Михаил Капитонов живет в Самаре. В свои выходные он приезжает в Ульяновск и водит экскурсии по городу. Работая вместе с архитекторами Александром Капитоновым, Виталием Самогоровым, Валентином Пастушенко над изданием книги о советской архитектуре «Юбилейный Ульяновск», он по-новому оценил культурное достояние того периода и теперь делится своими знаниями с горожанами. Для корреспондента РП Михаил провел особую экскурсию по самым интересным местам Симбирска-Ульяновска.

Мы стоим на улице Гончарова перед зданием театра кукол. Рядом бывшая редакция газеты «Ульяновская правда». До революции это был доходный дом купчихи Зеленковой. Эти два здания построили два архитектора, оставившие наиболее яркий след в судьбе нашего города, — Август Шодэ и Федор Ливчак.

– Лицо Ульяновска формирует, по сути, архитектура двух периодов: модерн начала ХХ века и советская архитектура 70-х, — начинает свой рассказ Михаил. — Именно сочетание этих двух пластов делает город уникальным и узнаваемым. Присутствует и архитектура других эпох, но ее не так много. Мы находимся рядом с бывшим доходным домом купчихи Зеленковой — первым зданием, построенным по проекту Ливчака в Симбирске. Федор Осипович Ливчак приехал в Симбирск по приглашению земской управы. Ему было тогда 28 лет. Он сделал стремительную карьеру. На Большой Саратовской (ныне улица Гончарова) он построил многоквартирный доходный дом для купца Зеленкова. Чуть позже Зеленков заказал ему проект еще одного здания — доходного дома с синематографом «Ампир» (ныне кинотеатр «Художественный»).

«Ампир» был первым в городе кинотеатром и самым современным по технологиям зданием. В нем впервые были применены железобетонные перекрытия. Была даже автономная электростанция во дворе.

– Вообще Ливчак оказался талантлив сразу во многих сферах. По его проектам построено больше 50 зданий. Он проявил себя как замечательный чиновник, работая на должности сначала городского, а затем губернского архитектора — и одновременно как изобретатель, человек науки и бизнесмен. Он разработал новую строительную систему и придумал новую технологию — крупнокаменное пожаробезопасное строительство. Построенный на этой системе бизнес приносил неплохой доход, — говорит Капитонов.

– То есть он построил завод, а потом проектировал здания из огнеупорного камня?

– Это были параллельные процессы. В 1908 году нужно было массово строить школы, воплощая курс на всеобщее просвещение. Земская управа поручила это Ливчаку. Ливчак создал в Симбирске лабораторию строительных материалов. Через несколько лет он начал внедрять технологию строительства из пустотелых бетонных камней. Построив себе дом из таких камней, Ливчак на собственном примере доказал, что это эффективно, экономически выгодно и что материал по своим свойствам не уступает кирпичным домам. Бетонные блоки получались очень прочными, они не боялись влаги, их можно было не покрывать штукатуркой и финальной отделкой. И при этом материал был относительно дешевый, даже крестьянин мог позволить себе такой дом. Ливчак создал школу огнеупорного строительства, которая выпуская порядка 20-25 специалистов в год. К сожалению, в революцию школа перестала существовать, а технология была утрачена.

Мы постепенно переходим на улицу Льва Толстого и останавливаемся перед зданием УлГУ. До революции это был поземельный банк.

– Революционная буря прервала очень многие технологии, — размышляет Михаил. — Хотя Ливчак не замыкался на одном материале или технологии. Вот, например, здание поземельного банка он построил из кирпича. Нельзя не упомянуть деревянный дом-усадьбу купца Бокоунина, известный в народе как «теремок». Там Ливчак использует сказочные мотивы и мотивы народной избы. Вообще трудно выделить какие-то особые объекты, все его здания яркие, самобытные, запоминающиеся.

Мы стоим на углу улиц Льва Толстого и Железной Дивизии. Именно здесь, в небольшом деревянном двухэтажном домике жил другой выдающийся архитектор начала ХХ века — Август Шодэ.

– Его судьба во многом схожа с судьбой Федора Ливчака, — говорит Михаил. — Оба — приезжие. Интересно, что до конца жизни Шодэ оставался французским подданным и жил по паспорту, выданному в префектуре № 7 города Парижа. Но как архитектор он сформировался именно в Симбирске. Шодэ выполнил реконструкцию лютеранской кирхи, построил дом-памятник Гончарову на Венце, знаменитую беседку в Винновской роще и множество зданий. А вот, кстати, дом купца Сачкова — удивительный по красоте образец богатого купеческого особняка начала ХХ века. Во дворе был гараж, поскольку Сачков являлся одним из первых автовладельцев в городе. Симбирск бурно развивался и застраивался в первые 15 лет прошлого столетия. Если бы так продолжалось и дальше, сегодня мы имели бы город уровня Вены по архитектуре.

Фото: Елена Огнева / «Русская планета»

Мы идем по шумной улице Гончарова, сворачиваем на Карла Маркса и останавливаемся перед ДК «Губернаторский». Здание завешано рекламными баннерами. Из-под баннеров видны трещины и обвалившаяся штукатурка.

– Изначально сохранность объекта зависит от качества строительства, потом — от качества эксплуатации и обслуживания, — замечает мой взгляд Капитонов. — Сохраняются здания, в которых живет функция. Из советской архитектуры в лучшем состоянии находятся школы и институты, которые не меняли своего профиля. Дворцы пионеров, дома культуры разрушаются в первую очередь. Замечательное здание ДК «Губернаторский», классное по своей структуре, по сути, разваливается на части. Половина затянута баннерами, а под ними — нереставрированная штукатурка и переплеты.

– Получается, как в мультфильме: «От этого баннера большая польза, потому что он дырку в стене закрывает».

– Я испытываю мощнейшее чувство профессионального раздражения от «баннерного ремонта» с таким размахом, как в Ульяновске. Вопрос регулирования рынка рекламы и размещения визуальной информации поднимался в комитете архитектуры три или четыре года назад. Хотя окончательно он решится, видимо, в чуть более развитом обществе.

Мы выходим на бульвар Новый Венец. Любуемся домом-музеем Гончарова и следуем к Ленинскому мемориальному центру.

– Следующий большой рывок в застройке города произошел в 70-е годы ХХ века — к 100-летию Ленина. Советский Союз отмечал эту дату реконструкцией всего города. В Ульяновске сосредоточились ресурсы огромной страны. Над проектами работали лучшие институты. Буквально за четыре года лицо города преобразилось: Ульяновск стал современным советским мегаполисом. Вдоль городских магистралей выросли 12-этажные и 9-этажные здания. Появился ряд модернистских объектов. Я имею в виду архитектурный ансамбль на площади 100-летия со дня рождения Ленина. Ленинский мемориал доминирует за счет простоты, лаконизма и огромного масштаба. Плюс разница фактур. Если Мемцентр — это большие гладкие мраморные плоскости, то педагогический университет — игра света. Фактура педагогического университета работает в ансамбле, как бы оттеняя Мемцентр. Дополняет ансамбль высокая доминанта — 20-этажное здание гостиницы «Венец», классическая компонилла (некий высокий маяк).

– «Визитной карточкой» дореволюционного Симбирска можно считать дом-музей Гончарова, советского Ульяновска — гостиницу «Венец» и Ленинский мемориальный центр. А что выдающегося было построено после советского периода?

– На мой взгляд, ничего стоящего, чем мы могли бы гордиться и предъявить на мировом уровне. Работая с ведущими архитекторами над книгой о советской архитектуре «Юбилейный Ульяновск» (идея издания принадлежала моему отцу Александру Капитонову), я вдруг понял, какой это мощный пласт культуры и огромное достояние.

***

Нам навстречу идет приличная дама с собачкой на поводке. Собачка приседает и оставляет небольшую кучку прямо на дорожке. Дама невозмутимо следует дальше.

– Я видела в Праге подобную сцену, только там дама достала из кармана пакетик, подобрала экскременты и выбросила в урну. Почему россияне мусорят?

– Существует понятие «радиус комфортной среды», в котором человек чувствует себя дома. Для большинства комфорт заканчивается за дверью квартиры. Даже подъезд человек воспринимает как некую буферную зону и пересекает ее, как полосу препятствий. В Европе люди воспринимают город как зону комфорта, отсюда и другое отношение. У россиян нет такого чувства. Возможно, из-за того, что у нас нет чувства безопасности. Общество очень разобщено. Не налаживаются социальные связи, не образуется городское комьюнити. В одном подъезде многоэтажного дома может быть 100-200 квартир, люди даже не знают друг друга в лицо.

Я надеюсь, что мои прогулки-экскурсии помогают расширить эту зону комфорта. Я чувствую себя в Ульяновске уютно рядом с советскими зданиями. Такое изучение различных пластов истории, архитектуры разного времени заставляет вообще пересматривать отношение к окружающей среде.

Фото: Елена Огнева / «Русская планета»

– Мы уже довольно долго ходим, но я не чувствую усталости. А когда попадаю в новый микрорайон, быстро устаю. Почему так?

– Человек хорошо воспринимает то, что примерно сопоставимо с ним по размеру. Например, рядом с пятиэтажными домами высотой до 20 метров. Масштаб советского микрорайона с расстоянием между домами в красных линиях 50 метров воспринимается на психологическом уровне как очень большое расстояние, подавляющее человека. Получается, что наиболее комфортной средой являются исторические центры городов, где есть различные пласты. В Америке уже в 1970-х начали сносить модернистские микрорайоны, застроенные многоэтажками, потому что они превратились в гетто, там сформировались маргинальные неуправляемые сообщества, вырос уровень преступности.

– Разве подобные явления зависят от архитектуры?

– Конечно! Архитектура очень мощно формирует сознание. Градостроительный модернизм в советской системе хорошо работал вкупе с плановой экономикой, с системой управления авторитарной власти. Земля тогда ничего не стоила, и подобный подход казался жизнеспособным. На самом деле рынок земли заставляет город тяготеть к центру, строить там лучшие, самые престижные дома. До революции построить некрасивое здание в центре города было стыдно! В исторических центрах перемешано множество сценариев поведения, множество функций. На одной улице расположены ресторанчик, магазинчик, жилой двор, административное здание, скверик, еще что-то. Функции редко повторяются.

В советской застройке принято было строить промышленные зоны — несколько километров заводов. Либо парковые зоны — парки, парки, крупные спорткомплексы, опять парки. Или жилой микрорайон. Идешь, идешь, а дома не кончаются… В таком масштабе разобщение функций вызывает массу сопутствующих проблем. Люди живут в одном месте, а работают в другом. Гигантская нагрузка ложится на транспортную систему. Утром люди едут из микрорайонов в места приложения труда, вечером — обратно. В течение рабочего дня микрорайон вымирает.

Не забывайте о безопасности: чем больше людей тебя видит (прохожие на улице, пенсионеры на лавочке, дети в парке, мамочки с колясками), тем в большей безопасности ты себя ощущаешь. Другое дело, когда идешь по улице, а вокруг ни души. Этим обусловлен и рост криминала.

Кроме того, смешение функций создает прочное основание для долгосрочного развития города. Когда город разобщен, экономическое потрясение легко выводит всю систему из состояния стабильности. Один из примеров таких неустойчивых городов — Детройт. После американского кризиса он начал вымирать. Сейчас улицы современного Детройта выглядят, как декорации к апокалиптическому фильму: заброшенные здания, выбитые окна. Идеология — это вообще очень мощная составляющая устойчивого развития города. Самый лучший пример того, как идеология влияет на городскую структуру, на качество тротуаров — Казань. Я думаю, Казань по качеству жизни сопоставима с Москвой и Питером.

– Но ведь Казань — столица!

– Они сделали себя столицей. Идентичность по национальности оказалась работоспособной, тогда как другие города остались без объединяющей идеи.

– А какая у нас может быть идея?

– К идеологии надо подходить рационально, здраво оценивать насыщенность информационной системы брендом или понятием, на который собираются делать ставки. Например, для Ульяновска бренд «Ленин» работает до сих пор без всяких усилий. А вот бренды столиц (культурной, библиотечной, авиационной и других) к городу не прирастают. Столичность — это вообще не наше, это совершенно другой уровень. Нам надо гордиться провинциальностью, тем, что город тихий, купеческий, уютный, соразмерный человеку.

Фото: Елена Огнева / «Русская планета»

***

– Почему вы стали водить экскурсии?

– Экскурсии — это возможность поделиться интересной информацией, зарядиться позитивными эмоциями. Я делаю то, что мне нравится — непосредственно общаюсь с горожанами. Всегда стараюсь втянуть людей в разговор.

Беда в том, что советская архитектура практически не охраняется. Памятником является только Мемцентр. Остальные здания беззащитны перед реконструкцией, сносом и другими неприятностями. Поэтому одна из глобальных целей — изменить отношение людей к окружающей среде. Сейчас все движется в сторону централизации и укрупнения. Одеяло перетягивают на себя торговые центры и моллы. Но есть территории, которые тяготеют к развитию ритейла. Например улица Федерации уже «закипает», так и стремится стать пешеходной. Если убрать автотранспорт и сделать мощение, территория получит просто взрывное развитие. Полузаброшенные здания превратятся в хипстерские парикмахерские, стильные магазинчики и кофейни.

– Понимая тенденции развития города, вы пытались подсказать какие-то вещи властям?

– У меня есть ощущение, что четкого плана развития у города нет. Власть не общается с жителями, жители не общаются с властью. Власть очень плохо общается с бизнесом. Бизнес с жителями общается средне. Люди фактически не обсуждают планы развития города. Это «черный ящик», «закрытая зона». Инвесторы в ручном режиме ищут место, где они могут разместиться. Жители для них — только помеха, потому что они против любой стройки.

Управление городом происходит в режиме решения хозяйственных и тактических оперативных задач: там что-то потекло, тут что-то сломалось, здесь надо доделать. Часто то, что должно происходить по умолчанию, преподносится как некое достижение. Я имею в виду поддержание дорог в нормальном состоянии или обеспечение качественного дорожного движения без пробок. Это обязанность городского управления, а не полет в космос или установка нового рекорда. Конечно, непросто свести воедино многие процессы, каждый из которых достаточно сложен. Новое строительство нужно увязывать с развитием дорожно-транспортной сети, инженерных коммуникаций…

Но самое удивительное, что несмотря ни на что, Ульяновск становится все лучше. Гуляя по городу, я с удовольствием отмечаю, что открылось много новых террас, летних кафе. Это позитивный момент, потому что именно на малом бизнесе строится устойчивое развитие городов. Мне кажется, у Ульяновска хорошее будущее, только надо оставить столичные замашки и принять город таким, какой он есть: удобным для пешеходов, уютным, камерным.