Русская сказка

В прорехах рубища дубравы
Змеиный посвист сквозняков.
Деревья дремлют, как удавы,
Оцепенев от холодов.

Покрыта сыпью снежных крошек,
Дрожит пожухлая трава.
И сброшенной змеиной кожей
Шуршит опавшая листва.

Крадётся время снеговея,
И застеклил речушку лёд.
Оживший пень — двойник Кащея
На берегу царевну ждёт.

Он для красавицы хрустальный
Гроб у мороза заказал.
И первой вьюги величальный
Объявлен в честь царевны бал.

Из мглы полей, из чащи леса
Слетелись, воя и кружась,
На бал уснувшей девы бесы.
И грянул вьюжный перепляс.

Сошлись все нечисти земные,
Всклубились вихрем средь полей.
И понеслось по всей России,
Ликуя, праздненство чертей.
Их ликованье будет длиться,
Пока царевна подо льдом.
Пока Кащею русский рыцарь
Не срубит голову мечом.

И рухнет тьма, и солнце глянет.
Зима перед ним отступит вспять.
И на земле весна настанет,
Зазеленеет всё опять.

Во всей России сгинет нечисть.
Царевна встанет изо льда.
И зло земное канет в вечность.
И не вернётся никогда.

К юбилею Карамзина (6-й отрывок)

История России не погост,
Для русского она живая книга,
Как, спотыкаясь, шёл державный рост
Всего, что есть, от мала до велика.

Он оживил минувших лет теченье,
И мысль свою направил в высоту.
Вся от истоков Русь пришла в движенье,
Ход набирая, от листа к листу.

И оживала под пером бумага,
Чтоб прошлое не стало мёртвым сном.
Не ведая пристрастия и страха,
Поведал нам историк о былом.

От книги к книге мощь державы крепла.
И озаряя миллионы лиц,
Слова встали из огня и пепла,
Герои поднимались из гробниц.

История России величава,
Как Божий храм, который Карамзин
Возвёл трудом монашеским один,
Чтоб воссияла русская держава.

Видение Иоанна Васильевича

Потемнев лицом, что морёный дуб,
Иоанн сидит,
Тяжело глядит он за земщиной.
Ало складка губ
Под усы бежит змейкой-трещиной.
Не утешится сердце вещее —
Ни вином хмельным,
Ни наветом злым…

Пир гудит-шумит,
Пьет и млад, и стар,
В головах угар,
А в сердцах пожар…
Вдруг услышал царь
Шепоток в ушах.
Обуял его небывалый страх.

«Не почестен пир –
Воровской стан.
Каждый сладко льстив,
А душой поган.
Послетались на пир
Злыдни – вороны.
Разлетятся кровянить
Отчи стороны.
Ой, заплачет Русь,
Мать заплачет.
Всех опричина заест,
Особачит.
И калики побредут –
Дайте корочку…
И царевича убьют,
Дмитрия… ребёночка…»

Как взвопил Иоанн:
«Дьявол, дьявол – прочь!
Твой отец – обман,
Мать – сырая ночь.
Сгинь! За кровь
Я душой плачу.
Богу дать ответ
Я за всё хочу…»

И выходят все.
Солнце клонится.
И кресты церквей в тьму хоронятся.
Стынет воск свечи на резном столе.
Звёздный луч блестит в голубом стекле
Слезой пьяного.
Бог простит его окаянного…

Александру Никонову

Не тяготит мне душу ремесло
Поэзии, хотя я понимаю,
Что всех поэтов русских унесло…
Я опоздал. И взглядом провожаю
Кибитку с Пушкиным, она уже далече,
В созвездьи Лиры. Вьётся Млечный след.
Поток времён бесстрастен, бесконечен.
И мне не повторить твой путь, поэт!

Где утро русское, воспетое тобой?
Державы полдень минул. Скоро вечер.
А там уж близко сумерки России.
Жаль не дано тебе повелевать судьбой.
Но гений твой коснулся крайней тьмы,
Пред коей все пути кончаются земные,
Где души проданы, ослеплены умы…

Какая грусть поэтом быть заката
Страны и унижения святынь!
Следы необратимого распада
Видны на всём, куда свой взгляд не кинь.
Давным давно мы тлеем – не горим.
И жаркие мечты о вольности чуть живы.
Иссякли благородные порывы.
Мы слову чести верность не храним.

В нас пушкинского так ничтожно мало.
Он был от солнца, мы – от полутьмы.
Наш порох отсырел, и нет запала,
И цели нет, куда б стремились мы.

Но Пушкин с нами. На исток дорог
Он возвращает Русь в пророческом прозрении.
Пока с народом здравый смысл и Бог,
То есть всегда надежда на Спасение.

Скажи, зачем мне воля и покой…

Во тьме ночной высокая звезда,
Ты для меня удача иль беда?
В какую даль зовёшь тревожным светом,
Не говоря о будущем при этом?

Ты шепчешь мне, что должен я всегда
Стремиться без раздумий в никуда,
Что души, прозревающие снами,
Все будут счастливы всегда в небесной яме?

Скажи, зачем мне воля и покой
Там, где с моей вполне земной тоской
Не стоит даже близко появляться –
За Гамлета сочтут иль за паяца?

Нет, буду обречён я зрить с высот
Пустыню вместо отчей стороны,
И к Господу взывающий народ
Вослед вождям, сбежавшим из страны.

И будет падших мучить боль и страх.
И вымрут все, кто прожил жизнь впотьмах.
Но вновь пробьют урочные часы,
И выйдет их глубин веков монах,
И Храм воздвигнет на Святой Руси.

Баллада о тополе

Отец в день рождения сына,
Который единственным был,
По доброй примете у тына
Весной тополёк посадил.

От влажной и жаркой погодки
Стал саженец рост набирать
« Пусть вместе растут, одногодки», —
С надеждой промолвила мать.

Шли годы, и тополь поднялся,
Полсолнца листвой заслонил.
Сын ростом с отцом поравнялся,
И вьюгу в душе ощутил.

Он грезил о шумных столицах,
Свершеньях во имя добра.
С ветвей тополиных синица
Манила его за моря.

Сын выбрал мечту и дорогу,
Простился, и в мире пропал.
Молился дорожному богу,
И детство своё забывал.

От сына ни слуху, ни духу.
Всосал его жизневорот.
Снесли на погост мать-старуху,
Отец поджидает черёд.

Он часто сидит, отдыхая,
На лавочке, солнышку рад.
По-детски лепечет, играя,
Листва молодых тополят.

Я ехал голой степью

Я ехал голой степью, чтобы вновь
Увидеть солнцем выжженные дали,
Где россыпи сайгачьих черепов
Песком сухие ветры шлифовали.

…В тяжёлых тучах спряталась луна.
Спустилась тьма, похожая на тину.
Мотор заглох, и пала тишина
На ровную столовую равнину.

По-пёсьи обострилось вдруг чутьё.
Пороховою плесенью пахнуло.
Вцепились пальцы в потное цевьё.
И тьму вокруг обнюхивали дула.

Вдруг хрустнуло… Вдруг кто-то пробежал…
И снова тьма, и тишина, как в яме.
— Я вижу их, — водитель прошептал. –
Свети! Да не туда, а вдаль и прямо!

Семь мощных фар, семь ярко белых стрел
Насквозь пронзили окруженье мрака.
Взревел мотор, и начался расстрел
Ослепших и беспомощных сайгаков.

…Я ехал голой степью, чтобы вновь
Увидеть солнцем выжженные дали,
Где россыпи сайгачьих черепов
Песком сухие ветры шлифовали.

Пришла пора прощаться с летом

Пришла пора прощаться с летом.
В прореху облачных завес
С небес плеснуло зябким светом
На вспыхнувший листвою лес.

Но он не вызвал оживленья
Роскошных бабочек стрекоз,
Ни щебетанья-свиристенья,
Ни пенья птиц не раздалось.

Свет предосенний строг и ясен.
В нём нет тепла, а только свет.
И дуб раскидистый прекрасен,
Хоть в нём весенней силы нет.

И нет во мне весенней силы,
Но я гляжу вокруг светло.
И понимаю: лето было,
Хоть календарно не прошло.

Прекрасны дни прощанья с летом.
Когда из облачных завес
Плеснёт внезапно зябким светом
На вспыхнувший листвою лес.

До этого Земля была чиста

Мой древний отчий дом, моя Земля!
Вселенский холод жизнью согревая,
Лети, лети, цветением пыля —
Какая есть, такой и принимаю.

Так думал я когда-то, но сейчас
Догадываюсь (критик, спрячь ухмылку):
Бог создал землю в свой урочный час,
Как грешникам со всей Вселенной ссылку.

До этого Земля была чиста,
Век Золотой царил на ней, чудесный.
Здесь можно было с чистого листа
Судьбу начать, но грянул век Железный.

Явились люди разные во всем:
По племени, по расе, цвету кожи,
По языку, по вере, и лицом
Не схожие никак друг с другом тоже.

Со всей Вселенной грешники, все здесь
Продолжили былые прегрешенья.
Не стало на Земле святых чудес –
А явью стали клятвопреступленья.

Все начали друг с другом воевать.
Во многих зверь насилия проснулся.
Господь им волю дал себя познать.
И до поры Спасенья отвернулся.

Утреннее размышление о поэзии на рыбалке

Я бросил горсть прикормки. Закипела
Вода от жора рыбьей мелюзги.
Над речкой чайка с криком пролетела.
Шипели на прохожих гусаки.

Привсплыв над рощей медленно и жарко,
Диск золотой расплавом полыхал.
Июньский день, безоблачный и яркий,
Под писк стрижей торжественно вставал.

Начался длинный день земного лета.
На русской широте — пора тепла и гроз.
И всё-таки вокруг мне не хватает света,
Такого, чтоб прозреть себя насквозь.

Душа поэта — для него загадка.
Она то в нём, то вне его живёт.
Лишь иногда нашепчет стих украдкой,
И бабочкой весёлой упорхнёт.

Куда она исчезнет, неизвестно.
Но знаю, что пока я буду жить,
Она ко мне вернётся с новой песней
Чтоб жизнь поэта ею оживить.

Поэт почти рыбак, он ждёт поклевку.
Мой поплавок притоплен, не видать.
И я не сплоховал – подсек и ловко
Стихотворенье написал в тетрадь.

Кто русский есть

-1-
Славянские ль ручьи сольются в русском море?..

Решит ли Русь свой роковой вопрос?
Иль не найдёт согласья в братском споре
На радость тем, кто кинул украинства кость,
Чтоб из народа сотворить народы,
Раздуть вражду меж ними, чтобы злость,
И даже ненависть, перечеркнула годы
Спасительного братства во Христе
Слепым грехопадением в свободы
Утратой правды и блужданьем в пустоте.

-2-
Нестойка Украина, как тростник,
Колеблемый то Западом, то нами.
Но я не верю, что в какой-то миг
Враждебными мы станем племенами.

Ведь мы равны в несчастиях своих –
Развал Отечества, и правда воровская.
И вера в то, что из краёв чужих
Нас явится спасти судьба чужая.

Она пришла – и запылал Донбасс.
И ложь, и гнёт равно терзают нас.

-3-
Мир все прошёл этапы бытия
От рабства и почти до коммунизма.
Все классы общества исчезли. Вижу я
Народ полуживой в поруганной Отчизне.

История России – не погост.
Она, и в этом больше нет сомненья,
О русском единении вопрос.
Он должен быть решен без промедленья,
Вопрос вопросов, русскими людьми
На поле от Одессы до Перми,
От Чопа и до бухты Провиденья.

-4-
Кто русский есть и как им быть?
Про это надо знать и говорить
Ни немцам, ни татарам, ни евреям,
А нам самим – и проще, и смелее.

Как русским стать тому, кто по природе русский,
Но объяснить не может, кто он есть
Ни самому себе, ни недругу, ни другу?
Он ведает одно: гнетёт его болезнь
«Тоска по справедливости», и муку
Считает он за сокровенный смысл
Стоянья человека перед Богом.
Познанье правды станет тем итогом,
К которому его стремится жизнь.

Кто русский есть – вопрос души:
Что для неё всегда всего святее?
Кто в правде жив и мёртв во лжи,
Тот русский есть, и нет его руссее.

СОЮЗ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ, УЛЬЯНОВСК