Виктория Чернышева
Легендарная группа “Чайф” отметила свое 30-летие традиционно – грандиозным концертным туром по российским городам. Ульяновск стал 22-ым по счету в списке юбиляров. Накануне концерта лидер “Чайфа” Владимир Шахрин рассказал о родном Екатеринбурге, оранжевом настроении и о том, стоит ли ожидать от рок-музыки чего-то нового.

Можно ли ожидать в ближайшее время появления нового всплеска, ярких рок-групп в рок-музыке?

Владимир Шахрин: В рок-музыке, я думаю, вряд ли уже может произойти яркий всплеск. Ее время – это вторая половина – конец XX века. Точно так же, как время джаза – первая половина XX века, и именно тогда все было придумано – лучшая музыка, лучшие артисты, сформированы жанры. Сейчас же просто есть хорошая джазовая музыка.

С роком то же самое: все уже придумано и все, что можно, уже появилось. В XXI веке будут хорошие исполнители, они будут клево играть на гитаре, но нового не придумают. Я очень жду следующее поколение принесет что-то свое, может быть, это будет сплав культур, или совершенно что-то новое. Это должно случиться.

Почему в своем время прорыв в рок-музыке произошел, помимо столиц, именно в Екатеринбурге?

Владимир Шахрин: У нас я до сих пор я могу насчитать 15 очень хороших групп, которые играют в самых разных жанрах. На наш фестиваль, заявки присылают по 400 групп со всей страны, и 200 – это Екатеринбург. Парней с гитарами на улицах я вижу много.

Я не очень понимаю, почему это случилось. В принципе, рок-музыка – это музыка больших индустриальных городов, где свои темпо-ритмы. Вряд ли такой всплеск мог случиться в маленьком, спокойном, купеческом, провинциальном городе. Екатеринбург тоже провинциальный, но это “машина” по своей архитектуре, заводам, фабрикам, традициям.

Вы так и живете в родном городе. Не было ли соблазна попытать счастье в Москве?

Владимир Шахрин: Есть десятка два музыкантов, групп, кто уезжал в столицу и просто “испарился”. Они были в Екатеринбурге заметными, на них начали ходить люди, о них говорили, показывали по местному телевидению. Но после уезда их больше никто не видел. В этом “болоте” я их периодически встречаю – кто-то играет у Стаса Пьехи сбоку на гитаре, кто-то на барабанах у Олега Газманова. В лучшем случае, на заднем плане, на разовой работе. А остальные вообще в музыкальных магазинах продают гитары, демонстрируют свою виртуозность.

Ничего сопоставимого со “свердловским” периодом у тех, кто уехал, увы, не случилось. Они, оторвали себя от естественной среды обитания, от своего города. Именно поэтому наш тур называется “Рожденный в Свердловске”. Мы много говорим о своем городе, показываем его, хотим, чтобы зрители попали на наш день рождения именно в наш город и поняли, почему мы там живем. Это Екатеринбург сформировал группу “Чайф”, она такая, потому что мы живем там.

Какое настроение у вас бывает помимо знаменитого “оранжевого”?

Владимир Шахрин: Для меня оранжевый цвет очень многогранный. В конце концов, в некоторых странах в оранжевый одевают особо опасных преступников. Пожар – тоже оранжевый, и дети рисуют оранжевое солнце, есть оранжевые апельсины, с которыми совершенно другие ассоциации. Поэтому “Чайф” находится в широкой амплитуде по настроению. Мне не тесно в нем.

Хотя… Мы решили выпустить переиздание старых виниловых пластинок, и мне прислали макет с предложением, как это оформить. Дизайнеры – халтурщики! Они идут по самому простому пути: а давайте все закрасим в оранжевый цвет, и им должно понравиться. Но меня уже тошнить скоро будет от этого (смеется). На самом деле, мы оранжевым цветом не злоупотребляем, у нас его немного даже в самой песне – это всего лишь одна строчка.

Наверняка после очередного неудачного матча нашей футбольной сборной вас просят написать “продолжение” еще одной знаменитой песни – “Аргентина – Ямайка”…

Владимир Шахрин: Да, практически после каждого значимого матча по хоккею, футболу и другим видам спорта… При желании, наверное, можно было бы выпустить целую пластинку.

Вообще, в “Аргентине – Ямайке” слова “футбол” нет. Есть много песен, которые воспевают спортивные победы, а мне пришло в голову спеть о том, что победы бывают не всегда. Я увидел в 1998 году, будучи в Париже, этих ямайских пацанов, и понял: вот же она, эта эмоция, эта музыка. Я тогда даже не знал, что эти две команды играют: поездку в Париж нам подарила группа, денег на то, чтобы ходить на футбольные матчи у нас не было. Мы просто гуляли, и я увидел сначала аргентинских, а потом ямайских болельщиков.

Вы как-то помогаете начинающим музыкантам?

Владимир Шахрин: Мы 15 лет делаем фестиваль “Старый новый рок”, и никакой лучшей помощи молодым я представить себе не могу. Даем людям возможность выступить. Есть рекламная компания, фестиваль с именем, сцена: выходи, вот твои 20 минут, сделай так, чтобы завтра все начали говорить об этом. Все остальное от лукавого.

Никакого продюсерского центра у нас нет, продвижением мы не занимаемся. Я, честно говоря, не очень понимаю эти конкурсы, когда за месяц делают “главного артиста” страны. Не получится – ровно на этот месяц он будет главным артистом, но ему все равно придется пройти свой путь, сформировать свою публику, и если он достоен, он станет главным.

Мне кажется, группа должна начинать играть в самом задрипанном пабе, чтобы туда пришло сначала 20 человек, потом 50, потом клуб бы начал ломиться от людей. И чтобы пришли люди из более крупного клуба и сказали: А давай-ка к нам, мы тебе даже денег заплатим, чтобы ты у нас играл”. Что, собственно говоря, произошло с группой “Битлз”.

До 1992 года мы варились в собственном соку, это была любительская группа свердловского рок-клуба, но мы научились делать шоу. В этот момент у нас появились Дмитрий Гройсман, Илья Спирин, и это стало шоу-бизнесом.

Если не музыкантом, то кем вы еще могли бы стать?

Владимир Шахрин: Альтернатива всегда была. Когда у нас была школьная группа, я представить себе не мог, что это станет моей профессией, и я буду заниматься только этим. Это даже не обсуждалось. Нам просто нравилось быть парнями с гитарой.

После школы мы всем ансамблем поступили в единственное заведение, куда мы могли поступить вместе – Свердловский строительный техникум, потому что там работали мои дедушка и мама. И сразу начали репетировать, чтобы сыграть на студенческих танцах. Потом нас забрали в армию, мы все женились, надо было думать о квартире… Я пошел работать на стройку, где отработал восемь лет, заработал сначала комнату в коммуналке, а потом получил двухкомнатную квартиру в МЖК. И мы начали играть, как в нашей песне, “чтоб не сойти с ума и не опухнуть”.

Получилось так, что родилась идея свердловского рок-клуба, мы очень хорошо выступили на первом фестивале, стали его открытием, город о нас заговорил, и нас начали приглашать в другие города по бывшим комсомольским каналам… Но стать мы могли кем угодно.

Для меня не было бы трагедией, если бы я не стал музыкантом. Я не считаю, что это моя миссия, предназначение сверху. Просто повезло, что я занимаюсь любимым делом.