Недавно у ульяновского IDM-проекта TwichGarden на лейбле Kopoc вышел новый мини-альбом (EP). Мы встретились с единственным участником проекта Андреем Панфутовым и выяснили, как именно электронная музыка дает пространство для исследования того, что действительно интересно.
– Твой новый альбом Rising Dark опять вышел на net-лейбле. Почему?
-Сейчас я все издаю на net-лейблах. Было несколько предложений по поводу издания на CD или на виниле. Я еще не готов.
– Есть ли вообще сейчас смысл издавать альбом как набор треков?
– Я думаю, что альбом — это признак хорошего вкуса, а EP (мини-альбом) — признак дурного тона. Но, с другой стороны, EP-шник легче прожать самому, а если у тебя есть идея, то её проще сделать в виде трех-пяти треков, а не в виде альбома. И люди сейчас едят порциями. Проще давать по два-три трека, они будут более удобоваримые.
– Я о том, что люди привыкли слушать сейчас не альбомы, пусть и мини, а треки. Какой смысл в объединении треков?
– Я лично делаю это по двум простым причинам. Первая — это попадает в какую-то архивацию. Это не просто уходит в Интернет, а уходит в какие-то конкретные места. Во-вторых, мне, конечно же, хочется взаимодействовать с ребятами с лейблов. Несколько раз получилось, и даже целый альбом с ремиксами вышел. Это, конечно, здорово.
У меня был второй EP Alpha-Omega. Украинские ребята решили его переиздать, они выставили его платно. Потом на один из треков Alpha они собрали четыре ремикса, выпустили их, и ремиксы тоже платные. Вот один из треков оттуда как-то на радиочастоты попал. Но он такой попсовый.
Лейбл не заинтересован в музыкантах, музыканты заинтересованы в лейбле.
Всегда есть какая-то группа людей вокруг лейбла. Музыканты формируют лейбл. Лейбл не заинтересован в музыкантах, музыканты заинтересованы в лейбле. А лейбл просто делает себе какое-то имя, ну и так далее. Я думаю, что идея net-лейблов вообще устарела немного потому, что Интернет в другом немного направлении развиваться стал.
Сейчас приходится больше людям показывать, больше отдавать, а получать с каких-то живых выступлений, а не с продаж. И поэтому net-лейблы со своим пиратским по сути мышлением – «давайте убьем богатых и отдадим бедным», они немного сейчас в проигрыше.
Но лейбл-лейблу рознь. Если мы поднимемся выше, до коммерческих, которые уже на жестких носителях выпускают, — у них там винил, CD, какая-то коммерция есть, то тут, конечно, они что-то зарабатывают.
– Когда что-то издается на жестком носителе, количество прослушиваний можно по количеству продаж посчитать. Когда трек расходится по Интернету, то не знаешь сколько народа его прослушало. Этот вопрос, он вообще стоит?
– Передо мной — нет, совершенно. На Bandcamp есть статистика, на Soundcloud тоже, в Itunes. Net-лейблы все видят, сколько у них покупают.
– Было бы интересно узнать откуда, из каких стран, у тебя больше всего слушателей.
– На первое время очень по-разному. В-основном, это Америка и Европа, ну и Россия. Но этот еще и вопрос таргетирования.
– То есть сервисы не всегда показывают треки посетителям из России, тем более из Ульяновска, — мне ни разу не попадались твои работы на том же Soundcloud. У нас слабо развито движение, связанное с электронной музыкой?
– Уверен, что в каких-то центрах, наподобие Питера, очень много движения есть, а у нас… Это мертвая зона. Я знаю, конечно, ребят, они гоняют какой-то хаус или диптехно — что-то из этой серии, легкое, но это ни о чем. Я понимаю, что это, наверное, привлекает какую-то прослойку людей, но это не движуха, это не то, что хотелось бы.
– Да, ты же начинал с IDM, это явно иное. Как ты вообще к этому пришел?
– Как пришел? Да никак! Ребята репетировали, ездил с ними по городам, где выступали какие-то из групп. В одном городе посмотрел — хочу! Хочу и все! Сел и начал.
Это же бесконечность — если туда въезжать, то это же навсегда.
У меня есть четыре класса фоно, я всегда хотел играть на электрогитаре. Я как-то попросил дать мне электрогитару, меня заставили играть что-то вроде «Изгиб гитары желтой». Я бросил все, и фоно в том числе, все сразу, и только сейчас к этому вернулся.
Для себя я использую электрогитару иногда. Все что у меня есть — это секвенсор, MIDI-клавиатура и наушники. Все.
– Сэмплы откуда берешь?
– Сэмплы — это основное. Приходится цикл целый делать. Есть несколько ресурсов с бесплатными сэмплами, но они слишком заезженные. Приходится смотреть очень-очень много видео на Youtube. Потом я их конвертирую и вырезаю по крупицам то, что есть. Но мне это просто нравится. Это нудно и долго, но вот так.
Я записываю гитарные семплы только. На самом деле это не очень выгодно — с записью больше возни, при этом она мне не нравится. Сам поиск, то есть из всего треша выбирать, это как на Tumblr заходить и искать картинки, которые тебе нравятся. Очень много треша, и ты просто берешь оттуда что-то.
– Саунд у тебя очень разнообразный. Ты для себя никаких ограничений не ставишь?
Все шумы, звуки, шипения, шуршания, индустриальные нойзы и то, как они сплетаются, — это супер-мир какой-то.
– Я просто очень активно ищу. Сейчас выйдет еще один сингл, там будет плохой звук, другого типа, я хочу в другой тип звучания уйти. Потому что последний альбом… Он, конечно, хорош, но он вышел слишком стерильным из-за того, что над ним много людей работали. Сначала я, потом Саша Картаков [талантливый электронный музыкант из пригорода Ульяновска] по нему прошелся, потом я забрал, он полежал у меня три месяца, я еще раз по нему прошелся, а через полгода его ещё на лейбле отмастерили. Материал исходный был похож на тот, что вышел, но волшебства там не сделали со звуком. Но, все-равно, это уж слишком стерильно. Если уж я как-то позиционирую себя как ренегатство никому не нужное.
– Насчет нужности-ненужности – вопрос большой. Это же вопрос самовыражения. Я на экспериментальную электронику смотрю как на звуковой ландшафт, который фиксируется. И это совсем иное отношение к музыке по сравнению с теми музыкантами, которые, например, играют рок.
Я не думаю, что я делаю песни и пишу музыку-музыку прямо.
– Я же не просто так именно к электронщине пришел, а не что-то собирал [группу] с электрогитарами. Она дает больше пространства именно исследовать то, что интересно, а не то, что избито. Все шумы, звуки, шипения, шуршания, индустриальные нойзы и то, как они сплетаются, — это супер-мир какой-то. Любой человек, мне кажется, который видел синты и секвенсоры, он просто… Это же бесконечность — если туда въезжать, то это же навсегда. Миллионы, миллионы, миллионы вариантов. Главное, чтобы у тебя было направление.
– Это все-таки иное отношение к саунду и звуку. Я вижу большую разницу между soundscape и песней как историей. У песни есть начало, конец, но это всегда история. А история в IDM — это для меня история ландшафта.
– Да, конечно. Много различий для меня, естественно. Я не думаю, что я делаю песни и пишу музыку-музыку прямо. Я четко понимаю, что это электроника.
Звук — это основа. Тот ландшафт, та картинка, которая создается в голове, та атмосфера, которую ты передаешь, — это основа в такой электронике. В электронике слов нет, есть какой-то набор стандартных правил, по которым действует психоакустика.
Было бы интересно прямо здесь озвучку поменять — здесь, в текущем мире.
– Электроника для передачи всего этого даёт, конечно же, неограниченные возможности. Но можно ли то же самое как-то зафиксировать иначе?
– Можно, любым другим видом творчества.
– Я именно про звук.
– Наверное самое интересное, что здесь можно придумать, – это какое-то живое 3D, какое-то математическое программирование, которое само по себе живет. То, что делают на выставках модных современного искусства, — какие-то инсталляции — вся стена-монитор и там через музыку все это перерабатывается в абстракции, геометрию какую-то, которая сама по себе живет и перерождается. Я, конечно, фанат более живых изображений, но все это очень интересно — киберпанк в чистом виде. Но мне видится наоборот — было бы интересно прямо здесь озвучку поменять — здесь, в текущем мире, и я именно от этого пляшу. Я как-то себе чаще представляю как могла бы звучать по-другому какая-то вещь здесь. Допустим, если бы человек шел, а вместо звука шагов у него был бы какой-то стук поезда. Из этой серии.
– Получается еще один слой над миром.
– Да, это так и есть, мы же создаем творчеством какую-то дополненную реальность. Произведение культуры куда-то уходит и оно само по себе живет. Я что-то помню из литературы — автор мертв, а произведение живо. И здесь то же самое.