась я в Польшу с маленьким полячком. Он был смешной и подлый. Когда ему нужна была женщина, он ластился ко мне…”
“Потом я любила одного достойного пана с изрубленным лицом. Вот человек! Он воевал за греков. Он любил подвиги. В жизни всегда есть место подвигам…”
“Знала также я и венгра одного… Весной нашли его в поле с простреленной головой… Не меньше чумы губит людей любовь.”
“В Польше я сыграла свою последнюю игру. Встретила одного шляхтича. Вот красив был! Я же стара была уже… пожалуй, было мне уже четыре десятка лет… А он был горд и избалован нами, женщинами. Я взяла свое: он на коленях упрашивал меня… Но только взял, как уж и бросил. Тогда поняла я, что пора мне завести гнездо; ослабели крылья и перья потускнели…”
Жизнь той Изергиль – это встречи, любовь, преданность, измены. Биография чувств. Засохший, но все еще благоухающий букет незабвенных чувств, волнующих и на пороге смерти… Та, горьковская Изергиль.
Не этого ли была лишена Мария Коркина? И может ли считаться полноценной жизнь, не увенчанная страстями? Вот о чем думаю я на могиле тети Маши …
И кто ответит? Кто?
А сейчас я отзываюсь на две вторые строчки поэта Уолта Уитмена. И тоже стихотворением.
ЖЕНЩИНЕ.
До свидания, женщина!
Странное чудо природы-
Не жена, не невеста, не дочь, не сестренка, не мать..
Кем приходишься мне?
Да минуют тебя все невзгоды!
И да пусть не устанет судьба
Алый парус тебе поднимать!

До свидания , женщина!
В странных сплетениях судеб
Где туманная память зыбка-а дороги длинны-
пусть мое пред тобой изумленье
навеки пребудет
И средь ясного дня
и вторгаясь в неясные сны….

До свидания, женщина!
Впрочем, свиданье…Куда там!
Растворяются в небыли реки,народы, миры…
И тебе тоже сгинуть, исчезнуть-
и сжаться в какой-то там атом
По законам бессрочной и невероятной игры?

Нет, не верую я
что тебе этот путь предназанчен.
Как не верю в холодный огонь и седую зарю…
Небо -вечно. И память. И жизнь.
Не иначе.
До свидания , женщина!
До встречи!- тебе говорю.