Дворец бракосочетания, бывший дом купца Шатрова, по достоинству относится к числу самых красивых дореволюционных зданий СимбирскаУльяновска. Симбирский суконный фабрикант, мануфактур-советник Николай Яковлевич Шатров довел здание до высшего блеска. Можно ли представить, что это замечательное строение когда-то занимала … тюрьма? Но оказывается, что в судьбе дворца, чья история восходит к 40-м годам XIX столетия, был и такой эпизод.
Весной 1867 года работавший в губернском городе фотограф А.С. Муренко отснял серию из «двенадцати характеристических видов Симбирска». За нумером третьим в серии следовало фотоизображение «Карамзинской площади (от ворот Девичьего монастыря)». Замечательный ульяновский краевед Сергей Львович Сытин так комментировал этот снимок: «На дальнем плане выделяются Никольская церковь (справа) и каменный дом купца Хапкова (слева)».
Рядом с памятником Николаю Михайловичу Карамзину можно видеть группу заключенных (фигуры в светлом), занимающихся благоустройством у памятника под охраной полицейских чинов (фигуры в темном).

В этом контексте кажется, что купеческий особняк неспроста угодил в кадр. Ведь симбирский потомственный почетный гражданин, купец Сергей Никифорович Хапков в 1866-1867 годах сдавал свой дом в самом центре губернского города Симбирскому рабочему дому – тюрьме для мелких правонарушителей.

Может быть, именно его «обитатели» и машут лопатами на старом снимке.

Хапков приобрел дом с видом на памятник Карамзину в 1862 году и владел им около десяти лет. В этом контексте изредка и вспоминают о нем научно-справочные издания. Сын Сергея Никифоровича, Иван Сергеевич Хапков, владел домом и собственной частной типографией по Большой Саратовской (ныне Гончарова) улице. Полковник Николай Сергеевич Хапков, старший брат типографщика, имел свой дом на Мартыновой (ныне Радищева). Вот то немногое, что удалось «выловить» о Хапковых из существующей литературы. А выгоревшие в пожар 1864 года симбирские архивы, казалось, унесли в небытие «раннюю» историю семьи потомственных почетных граждан. Но, на счастье для потомков и историков, денежные затруднения Сергея Никифоровича породили целую череду гражданских и уголовных дел, сохранивших немало любопытных фактов из истории семейства.

Симбирские «коноводы»

В 1817 году по Волге пропыхтел первый пароход. И до и после груженые суда вверх по реке тягали воспетые в песнях и живописи бурлаки.

За прожитым временем подзабылось, что вплоть до начала XX столетия острую конкуренцию и паровым судам, и человечьей мускульной силе составляли так называемые коноводные машины, речные суда, работавшие на конной тяге.

В трюме «коноводки» помещался ворот, вращаемый лошадьми. При движении против течения на лодке примерно за километр вперед вывозился полутонный якорь с прикрепленным к нему канатом. Лошади вращали ворот, на который наматывался канат, подтягивая груженое судно к якорю. Просто, эффективно и куда дешевле, чем пароходом или теми же бурлаками. Машина «делала» по двадцать верст в сутки и обслуживалась экипажем в 30-50 человек – чтобы «отбурлачить» такое же количество груза, требовалась толпа в три сотни физически крепких мужиков!
На протяжении не менее двух поколений симбиряне Хапковы были судовладельцами-«коноводами». К середине XIX столетия по Волге ходило около двухсот коноводных машин. Как минимум, двумя из них владел Никифор Макарович Хапков, один из первых в Симбирске потомственных почетных граждан – это сословие в Российской империи было установлено на основании манифеста императора Николая I, изданного в апреле 1832 года.

На всю Россию к 1840 году насчитывалось менее пяти тысяч потомственных почетных граждан.

Грузоперевозки Хапковы осуществляли по всей Волге, от Астрахани до Нижнего.

Среди клиентов бойких симбирян также по преимуществу числились люди с казанской, нижегородской, рыбинской, саратовской и самарской припиской. Часто возникает вопрос: отчего мы так мало знаем о предприимчивости местных купцов? Неужели Симбирск извечно был «сонным царством», обреченным давить мух вместе с Ильей Ильичем Обломовым?

Оттого и не знаем, что не там ищем. Предприимчивые не сидят на месте. Они ищут, где нужны и востребованы, порой за много сотен верст от родимых круч.

Сын Никифора Макаровича, Сергей Никифорович, жену себе отыскал в нетрадиционном для Симбирска месте, в славном своими богатырскими традициями уездном городе Муроме. В 1842 году 21-летний Сергей Никифорович сочетался браком с ровесницей, дочерью управляющего имением графа Гудовича, Авдотьей Ивановной Лычагиной. Никифор Макарович был крестным отцом всех своих внуков трех мальчонков и младшенькой Александры Сергеевны, «и по обычаю, освященному веками, как восприемник, клал на зубок по 100 рублей серебром».

Авдотья Ивановна принадлежала к типу сильных русских женщин. Она «прикащицей», капитаншей водила три навигации коноводную машину свекра, «в 1851, 1852 и 1853 годах, и за это свекор мне дарил каждогодно по 500 руб. серебром», с достоинством указывала Авдотья Ивановна. В пору Крымской войны 1853-1856 годов патриотичный Сергей Никифорович неосмотрительно взял подряд на приготовление одежды для ратников ополчения. Кройку вещей удалось осилить, опять-таки, лишь благодаря личным усилиям все той же Авдотьи Ивановны. Благодарный муж одарил свою благоверную 25 золотыми рублями.

Широту жеста можно оценить, имея в виду, что дела у Сергея Никифоровича шли совсем не так хорошо, как у его покойного отца, Никифора Макаровича, покинувшего сей мир около 1855 года.

Всего одна хапковская коноводная машина бороздила теперь волжские воды.

Не все коту масленица

В мае 1860 года Хапков подрядился с тетюшской купчихой Натальей Колгановой на доставку с Тетюшской пристани в город Рыбинск 2500 кулей хлеба девятипудового веса за 7890 рублей (сразу вспоминаются ценники в современных магазинах). По дороге к Рыбинску коноводка разминулась с легковым пароходом «Бурлак». Искры из пароходной трубы подпалили баржуподчалок с колгановским хлебом, и та сгорела.

Хапков предлагал купчихе требовать погашения убытков с владельцев парохода. Но доверенные лица доносили Колгановой, что хлеб будто лишь обгорел «и был распродан поставщиком Хапковым по своему произволу». Закрутилось дело о возмещении ущерба на сумму 16335 рублей 25 копеек.

27 марта 1864 года на Волге начался ледоход. Глыбы льда напирали на коноводную машину Хапкова и на баржу cимбирского купца 1-й гильдии Федора Васильевича Красникова, причаленные к одному 85-пудовому якорю (Хапков потом уверял, что якорь был его собственный). Под напором льда лопнула лапа якоря, оба судна потащило на берег, и тогда работники Красникова обрубили канат, крепивший хапковскую «коноводку». Судно вначале бросило на мель, отчего проломилось днище, а потом льдины вынесли его на глубину, и машина пошла ко дну. Этот ущерб Сергей Никифорович оценил в 9846 рублей 60 копеек и подал на обидчика в суд. Потом был страшный симбирский пожар августа 1864 года, дотла спаливший дом Хапкова в центре города и уничтоживший складские помещения на волжском берегу – иск еще на 14 тысяч рублей.

Разумеется, в сложившихся обстоятельствах Сергей Никифорович очень остро нуждался в деньгах. Коекак восстановив свой каменный дом, он сдал его под тюрьму. 9 февраля 1866 года дом опять загорелся, и причиной пожара была признана «неисправность дымовой трубы, не переделанной после бывшего в г.Симбирске пожара 19 августа 1864 года, в который дом сгорел до основания».

От тюрьмы не зарекайся!

В дверь хапковского дома все чаще стучали заимодавцы – кому-то он был должен за гвозди, замки и задвижки, кому-то – за сахар и чай. Расплатиться с долгами не было никакой возможности, и в 1868 году Сергей Никифорович был признан несостоятельным должником, банкротом, и сам посажен в долговую тюрьму.

Было бы пикантно, если бы тяготы тюремного заключения симбирскому потомственному почетному гражданину пришлось отбывать в собственном доме. Нет. 15 октября 1869 года 18-летний мещанин Михаил Дряхлов через выбитое окно забрался в пустующий дом купца Хапкова и пытался выломать замки на дверях. Юношу заметили, он пытался сбежать, но был пойман извозчиками и доставлен в полицию. За попытку кражи Михаила Дряхлова осудили на три месяца тюрьмы.

Среди старинных русских купцов не было оскорбления страшнее, чем слово «банкрот». Обостренная купеческая честь требовала вовремя и целиком рассчитываться по долгам, и немало оказывалось таких, кто стрелялся, топился и травился уксусом, кто умирал от горькой кручины, ощущая тяжелую тень банкротства. Собственные злоключения сделали Сергея Никифоровича и его семейных только мудрее.

Симбирская потомственная почетная гражданка Александра Сергеевна Хапкова, не чинясь, преподавала в начальной школе для мещанских и крестьянских детей – и в 1882 году обвенчалась с «простым» крестьянином, симбирским агентом одного из крупнейших пароходств Сергеем Яковлевичем Марченковым.

«Рассказывали, что Александра Сергеевна до глубокой старости, уже в советское время, была настоящей купчихой, – говорит правнук Марченковой-Хапковой, Александр Дмитриевич Федоров, – и характером, и породой. Да, сложись все иначе, не засадили бы в тюрьму моего прапрадедушку Сергея Никифоровича Хапкова, едва ли бы Александра Сергеевна вышла замуж за «мужика», за моего прадедушку Сергея Яковлевича Марченкова. Страшно подумать, меня бы на свете не было! Так вот несчастье семейному счастью помогло!».