Скотомогильник

Не жертвоприношение здесь было.
Огромно поле, словно бы страна.
Кто здесь живой? Кругом одна могила,
Глубоким снегом вся занесена.

Что значит жизнь, коль обречён на гибель,
Если тебя на гибель обрекли?
И кто есть ты? Всего лишь чья-то прибыль,
Шуршащие, как будто змей, рубли.

Мычать в тоске или реветь от боли,
Мотать в недоуменье головой,
А кончится вот так – большое поле,
Что знать не знал, пока ты был живой.

Враги, быть может, здесь справляют шабаш?
Да нет – свои. Но твой ли это дом?
За равнодушье злоба вышла замуж.
Сейчас гулянка, а убой потом.

Здесь не расти ни клеверу, ни злаку,
Берёзки не поднимутся легко.
Лишь лес костей, подобно буераку
Мерещится, как призрак, далеко.

Венеция

Зелёной Адриатики вода,
Как склянка яда… Осип, это ты ли?
Вот так всегда приходит к нам беда:
Неслышней сна и невесомей пыли.
Оплавилось муранское стекло
И волны затопили площадь Марка.
Уж не до жиру. Выжил – повезло.
Живи, поэт. Но как же жить огарком?
Вокруг венецианский карнавал –
Одни лишь маски. Даже и не пробуй:
Никто еще ни разу не узнал
Какую маска там скрывает злобу.
Кинжал и яд. Обман и клевета,
И смерть как спесь плывёт сейчас в гондоле.
И это – день, а что, коль темнота?
Но кто же жить средь них тебя неволил?
Как лабиринт сплетенье улиц тех,
Где ты искал к спасению дорогу,
А за плечами чей-то гадкий смех…
Но вот и свет. Ты вышел. Слава Богу.

**
Не знаю, это ли призванье,
Но я опять пишу стихи,
Как будто отдан на закланье
Я самой властной из стихий.
Здесь ничего не переделать,
Переиграть, назад вернуть,
Пусть даже что-то не умело
Или с ошибками чуть-чуть.
Наверное, всё это важно
И на весах всех запятых
Что будет весить лист бумажный
Без рифм и сложных и простых?
Всё брошено и позабыто,
Но можно ли их не писать,
Когда чело венком увито,
Когда открыты небеса?

***
Из пункта А до пункта Б,
И только, только так,
Чтоб не менялось там в судьбе,
Держать как прежде шаг.
Так истина всегда пряма,
А ложь всегда крива.
Меж пунктом Б и пунктом А
Лишь правда и права.
А рядом В и Г, всегда
К себе они зовут
И кажется, что не беда
Чуть изменить маршрут.
Но предсказуемость прямой
Сменивши на зигзаг,
Кого б винил ты, мальчик мой,
Что запропал за так?

***

Весна так много обещала!
Она текла водою талой,
И к лету пролагала путь.
Казалось бы, ещё чуть-чуть
И отворятся в рай ворота,
Где до сентябрьской позолоты
О скуке сонной позабудь.
Не золото – лежат повсюду
Июльских изумрудов груды,
Зелёный царствующий цвет.
Там летний нас зовет завет
Поверить в силу расцветанья
Принять июльских гроз посланье,
Идти за вечным ветром вслед.
Не ангелов, а пчёл круженье,
Не грозный глас, а гроз биенье,
Не искушенье, а во всём
И ночью краткой, долгим днём
Сплетенье жизни бесконечной…
Вот что сулил апрель беспечный,
Вот что мы помнили о нём.
Дни шли как будто бы поэмы,
Здесь только камни были немы
И рифм висела спелых гроздь
И вечер заходил как гость
И ночью пели нам зарницы
И были добрыми все лица
И как бы мы прожили врозь?

***
Вдалеке толи дождь, толи дымка,
Время к ночи – и не разберёшь.
Кони встали и лишь невидимка
На тела насылает их дрожь.
По вечерней росе ходят блики
И травинка любая сейчас
Словно пращур уже безъязыкий
Снизу смотрит, не видя, на нас.
И ни шаг видно больше не сделать,
Ни назад, ни, куда уж, вперёд,
Лишь прохлада касается тела
И тепло наше медленно пьёт.
Всё застыло. На небе ни птицы.
И зачем это нам тишина
Предлагает, как знахарь, забыться,
От живых что же хочет она?
Нет, не дождь, это лишь наважденье,
Это жизней не наших, других
Перед нами вдруг выросли тени
И случайно мы встретили их.

***
Как будто гладь океана,
Или алмаз без изъяна,
Как будто смертельная рана,
Комета над головой.
Не больше, не меньше чем надо,
В руке без чеки граната,
Крещендо прощального взгляда,
Мысль: «Я ещё живой».

**
Когда уходит лето
От нас в небытиё,
Дыхание своё
Оно даёт поэту.
И бродит словно хмель в нём,
И всё горит заря
Средь грязи октября
И в феврале метельном.
Плодов рожденья сила!
Пусть по дорогам строк
Вдруг пожелтел листок,
Дождём заморосило,
Всё это ничего,
Не скособочат строчки:
В нём до последней точки
Дыхание его.
Прощание с летом
1
Ворон, что ли, кружит надо мною?
Или это не ворон, судьба?
Ветер стонет басовой струною
Иль архангела это труба?
Здесь сегодня кончается лето,
И как Бога творенье, один
Простоял бы я так до рассвета
Среди этих молчащих равнин.
Словно старую сказку я слышу
О летящей за счастьем стреле,
Вот и ворон спускается ниже,
Что же ждёт меня здесь, на земле?
Он-то знает, чего я не знаю,
Что ему и судьба и стрела?
Лето вышло к последнему краю
За пределы печали и зла.
2
Когда от нас уходит лето,
Сказать прости ему не просто:
Словно корнет снял эполеты,
Иль словно ночь, а где же звёзды?
Как будто бы украли что-то,
Как будто счастья нас лишили,
Как будто дальше лишь заботы,
Как будто мы напрасно жили.
Есть непреложная граница,
Что пролегла неслышной тенью
И надо нам посторониться
Чтоб не мешать его движенью.
Оно туда, где предков земли,
Нам неприметные отсюда.
О, лето, напоследок внемли,
Яви нам милосердья чудо!
Но нет: оно уходит дальше,
Лишь дождь порой, да ветер хладный,
И надо было плакать раньше.
Ты слышал? Знаю. Ладно? Ладно.
***
В этой лежит колыбели
Новая осень, ребёнок.
И листья ещё не желтели,
И птиц ещё говор звонок.
Что будет, откуда знать ей?
Но я-то мудрей и старше,
Я знаю, что желтое платье
Девчонка наденет дальше.
И будет она кружиться
В порхающем листопаде,
И к югу потянутся птицы
Ровно, как на параде.
А дальше пустые грёзы,
Старость придёт и лохмотья,
И будут холодные слёзы
Стекать по гнилой позолоте.
Прошамкает что-то глухо
Нам ветром тяжелым уныло,
Замолкнув навек, старуха,
Не вспомнив о том, что было.
Но я-то запомню это,
Что будет так, не иначе,
И пусть ещё словно лето,
Но сердце уж тихо плачет.

***
Коль бьются боги и титаны,
Что требовать от человека?
Тут сразу смерть, какие раны?
Тут сразу труп, а не калека.
С Олимпа молнии и громы,
В ответ наверх швыряют скалы,
И как пылинка невесомый
Пред ними человечек малый.
Но хочется вступиться тоже
В кровавый бой, святой и правый,
А человек, ну что он может?
Исправит ли он мир лукавый?
Но рвётся, рвётся он из дома,
Помочь добру, возвысить голос,
Пусть миру правда не знакома,
Но правды он посеет колос.
Так он надеется упрямо,
Себя он убеждает здраво,
Но хрустнут кости, вздрогнет: «Мама!»
И всё. Но жалко его, право.

Танго

Да, да, да, это танго.
Не отшвыривай манго.
Ты теперь обезьянка.
Танцуй!
Это только завязка,
Это, может быть, ласка,
Ты попробуй как вязко,
Целуй!
Скоро снова по клеткам,
Вновь к рванью и объедкам
И к старухам-кокеткам.
Не так?
Ну и пусть ты недужен,
Твой костюм отутюжен,
Прыгай, прыгай по лужам,
Дурак!

***
Рассыпался рис, суп прокис,
Но это уже и не важно.
Взгляни-ка в окно: Дионис
В наш дом входит многоэтажный.
У бога в руке его тирс
Листом виноградным увитый,
Он словно бы из-за кулис
На сцену выходит открыто.
Вакханки, танцуя, за ним
Идут неразлучные следом…
Не бойтесь, он лишь за одним
Пришел, он пришел – за поэтом!
Он даст ему право взглянуть
На истину мира однажды,
Чтоб тот утолил хоть чуть-чуть
Поэзии страстную жажду.

Новая жизнь

Этот лёгкий морозец с утра –
Октября неумелая ласка.
Ещё пятнами жёлтая краска,
А уж снега приходит пора.
По земле, по траве иней лёг,
Это так неожиданно стало,
Но тончайшее то покрывало
Нам соткать разве август бы смог?
Зря страшились, что лето уйдёт,
Что за ним лишь безмолвие мрака.
Посмотри, как красиво, однако, –
Новой жизни приходит черёд.
Да, другой, но своя красота
Есть и здесь, в это утро хотя бы.
И мороз тот, пока ещё слабый
Открывает нам вдаль ворота.

***
В эти дни ожидания снега,
Когда замерло всё, почему
Одинокость и тлен человека
Больше невыносимы ему?
Может быть, всё вокруг слишком серо,
Слишком пусто и слишком мертво
И аллея притихшего сквера
Не красуется больше листвой?
И наглядная тщетность усилий
И надежды на счастье тщета
Нам ворота туда отворили,
Где одна только лишь чернота?
Или ветра слепые порывы
Нам напомнят нежданно о тех,
Кто когда-то как мы были живы:
Обо всех, кто любим, обо всех.

***

Где твоя Родина, ветер,
Где твоя Родина, ночь?
Как погремушкою дети
В окно стучат капли эти,
Что нам подарил летний дождь.
Иль знак подаёт здесь нам кто-то –
Из камеры в камеру стук,
Но проку что: прочны ворота,
На каждого – стражи два взвода,
Такие дела, милый друг.
Что б мог Прометей рассказать нам
О видах Кавказских, о тех
Что взору туриста приятны?
Снег скрыл уже красные пятна,
Но печень-то вся из прорех.
И кто не кричал здесь «Осанна»,
Не требовал дальше: «Распни!»:-
Все в землю легли безымянно
Как зерна, как дождь – без обмана.
Так в чём же виновны они?

***
Почему нас так радует снег,
Почему листопад нас печалит
И молчит, присмирев, человек
Когда осень уже не в начале?
Что такого в замерзшей воде,
Что к земле летит неторопливо?
Да и жухлость листвы не к беде,
И что значит – природа красива?
Всем себя человек раздарил
Напоил, словно кровью, собою
И остался, ничтожный, без сил
Пред бедою ничтожной любою.
И он просит: «Пришёл мой черёд,
Мне верните хоть часть, что когда-то
Вам я дал, не прося наперёд
Ни процентов, ни просто возврата.
Погибаю один на один
Я с какой-то неведомой силой…»
И в ответ, словно он её сын,
В след метель ему заголосила,
И его услыхала сосна
И его увидало светило,
Словно, вправду, была им дана
Его чувств необъятная сила.
И идут, возвращаясь, к нему
Его радость, печали и горе
Чтоб ему больше не одному
И в величии быть и в позоре.

Кузнецов Валерий Николаевич, известный ульяновский поэт, член Союза русских писателей (Ульяновск) и Союза писателей России. Доктор исторических наук.