Из цикла «История как факт».
От автора.
Одна из публикаций вышеназванного цикла ( о Г.Колбине). вызвала явно повышенный интерес у читателей «Улпрессы». Однако, об этом весьма не мелком партийном функционере эпохи «строительства коммунизма» отнюдь не все было сказано- речь шла лишь об ульяновском периоде «правления» Г.В.
Дабы заполнить «пустоты» и вообще завершить эту тему, предлагаю реанимацию текста, в свое время опубликованного в «Литературной газете».
Ведет диалог один из руководителей «ЛГ» того времени В.Янелис.

ЧЕЛОВЕК ИЗ ОБОЙМЫ
(“Литературная газета” от 28 ноября 1990 г.)
В исследовании политической карьеры Г. В. Колбина участвуют собственные корреспонденты “ЛГ” Жан Миндубаев (Ульяновск), Александр Самойленко (Алма-Ата) и другие.
…Почему все-таки Колбин? Во-первых, потому, что Геннадий Колбин более типичен, чем кто бы ни было. Он профессиональный политический работник, человек из обоймы высшей партийной номенклатуры, всегда производивший впечатление опытного, темпераментного, демократического лидера, не утерявшего способности к диалогу с инакомыслящими, в чем-то даже новатора. Таков его имидж, таким Мы знали Колбина по его публичным выступлениям, газетным статьям…“ЛГ” тоже писала о Геннадии Васильевиче и в свое время добавила к его имиджу свои краски.
Но вот однажды я узнал от своего коллеги о другом Колбине – властном, жестком, не терпящем возражений, абсолютно покорном интересам партийной номенклатуры. Не поверил. Решил провести собственное расследование, пусть и не претендующее на всю полноту оценки, но лишенное каких бы то ни было предубеждений.
Вспомним. 7 июня 1989 года. Зал заседаний палат Верховного Совета СССР. Идет обсуждение кандидатур, предложенных на ключевые посты в государстве. Колбин выдвигается на пост Председателя Народного контроля СССР.
К Геннадию Колбину по ходу обсуждения было довольно много вопросов. Один из них звучал так:
“Мы знаем, какие события были в 1986 году в Казахстане. Неужели сейчас там все до такой степени хорошо, все нормализовалось? И он сам готов ли работать в новой должности?”

Г. В. Колбин. Готов ли я работать? Коммунист должен работать везде, там где ему предлагают вести работу – будь она больше или меньше… События в декабре 1986 года… Поверьте, что мне пришлось принимать много участия, чтобы стабилизировать атмосферу, сблизить людей…
Колбин отвечал на вопросы пространно и всеобъемлюще. О том как собирается новый председатель КНК решать вопросы социальной справедливости, Геннадий Васильевич заметил: “То есть если меня проверять на прочность в вопросах социальной справедливости, я могу сказать только одно, что мне приходилось почти девять лет заниматься этим в Грузии, три года в Ульяновске и вот сейчас в Казахстане.
Здесь мы прервемся. Надо дать возможность высказаться и другим. Начнем с Алма-Аты, куда Колбин был рекомендован первым секретарем ЦК КП Казахстана вместо Кунаева. Но события, развернувшиеся в первые же сутки, проведенные Колбиным на казахстанской земле, опрокинули все расчеты.
Молодежь Алма-Аты вышла на улицы. Она потребовала, чтобы институты власти в республике возглавил человек не со стороны, а свой, пусть даже и не казах. Тем, что произошло потом, занималась Комиссия Президиума Верховного Совета Казахской ССР, одним из руководителей, которой был народный депутат СССР Мухтар Шаханов.
В местной печати опубликованы результаты расследования, проведенного комиссией.

ДИАЛОГ С МУХТАРОМ ШАХАНОВЫМ, НАРОДНЫМ ДЕПУТАТОМ СССР
– Мухтар, вам слово, и хотя вы поэт, нам придется говорить о вещах не просто прозаических, но и очень болезненных. Для начала: где вас застали декабрьские события 1986 года?
– В Москве. Готовился к своему творческому вечеру в ЦДЛ, который должен был вести Евгений Евтушенко. Вечер планировался на 19 декабря. А за день до этого руководителей СП вызвали в ЦК КПСС и сообщили, что в Алма-Ате идут волнения на националистической почве и выступление Шаханова сейчас нежелательно. Пусть он, то есть я, объявит, что сломал ногу.
Вмешался Евтушенко. Позвонил в ЦК, сказал, что на вечер приглашены дипломаты и что всю ответственность он берет на себя. Со скрипом, но разрешили.
– Все прошло нормально?
– Не совсем. Во время вечера на сцену вышел молодой человек и стал читать протест против кровавой расправы в Алма-Ате. Я уже тогда догадывался, что не было никаких наркоманов и алкоголиков, устроивших якобы погромы в городе. Но у меня не было доказательств.
– Потом они появились?
– Да. Ко мне стали обращаться десятки, сотни людей. Они рассказывали, как все было на самом деле, они требовали, чтобы были названы истинные виновники декабрьской трагедии, а с народа было снято обвинение в национализме. Я собрал вокруг себя единомышленников, и мы проделали огромную работу, изучая хронику тех дней.
– Кто же, по вашему мнению, является главным виновником декабрьских событий 1986 года?
– Тоталитарная система. Властные функции которой были тогда у Колбина и его окружения, состоявшего главным образом из представителей ЦК КПСС, МВД и КГБ. Как свидетельствовал в записке нашей комиссии президент Казахстана, а тогда Предсовмина Нурсултан Назарбаев:
– “С самого начала и до завершения событий представители местного руководства республики были лишены возможности влиять на ход их развития. По существу, все решения, в том числе и о привлечении войск МВД, разгоне демонстрантов, принимались московскими руководителями за закрытыми дверями, в кабинете Г. В. Колбина. Правительство республики не имеет к ним никакого отношения”.
И еще: “Полное пренебрежение к мнению местных кадров подтверждает и тот факт, что кандидатура первого секретаря ЦК Компартии с членами Бюро ЦК не обсуждалась. О Колбине мы узнали лишь тогда, когда заведующий Отделом ЦК КПСС Г. П. Разумовский привез его в Алма-Ату”.
Колбин оказался неспособен понять, что казахской молодежью тогда двигали не наркотики и не алкоголь, а проснувшееся человеческое достоинство и желание быть услышанными. Они больше не хотели, чтобы ими командовал очередной залетный партийный функционер, 21-й по счету. И учтите, 18 вождей казахского народа были не казахами.”
– Но не исключено, что Колбин принимал решение о разгоне демонстрантов под давлением обстоятельств и не хотел кровавого исхода?
– Не надо быть наивным. Собрать в Алма-Ате войска численностью около десяти тысяч человек, дать им приказ очистить площадь – и рассчитывать, что все обойдется без крови… Причем он знал, что это за войска – части МВД, спецназа, подразделение со служебными собаками. Они действуют без церемоний. Даже курсантам алма-атинских военных училищ был дан приказ – обнажить саперные лопатки. Все делалось в соответствии с планом, разработанным в МВД на случай общественных беспорядков. План назывался “Метель”. Но и этого показалось мало. Руководством ЦК было дано указание вооружить рабочие дружины. В ночь с 17 на 18 декабря на нескольких заводах срочно изготовлялось примитивное оружие – обрезки арматуры, нарезались куски электрокабеля. На заводах работает в основном русскоязычное население. Представляете, что бы произошло, если бы рабочие дружины вступили в дело! Этого нельзя простить.
– Мухтар, теперь вам известны печальные итоги тех декабрьских дней. Скажите об этом.
– Трое были убиты в стычках на площади, в городе. Еще трое погибли в те же дни. И у нас есть основания думать, что к этому причастны органы МВД и КГБ. Есть подозрения, что после декабрьских событий в течение года органами МВД было произведено еще 58 захоронений без указания фамилий захороненных и даже без номеров. Хотя номера присваиваются, даже если труп не опознан.
Тысячи раненых. Многие тяжело. Сотни студентов были изгнаны из институтов. Преследование-”декабристов” продолжалось всю зиму; 99 человек были осуждены. Из них двое приговорены к смертной казни; от 1,5 до 15 лет получили 83 человека… Колбину регулярно докладывали о ходе судебных разбирательств.
– Вы пытались об этом говорить раньше?
– Да. Но мне затыкали рот. Обвиняли в том, что я разжигаю межнациональную рознь. Требовали документальных подтверждений каждого факта. Теперь у нас есть эти подтверждения. Но когда я пытался рассказать о случившемся в Алма-Ате I Съезду народных депутатов СССР, Колбин, который был главой нашей республиканской депутации, отказал мне в этом.
– Однако вы. все-таки выступили и рассказали?
– Да, когда этого потребовала целая группа депутатов. И когда я вынужден был обмануть Горбачева.
– То есть?
– Он спросил меня, о чем я хочу говорить с трибуны съезда. Я сказал, что об экологии. Горбачев кивнул: “Хорошо”. Он знал, что я работаю в комиссии по спасению Арала.
– А вы вдруг начали говорить о декабрьских событиях. О первой расправе сдемократическими силами…
– Да. Этого ждал мой народ. В перерыве мне в номер позвонил Колбин: “Мухтар, что ты наделал, ты меня убил”.
– Но, как выяснилось, он отделался легким испугом.
– Скажите, а вы когда-нибудь общались с Колбиным по другому поводу?
– Да. Однажды я пришел к нему на прием и попросил разрешить праздновать в Казахстане наурыз – это древний национальный праздник. Он разрешил. Я тогда подумал: как обрадуются этому казахи!
– Согласитесь, в этом есть что-то противоестественное: руководитель республиканской партийной организации разрешает народу отмечать его национальный праздник?
– Конечно, нелепо. Но это факт. Мы должны были спрашивать разрешения обо всем.
…Оставим на время алма-атинский период жизни Колбина. Попробуем выяснить, какой политический багаж он нажил в Ульяновске, куда был в свою очередь переброшен из Грузии.

УЛЬЯНОВСК. ДИАЛОГ С СОБКОРОМ ”ЛГ” Ж.Миндубаевым.
– Жан, как появился Колбин в ваших краях и с чего он начал свою деятельность?
– Геннадий Васильевич прибыл в нашу область в конце 1983 года. Привез его и представил Егор Кузьмич Лигачев. Чувствовалось, что они хорошо знают друг друга. Всем запомнился фрагмент его тронной речи: “Я восемь лет работал в Грузии – краю виноградников и не спился. Надеюсь, что и здесь выдержу”. Дело в том, что до него наш “первый”, по слухам из самых разных источников, был слаб по части Бахуса, почему, видимо, и был заменен трезвенником Колбиным. Но эта фраза прозвучала так, словно мы спали, и видели, как бы споить нового секретаря.
Антиалкогольная кампания стала одним из главных коньков Колбина. С его легкой руки были закрыты все винопроизводящие производства, практически ликвидирован выпуск пива. На Базарно-сызганском пищекомбинате, например, вино, приготовленное на импортных основах, было отправлено в переработку на кормовые дрожжи. Как из-под земли, явились созданные обкомом “партийные дружины”, ходившие по квартирам в дни праздников, свадеб, юбилеев и отлавливавшие тех, кто посмел нарушить режим. Все дни рождения рекомендовалось проводить под контролем парторганизации, профсоюза, комсомола. Практиковались коллективная слежка, “дружеские увещевания”. Были введены во всех райкомах так называемые “доверительные беседы”, где свой круг “шлифовал” сам себя – дабы быть безупречным. По этой же причине он заставил всех номенклатурных работников отказаться от приобретения садовых участков и автомобилей. Те страдали, но исполняли, таков был закон системы.

АЛМА АТА. ДИАЛОГ С СОБКОРОМ А. САМОЙЛЕНКО.
– Саша, твоя очередь. Вспомни обстоятельства появления Колбина в Казахстане.
– Никаких обстоятельств, собственно, и не было.
Он как с неба упал. Все мы понимали, что скоро у республики будет другой руководитель, люди, разумеется, примеряли на пост первого разных претендентов. Но никому в голову не могло прийти, что вопрос с “первым” в наше время решится способом импорта. За 18 минут руководителем ЦК стал человек, которого ни одна душа в республике не знала…
– Когда вы начали, понимать, какую жизнь обещают республике новации Геннадия Васильевича?
– Трудный вопрос… После декабрьского побоища всем нам – казахам, русским, немцам, уйгурам- всем казахстанцам быстро и с мощным пропагандистским напором стали вколачивать: во всем виноваты наркоманы, алкаши, националисты…
Последним гвоздем этой пропагандистской программы стало известное постановление ЦК КПСС в июле 1987-го, где повторялась версия о национализме. Полугода не хватило, чтобы понять – чушь это. Вообще прессинг Колбина был колоссальный. Изо дня в день – совещания, пленумы, пресс-конференции. Загудели созданные Геннадием Васильевичем многочисленные комиссии, координационные советы: по продовольствию, по борьбе с преступностью, по жилью… Всеобщий гипноз и эйфория!
– Ну хорошо, а позже?
– Позже – да, отрезвление началось. Когда все программы ушли в слова, эффектные заявления, внешне привлекательные инициативы. Мы все отчетливее начали видеть, что в реальной жизни мало что переменилось. Продовольствия больше не стало, преступность в целом росла, очереди на квартиру не уменьшились, диктат системы остался прежним. Но это тех, кто умел анализировать. А в народе долго еще жила наша исконная вера в доброго царя. Тем более так много было обещано.
– Что именно?
– Считай, все! Казахам Г.Колбин сказал: через год я буду говорить на вашем языке! И русских как бы приласкал: националистов-де изобличим, засилье казахов в вузах ликвидируем. А всем разом – до 1991 года все очередники (на январь 1987-го) получат квартиры, за полтора-два года завалим прилавки мясом, преступников на корню изведем. Приняты новации были и по части интернационализма: “Делайте все, что не разъединяет, а объединяет!” Никто, правда, не разъяснил каким образом это надо делать. Или: “Теперь каждый казах руководитель должен заботиться о русских, а русский руководитель – о казахах!” Красиво звучит. А немцы, уйгуры, корейцы – другие”младшие братья” стали спрашивать: кто из начальства будет заботиться о нас?!
В образ демократического вождя добавились и мифы типа – сам ходит в магазин, покупает молоко, поселился в обычном доме, личную охрану уволил. Впрочем, поговори об этом с бывшим управляющим делами ЦК-КП Казахстана Статениным, он тебе все расскажет – где мифы, где реальность.
Послушавшись совета, я стал допытываться у Андрея Григорьевича, насколько слухи о демократичности первого секретаря соответствовали действительности, ведь по своей должности управляющий обязан был помогать ему решать бытовые проблемы.
– Ему не было необходимости ходить по магазинам, семью Колбина снабжали со спецбаз. И вообще у него оказался повышенный аппетит на нестандартные решения своих бытовых проблем.
Я работал с Кунаевым. И знал, что тот как член Политбюро получал питание из Москвы с фельдъегерской связью в оцинкованных контейнерах. Что было, то было. Но Кунаеву при всех его барских замашках никогда не пришло бы в голову держать дома два десятка кур, чтобы питаться исключительно их яйцами.
– Как, кур прямо в доме?
– Нет, конечно. Просто при его резиденции был устроен специальный птичник.
– А где жил Колбин?
– Я показал ему бывшую дачу Кунаева, это рядом с городом. Там 11 комнат, кинозал, бассейн, спецсвязь, бильярд, помещение охраны. Он посмотрел, сказал, что все нормально. Только надо бы предусмотреть утепленный вольер для выгула собак и еще кое-что по мелочи.
Спустя какое-то время вызывает меня, говорит: хозяйственное управление Совмина сдает дом, приготовьте там городскую квартиру для первого секретаря. Остановились на пятикомнатной, в ней где-то около 170 квадратных метров полезной площади. Одну комнату он попросил переоборудовать в ванную, переделать там освещение. В квартире по его желанию поменяли обычный паркет на узорный, комнаты украсили – лепкой. Этажом ниже квартиру отдали охране, медсестре, повару. А в соседнем подъезде поселилась дочь Колбина с детьми, у нее тоже была квартира неплохая… Из-за этой квартиры у нас с Геннадием Васильевичем и возникла взаимная неприязнь.

– Вы были против предоставления квартиры Марине Геннадиевне?
– Такой квартиры – да. К тому же он потребовал выписать ей ордер без всяких документов.
…..Управделами Статенин подробно рассказал , как велись подобные дела при Кунаеве. Тот если и давал кому-то квартиру в обход очереди, то не боялся брать за это ответственность на себя, писал на чьём-то заявлении резолюцию и горсовет выписывал ордер. Колбин же никакого заявления от своей дочери брать не хотел и тем более – оставлять на сомнительных документах свои резолюции. Статенин упорствовал: будет резолюция – будет и ордер, не будет – извините. Колбин дважды посылал к управделами своего охранника требовать ордер. Статенин ни в какую. Но, конечно, же, в итоге все решилось в пользу Колбина.
Отношения их окончательно испортились после истории с самолетами. Я по простоте душевной поинтересовался: был ли у Колбина свой самолет?
– Нет,- ответил Статенин,- персональный самолет был положен только члену Политбюро. А Колбин к нам пришел рядовым членом ЦК. Впрочем, запросы у него были повышенные. Вызывает он меня как-то и говорит, что надо по воздуху перевезти его личные вещи. Точнее – встретить их, разгрузить и доставить на вместо. Договариваюсь с командующим погранокруга, чтобы тот прислал взвод курсантов для разгрузки (сказали, что вещей много), собираю 12 грузовиков, еду встречать. Приходит ИЛ-76Т, самый большой борт. Часа за два все выгрузили, увезли. Тем же вечером прибывает жена – Софья Ивановна Колбина с дочерью, тремя внуками и двумя собаками. Но уже на ТУ-134 и тоже специальным рейсом.
Едем на дачу. Там все приготовлено: ужин, цветы. Охрана приветствует. Для нее пришлось срочно помещение новое пристраивать. При Колбине четыре поста установили. Да и обслуге надо было где-то отдыхать…
Потом приходят в ЦК счета: за перевозку вещей первого секретаря – 29 тысяч рублей, семьи – 7 тысяч. Надо оплатить в трехдневный срок. Я иду к Колбину: что делать, Геннадий Васильевич, из каких средств платить? Он мне: не беспокойся, я разговаривал с Лигачевым, все в порядке. Звоню в Москву управделами ЦК КПСС Кручине: мы, говорю, на ремонт квартиры Колбина 33 тысячи убухали. Теперь вот 36 надо за самолет платить, что делать? Не знаю, говорит Кручина, решайте сами.
Вызывает Колбин: “Я же тебе сказал – будет указание Лигачева…” В общем, заплатил он за перевозку вещей 150 рублей, как за 5 тонн.
– Представляю, какие чувства должен был к вам испытывать Колбин после всех этих историй.
– Спустя несколько дней меня арестовали. Припомнили старую, еще 1981 года, историю, когда руководство республики приобрело для себя югославскую выставочную мебель. Кое-что купил и я. И несмотря на то, что полностью оплатил эту мебель, мне не простили. Сюда же приписали хранение без регистрации охотничьих ножей, факт дарения водителю ружья. Шофера тоже арестовали.
Но, странное дело, следователь на допросах выколачивал из меня признания не по существу предъявленного мне обвинения, а требовал, чтобы я рассказывал о связях Кунаева с Брежневым, о подарках, которые Кунаев делал Брежневу, о несуществующих взятках. В камеру мне подсадили стукача, который тоже пытался “расколоть”. А мне признаваться было не в чем. Мебель – да, был грешен. Но тогда нравы были такие, понимаете, время такое. За мои грехи дали мне 8 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Вскоре после суда покончила жизнь самоубийством моя жена. И мне, как ни просил, даже не дали с ней проститься.
Спустя полтора года попротесту Генерального прокурора СССР Верховный суд республики отменил статью о хищении, но вместо оправдательного приговора применил амнистию. Я считаю это несправедливым.

АЛМА АТА. ПРОДОЛЖЕНИЕ ДИАЛОГА С СОБКОРОМ
– Саша, как Колбин вообще проявил себя на фронте борьбы с преступностью?
– Бороться с преступностью, конечно, надо было. Но ведь это тоже преступление – еще до суда, а часто и до обвинительного заключения называть людей преступниками в докладах, газетных статьях! Так было со Статениным и с другими. Колбин предавал их гражданской анафеме задолго до суда.
То же по борьбе с пьянством. Бросил лозунг :”Очистим город от пьяниц! И давай органы хватать правого и виноватого. У тебя едва запах изо рта – в ЛТП, на выселение. Скольким жизнь сломали этой кампанией! Я говорил с прокурором республики Елемисовым. У него множество протестов лежит по этой антиалкогольной кампании.
А взять попытки Колбина вернуть государству награбленное. Ведь он лично ездил в хлопковые районы, уговаривал людей сдать похищенное. И сдавали. И не всегда те, кто крал, а те, кто был связан родством с расхитителями, или просто их односельчане. А потом кого-то за это освобождали от уголовной ответственности.
– Да, я помню, как Геннадий Васильевич упоминал об этом акте милосердия, когда его утверждали в Верховном Совете на должность председателя КНК. Полная юридическая абракадабра. Он ставил себе в заслугу собранные таким образом 12 миллионов рублей.
– Тут был волюнтаризм чистой воды. А хочешь еще один факт? Представляешь, ему вдруг в голову приходит идея – отстрелять в массовом порядке летящих над Казахстаном уток, чтобы накормить народ утиным мясом. Спасибо, “зеленые” шум подняли, не дали. А то отстреляли бы запросто.
Мне всегда было интересно знать, что чувствовал Геннадий Васильевич. Гигантская республика – 16 миллионов жителей, моря, целина, заводы-гиганты, угольные бассейны, 19 областей! Что уговорило его взвалить на себя этот тяжкий и совершенно неведомый груз? Я понимаю:партия поручила! Мы – солдаты партии!” Это мы слышали. А вот по-человечески?.. Страшно-то не было?
– Ну, а когда вы узнали, что Колбин собирается в Москву, что испытали?
– Слез не было. Да нас никто и не спрашивал – отпустим мы его или нет.
Первым секретарем был избран Нурсултан Назарбаев. Казахи не плясали от радости, русские не хмурились и тем более не пошли на площадь. Нормальное, всем понятное решение. Теперь говорят: надо было сразу его избрать, ничего бы этого не было.

* * *
Выступление Ельцина в поддержку Колбина решило дело. Подавляющим большинством голосов Колбин был избран председателем КНК СССР.
После этого триумфа я спускался по лестнице вместе с Геннадием Васильевичем. Рядом со мной шел сутулый седой человек с усталым, потухшим взглядом. Удивительно – он не радовался. Может быть, он тогда уже понимал, как трудно всю жизнь нести на себе бремя солдата партии.
…Вспоминая эту сцену, я спрашиваю себя: почему мы вращаемся в каком-то заколдованном кругу сплошных намерений? Не потому ли, что по периметру того круга стоят, крепко сцепившись за руки, эти еще не ушедшие на покой люди? Но у меня нет больше иллюзий. Пока они у власти – ничего не будет, никакой иной жизни, кроме той, что уже была и от которой мы никак не можем оторваться.
Хочу быть понятым правильно. Посвятив рассказу о жизни своего героя целую, полосу, я тем не менее не обвиняю его ни в политическом тоталитаризме, ни в иных грехах. Он такой, как они все, каким его выкристаллизовала жесткая система отбора и расстановки кадров. Иные просто не вживались в эту систему или, во всяком случае, не добирались до верх них ее этажей.
Но вот ведь парадокс нашего времени. Именно Колбин и такие, как он, взялись за осуществление революционных преобразований, которые должны были, по идее, сокрушить структуру их же власти. Не впадаем ли мы в ребячество, полагая, что такое в принципе возможно?!
Теперь основное. Новая политика должна делаться новыми людьми, несущими новые идеи и новую нравственность. Согласитесь, странно требовать от “Запорожца” мерседесовских скоростей.
(“Литературная газета” от 28 ноября 1990 г.)