Историко-литературный журнал «ВЕЛИКОРОС» №3, 2015

Читать

Как всегда, в журнале много интересного и нового. Впервые в ВЕЛИКОРОССЕ публикуются: журналист Надежда Бредис (К 75-летию Государственного музея – гуманитарного центра «Преодоление» им. Н.А. Островского), поэты Игорь Растеряев, Раиса Дидигова и Евгений Рачин.

Но есть и постоянные авторы, среди которых поэты Владимир Якушев и Игорь Тюленев, Николай Полотнянко и Валентина Телегина, Татьяна Хлебянкина и Юрий Яхонтов, Анатолий Гребнев и Юрий Рыченков, а также Инна Мухина, Нина Голованова, Тамара Потапова и Юрий Соловьёв.

С представленными прозаиками читатель уже встречался на страницах журнала, не раз публиковавшего рассказы Виталия Богомолова, Екатерины Глушик, Никиты Николаенко, Алексея Дубровина, Павла Савилова, Юлии Александровой, Елены Гнитеевой и Татьяны Грибановой.

О военном санитаре, ефрейторе Сергее Есенине расскажет Василий Поляков. А о зарождении Куйбышевского водохранилища (60 лет назад) – наш старейший автор Анатолий Уваров.

Анатолий Васильевич Уваров – родился 3 апреля 1928 г. в селе Кезьмино Сурского района Ульяновской области. Полковник в отставке. Ветеран Великой Отечественной войны, Вооружённых сил СССР, Атомной энергетики и промышленности Российской Федерации. Член Союза писателей России. Награждён орденом «Знак Почёта», медалями «За воинскую доблесть», «За трудовое отличие», Золотой Есенинской медалью, Большой серебряной медалью Гумилёва, медалями Ивана Бунина, «А.П. Чехов» и многими другими правительственными и ведомственными наградами. Лауреат первой степени международного литературного конкурса «Любви все возрасты покорны – 2014», Академик русской народной поэзии ХХI в. Автор книг стихов и прозы «Кезьминское поле» (2003), «С Отчизной сердце моё слилось» (2008), «Годы-вехи» (2011), «Село Кезьмино. Книга памяти» (2011), «Шифровальщик» (2013, 2014). Живёт в Москве.

 

Рождение моря, Куйбышевское водохранилище (очерк)

 

Светлой памяти супруги моей Екатерины Константиновны Уваровой посвящается

 

***

Я выбежал на берег, окрылённый

Своею сбывшейся мечтой,

Хвала судьбе, ещё не утомлённой,

Что привела к земле родной:

Передо мною – волжские просторы,

Безбрежной ширью голубая гладь,

Как хочется всё это восхищённым взором

Скорее и полнее увидать!

 

Ликует сердце, душа соколом

Над милой Родиной летит…

Родная Волга, ты рядом, около,

Ты – финиш трудного пути.

 

Путей-дорог немало пройдено,

В разлуке с Волгой маялась душа…

Минута встречи с милой родиной,

Как ты сладка и хороша!

Это было в первых числах июня 1956 года. Стояла тихая, солнечная погода молодого лета. После обильных майских дождей средневолжская флора быстро пошла в рост и радовала глаз своей пышной зеленью. Будучи в отпуске, мы с женой решили сделать небольшое путешествие по новому, только что родившемуся Куйбышевскому морю. К тому же, нам обо- им хотелось побывать в Куйбышеве – городе, где прошли мои курсантские и её студенческие годы. Пассажирский теплоход «Маршал Ворошилов», совершавший свой очередной рейс из Горького в Астрахань, пришвартовался к причалу Ульянов- ской пристани в 16.30 и после часовой стоянки, взяв на борт ульяновских пассажиров, снова устремился на юг. После недолгих минут, затраченных на проверку и сдачу билетов, а также на размещение в отдельной двухместной каюте I класса, мы вышли на палубу сверкавшего своей ослепительной белизной под яркими лучами июньского солнца теплохода «Маршал Ворошилов».

Он в это время подходил к ульяновскому железнодорожному мосту, который перекинулся через двухкилометровую ширь Волги. Стальная громадина моста величественно нависала над волжской водой, даже наш огромный, трёхпалубный теплоход по сравнению с ним казался маленькой игрушкой. В связи с построенной в районе Жигулёвских гор плотиной и значительным повышением уровня воды в Волге, мост пришлось основательно рекон- струировать. Строители решили эту труднейшую техническую задачу без нарушения графика железнодорожного движения: несмотря на непрекращающиеся ни днём, ни ночью большие строительно-монтажные работы, по мосту ежедневно проходили десятки пассажирских и грузовых железнодорожных составов. Используя имеющиеся железобетонные опоры («быки») старого моста, построенного ещё в начале ХХ века, строители расширили их, подняли выше и возвели второй – параллельный, с трапецеобразными пролётами – автомобильный мост.

Проплывая под мостом и глядя на это величественное сооружение снизу вверх, я вспомнил рассказы моего деда Ивана Агафоновича Устинова о том, как он здесь когда-то работал в качестве снабженца-распорядителя пищевыми продуктами рабочих – строителей моста, и ощутил некую сопричастность нашего рода к замечательному строению, почувствовал тёплый и душевный прилив неподдельной гордости.

Вспомнилось и другое. В июле 1944 года я был призван Астрадамовским райвоенкоматом Ульяновской области на 45-дневные учебные сборы допризывников 1928 года рождения. Сборы проводились в Заволжье в селе Черда- клы Мелекесского района. Шла Великая отечественная война, и нас, учеников средних школ, только что закончивших 9-ый класс, готовили к возможному призыву в Красную Армию в качестве абитуриентов военных училищ. Здесь, однако, надо сказать, что последний военный призыв пал на ребят 1927 года рождения. Семнадцатилетние юноши надели солдатские шинели и флотские бушлаты осенью 1944 года. Судьба же наша, допризывников 1928 года рождения, оказалась более счастливой: мы были призваны в Советскую Армию только после войны, в 1948 году.

От железнодорожной станции Чуфарово, ближайшей станции от моего родного села Кезьмино, до станции Чердаклы мы – допризывники, добирались пассажирскими поездами на крышах вагонов. Поезда тогда были забиты военными и гражданскими людьми, проездных железнодорожных документов и билетов у нас не было, и нам ничего не оставалось, как идти пешком или передвигаться от станции к станции «зайцами» на крышах вагонов. Нас сгоняли с крыш, задерживали, выясняли, кто мы такие, и отпускали. Как только поезд трогался с места, мы снова, по узким вертикальным лесенкам, расположенным на вагонах между буферными сцеплениями, карабкались вверх и оказывались на крышах вагонов.

Вот так, лёжа и держась руками за вентиляционную трубу вагона, я проехал по этому волжскому мосту. До сих пор помню мелькание его железных конструкций в полуметре над моей головой… Тогда я впервые увидел город Ульяновск, огромное техническое сооружение – железнодорожный мост через Волгу и её необозримые просторы.

Сердце деревенского мальчишки, не видавшего доселе ничего больше и красивее, чем кезьминские здания школы и сельской церкви, дрогнуло, забилось сильнее от переполнивших его чувств удивления, восхищения и радости… Но вот мост остался за кормой теплохода. Перед нашими взорами, сверкая серебряными бликами в лучах склоняющегося к горизонту солнца, открылся широкий разлив Волги, образовавшийся на месте когда-то находившейся здесь волжской поймы: с заливными лугами, протоками-старицами, озерками, рощами, кустарниками и огородами ульяновцев. Мне приходилось бывать в этой пойме.

Вспомнился один курьёзный случай, когда, будучи три года тому назад в отпуске, я с одним моим дальним родственником решил порыбачить на одном озерке, затерянном среди труднопроходимых зарослей поймы. Родственник, убеждая меня идти на рыбалку, говорил: «в этом озерке столько рыбы, что нам гарантирован богатый улов». Сначала всё шло хорошо: воодушевлённые радужной перспективой отличной рыбалки, спустившись с крутого берега Винновской рощи в пойму, мы бодро и весело шагали к намеченной цели. Но вот на нашем пути всё чаще стали встречаться труднопроходимые заросли различных кустарников с оставшимися на них после весен- него половодья грязными, пыльными, свисающими «бородами» из пожухлых сухих трав и прутьев. Мы долго продирались сквозь эти заросли, перепачкались серой иловой пылью, изрядно устали и, когда вышли к озеру, облегчённо вздохнув, начали готовиться к рыбалке. Но каково же было наше удивление и разочарование, когда мы обнаружили, что все рыболовные крючки на наших удочках отсутствовали.

Мы сначала не поняли, в чём дело, но потом пришли к выводу, что крючки остались в серых, неприветливых, труднопроходимых колючих зарослях: пробираясь через них, мы не заметили обрыва крючков и утраты самой главной рыболовной снасти. К сожалению, запасных крючков у нас не было, и мы, недовольные неудачной рыбалкой, возвратились домой. И вот сейчас на этом месте блистала большая вода Волги. Ширина разлива в некоторых местах достигла 8-10 километров. Но и это ещё не предел. Волжская волна через год-два будет омывать свои берега на много километров дальше. Мне было одновременно и радостно, и грустно: радостно от огромного волжского простора – рукотворного моря, сияющего серебряно-голубым светом и доходящего почти до самого горизонта, оттого что я нахожусь в море и сливаюсь с ним воедино; грустно оттого, что я больше никогда не увижу той, памятной мне, волжской поймы, не пройдусь по её заливным зелёным лугам, не заброшу удочки в зеркально-чистые голубые озёрца.

Ну а пока вода ещё не подошла к сооружаемому здесь первоклассному ульяновскому порту, не залила затоны для стоянки судов в штормовую по- году, а недавно возведённые водозащитные дамбы виднелись своими серо-белыми цементными плитами на сухом месте. Высота волны в штормовую по- году на море будет достигать 3,5 – 4-х метров. В такую погоду мелким судам, катерам и лодкам будет необходимо убежище. Ульяновск – станет крупным морским портом. После прохода моста большинство пассажиров перешло на правый борт и на корму «Маршала Ворошилова», чтобы полюбоваться величественным силуэтом знаменитого ульяновского «Венца» – наивысшей точки здешнего правого берега Волги.

Я подошёл к одному молодому человеку, внимательно разглядывавшему в бинокль прибрежную панораму города и попросил у него разрешения посмотреть в бинокль. Он охотно дал мне его и сказал:

– Посмотрите, такой пейзаж редко где можно увидеть, – и тут же спросил меня: – Вы знаете Ульяновск?

– Да, я хорошо знаю этот город и каждый свой отпуск провожу здесь, на Волге.

Он обрадовался моему ответу и не без гордости произнёс:

– Значит мы с вами земляки, давайте знакомиться, – протянул мне свою руку и представился: – Алексей Иванович.

Я назвал себя. Обменявшись рукопожатием с Алексеем Ивановичем, я продолжил рас- смотрение волжских далей, медленно скользя окулярами бинокля по водной поверхности.

А вот и Ульяновск – родина Ленина, мой любимый город! В овалах бинокля проплывали знакомые очертания прекрасного средневолжского города: вот белеет сквозь зелень деревьев сельскохозяйственный институт, вот городская библиотека имени И.А. Гончарова, рядом в царственной шапке с золотистым шпилем возвышается здание художественного и краеведческого музеев, на самом обрыве, прижавшись к саду имени Я.М. Свердлова, виднеются знакомые очертания ульяновской филармонии, а ниже, по обеим сторонам спускающейся с «Венца» длинной деревянной лестницы, утопая в тёмно-изумрудной зелени садов, «прилепились», подобно ласточкиным гнёздам, частные домики симбирцев-ульяновцев.

Я всегда по-хорошему завидовал живущим в них людям, потому что они в любой момент могли видеть перед собой Волгу. Однако, и при всей ласкающей взор природной идиллии и прекрасном месторасположении домиков, проживание в них порою было небезопасным. Из-за крутых склонов, в сильные дожди, здесь нередко происходили грунтовые оползни, разрушавшие и перемещавшие дома и другие постройки с одного места на другое, иногда даже с человеческими жертвами. Резко переведя бинокль влево на строящийся новый речной порт, я увидел не менее популярные и знаменитые волжские берега.

То были места хо- рошо и подробно описанные И.А. Гончаровым в романах «Обломов» и «Обрыв»: старинная Винновская роща, одноимённый овраг, красно-коричневые глиняные кручи, пологие склоны с тропинками и дорожками, сходящими в широкую пойму. Здесь когда-то жили, творили, боролись с невежеством и прозябали герои Гончаровских произведений – современники русской феодально-крепостнической системы 40-50-ых годов XIX века – Адуев, Тушин, Ольга, Обломов, Захар и другие. Над всеми этими великолепными волжскими пейзажами приветливо сверкало, опускаясь к неровному правобережному горизонту, ничем не затуманенное июньское солнце. На душе было легко и радостно, в таком же при- поднятом настроении, как мне казалось, находились и другие пассажиры.

Увидев у меня висевший на плече фотоаппарат, Алексей Иванович воскликнул:

– Что же вы, Анатолий Васильевич, не фотографируете, виды-то какие!

Его поддержали другие пасса- жиры, и мне ничего не оставалось, как выполнить их просьбу. Я понял, что моим спутникам хочется сфотографироваться и иметь на память об этом прекрасном путешествии фотокарточки. Через несколько минут фотоплёнка, на- ходившаяся в моём фотоаппарате «Киев», была наполовину использована. «Клиенты» были довольны, благодарили меня и просили обязательно прислать им фото- карточки. Моя записная книжечка быстро заполнилась фамилиями, именами и адресами многих новых знакомых из волжских городов – Горького, Казани, Ульяновска, Сенгилея, Куйбышева, Саратова: туда мне предстояло слать фотокарточки. Жена Катя, смеясь, сказала:

– Ну и будет тебе работа после такого путешествия! – Ничего, зато, сколько новых друзей мы с тобой приобрели со всей Волги!

Совместное фотографирование заметно сдружило всех пассажиров. За- вязались непринуждённые беседы: каждый хотел выразить своё восхищение окружающей природой, на глазах рождающемся новым морем, ведущимися на Волге большими народно-хозяйственными стройками. Вот уже у Алексея Ивановича взял бинокль рядом с ним стоявший мужчина и что-то стал сосредоточенно рассматривать вдали, а две девушки, опершись о поручни палубы, как заворожённые смотрели вниз на тёмно-синие воды и негромко пели старинную русскую песню о волжском утёсе. Слова и мотив этой песни ещё больше взволновали души людей, стоявших на палубе, наполнили их сердца великой гордостью за русскую природу и советского человека, возвеличивающего эту природу, делающего её ещё более прекрасной и полезной.

Между тем прибрежная ульяновская панорама и вся симбирская возвышенность постепенно стали исчезать в белёсой туманной дымке. Горбатые и трапециевые фермы двух железнодорожных мостов-близнецов, подобно тонкой серой ниточке, некоторое время ещё связывали правый и левый берега Волги, но становились всё незаметнее и вскоре вовсе исчезли из виду. «Маршал Ворошилов», оставляя за собой многокилометровый разлив ульяновской пойменной Волги, стремительно уходил по течению реки на юг. Впереди нас ждали Сенгилей, Ставрополь, Куйбышевская ГЭС и сама цель нашего путешествия – город Куйбышев.

Мы уже обогнали несколько тяжелогружёных самоходных барж: нефтеналивных, с гравием и сельскохозяйственной техникой; маленьких тёмно-серых тружеников – буксиров, медленно тащивших за собой длинные бревенчатые хвосты-плоты. Они как бы стояли на месте, и только чуть различимые белые бурунчики воды за кормой буксиров напоминали о том, что плоты двигаются. Установленные на плотах небольшие домики, для сопровождающих плотогонов, весело светились своими свежесрубленными золотистыми брёвнами и были видны далеко на вечерней водной глади.

Каждую минуту появлялось что-то новое и интересное: то сверкающий под лучами заходящего солнца встречный или обгоняемый нами пароход, то одиноко стоящее в воде дерево, иногда несколько деревьев, в основном берёз и тополей, когда-то росших на улицах затопленных сёл и деревень, то полузалитые низинные луга с молодой зелёной травкой, торчащей щёткой из воды и ждущей с часу на час своей неминуемой гибели, то, плавно покачиваясь на своих деревянных треугольниках от набежавшей пароходной волны, уходят назад, мигая красными огоньками, пирамидки бакенов, а то быстро проплывают и исчезают за кормой белые или жёлтые шарики буёв. Вся левая от нашего теплохода водная поверхность пестрела всевозможным хламом и мусором: опилками, щепками, досками, брёвнами, ветками и корнями деревьев и кустарников. Вода подняла всё это с родной земли и медленно уносила вниз по течению, в неизведанную чужую даль.

Чувствовалось, что здесь совсем недавно сияли на солнышке своей изумрудной зеленью молодые волжские луга, стояли дома жителей сёл и деревень. Теперь же, насколько можно было видеть, простирались пока ещё неглубокие водные просторы. Одна природная красота сменила другую. На месте старой, многовековой, привычной и естественной красоты появилась другая, пугающая своей новизной, сотворённая волей Человека. Что она сулит ему в будущем?..

Правый берег Волги почти всегда находился к нам ближе, чем левый. Иногда отчётливо можно было видеть крутые каменистые обрывы, пологие спуски и причудливые своей формой овраги и расщелины с их разноцветными пластами в земной толще. Преобладающими оттенками этих круч и оврагов были тёмно-коричневые и серо-белые. Веками эти холмы, кручи и овраги смотрели в Волгу, отражаясь в ней как в зеркале. Левый же берег иногда малозаметной полоской терялся в синеющей дали, и только сознание того, что перед тобой катит свои воды река, говорило о существовании границ этого водного размаха. К вечеру, когда затуманенные дали стали не такими ясными, левый берег пропал из виду совсем. Вода бли-стала до самого горизонта, казалось, что ей нет ни конца, ни края: перед глазами, насколько можно было видеть, расстилалось море!

Я испытывал двоякое чувство: подспудной тревоги за совершённое дело (а не навредили ли мы природе своим грубым вмешательством в её извечные, тайные дела?) и гордости за создателя этого чудесного моря – советского человека. Мне казалось, что само море очень хорошо демонстрировало великолепные результаты самоотверженного труда людей и как бы говорило: «Я существую по воле Человека!». На берегах нового моря проводятся большие работы по созданию службы штормового предупреждения: строятся убежища для стоянки судов, сооружаются водозащитные дамбы и затоны. Многие из них уже функционируют. Благодаря своевременно принятым мерам большое количество населённых пунктов ещё задолго до разлива Волги, в основном осенью прошлого года, были перенесены в безопасные места.

Среди таких «переселенцев» числится город Ставрополь. Весь город сейчас находится на другом, недосягаемом для воды месте. Все работы по переселению были произведены за счёт государства. В распоряжение переселяемых граждан было предоставлено большое количество грузовых автомобилей, подъёмных кранов, строительных материалов и многое другое, что значительно облегчило выполнение задачи перемещения городов, сёл и деревень. Вот и сейчас ещё в некоторых местах можно наблюдать, как вереницы автомашин, гружёных срубами разобранных домов и домашними вещами, медленно двигаются вверх по склонам от старых месторасположений населённых пунктов. В основном всё уже перевезено.

В большинстве случаев волжская вода «подобралась» и затопила те места, где раньше стояли дома, и недалёк тот день, когда многие бывшие города, сёла и деревни будут дном моря. Будущим летом Куйбышевское море займёт своё стабильное положение и разольётся вверх по Волге на 500 километров, а глубина его достигнет 30 метров.

Пройдены Сенгилей и Ставрополь. «Маршал Ворошилов» приближался к Жигулёвским горам – неотъемлемым красотам Волги. Солнце давно уже зашло за холмистый горизонт, когда на фоне ещё светлого вечернего неба показались очертания Жигулей. Плывущие над ними отдельными хлопьями белые облачка, подсвеченные снизу лучами уже невидимого солнца, сверкали ярким кумачовым светом.

Вот и Жигули! Воспетые в песнях и былинах, неразрывно связанные с историей русского народа, с его легендарными героями Степаном Разиным, Емельяном Пугачёвым, а также с великой русской рекой Волгой, Жигулёвские горы всегда привлекали и привлекают к себе огромное внимание сотен и тысяч пассажиров и туристов, путешествующих по Волге. Подобно гигантским мифическим стражам встали легендарные горы над Волгой по обоим её берегам. С незапамятных времён, в суровом молчании, пропускают они через свои узкие ворота мощный поток волжской воды. Кажется, что давным-давно здесь произошла великая битва между Волгой и Жигулями и что в этой битве Волга, в своём буйном и неудержимом стремлении к Каспию, раздвинула своей могучей грудью жигулёвский гранит и подняла его высоко в небо.

В свою очередь Жигули, поражённые мощью и красотой северной пришелицы, рас- ступились перед ней, прижались тесно своими вершинами друг к другу, да так и остались стоять в вечном повиновении. Со временем, убедившись в дружелюбии Волги, Жигули породнились с ней, полюбили её, и с тех пор их уже нельзя было разлучить. Трудно было оторвать взгляд от чарующей красоты жигулёвских склонов, спадающих в тёмно-зелёную гладь Волги.

Причудливые очертания гор отчётливо вырисовывались на золотистом фоне вечернего неба и по мере движения теплохода принимали всё новые и новые формы и очертания: то подобно дикому гигантскому барсу, готовому сделать свой последний убийственный прыжок, вырисовывается гранитная скала, то удивительно правильной трапецией, с зелёной порослью молодых дубков, берёзок и других деревьев, возникает очертание возвышенности, то высоко в небо уходит стройная пирамида бархатной зелени, и там, на самой высокой точке, на голой скале-макушке, открытой всем ветрам, раскинув могучие, искорёженные бурями ветви, стоит одинокая сосна. Кажется, что её кто-то нарочно посадил там, чтобы вызывать у людей бесконечные недоумённые восхищения дикой красотой и свободой. Первозданные картины природы, по мере движения нашего теплохода, всё время изменяются, переходят из одной в другую, заставляют неотрывно следить за ними.

От этого живого цветного калейдоскопа невозможно отвести глаз, и ты всей душой чувствуешь удивительную красоту волжско-жигулёвских пейзажей. Волжская вода во многих местах между склонами гор образовала причудливые по своей форме и красоте заливы, которые ещё больше подчеркивают богатство жигулёвских видов, их прелесть и неповторимость. Жигули как бы проснулись от многовековой спячки, напились большой волжской воды, весело улыбаются, отражаясь в голубом глянце моря.

Мне казалось, что они, словно в зеркале, любуются в нём собой и заставляют нас – пассажиров, неотлучно следить за ними, радоваться и восхищаться их первозданной красотой. С палубы теплохода никто не уходил. Уютные и комфортабельные каюты в эту ночь так и не дождались своих постояльцев. Все с нетерпением ждали приближения района строительства Куйбышевской гидроэлектростанции. Погода благоприятствовала путешествию. Свежий ночной волжский ветерок приятным холодком обдавал любовавшихся природой людей и придавал им силу и бодрость. Неописуемо красиво менялись краски моря. Тёмно-зелёная гладь его, образуемая тенью гор, резко переходила в более светлую, живую игру красок, которые разливались по всей ширине волжского простора, дрожали то золотом, то серебром, то светло-синим перламутром. Вот появилась в небесной вечерней дали небольшая лиловая полоска, и сразу же меняется море – будто синие чернила разлили по нему, вода вдруг заиграла сизым переливом, дополняя и до того многокрасочную палитру всевозможных тонов и полутонов. Величественная, торжественная тишина распростёрла свои невидимые крылья над великой рекой. И только небольшой шум двигателей теплохода, да изредка приглушённые расстоянием звуки сигналов встречных и об- гоняемых судов нарушали этот сказочный покой. Но ни шум двигателей, ни ближние и дальние сигналы судов не умаляли идиллию тишины и простора. Наоборот, без коротких, длинных, прерывистых, басовитых и пронзительных гудков пароходов, теплоходов, барж и буксиров сама тишина была бы здесь неестественной – неощутимой и мёртвой. Ах, эти сигнальные гудки на Волге! Сколько в них таинственной нежности, естественной величавости, широты, расплывчатости и, в то же время, суровой необходимости!

Это язык Волги. При помощи этих звуков Человек и Волга общаются друг с другом, разговаривают и решают реальные трудовые задачи. Волга, согретая за день тёплыми лучами июньского солнца, спокойно и равномерно дышала своей могучей грудью, она как бы отдыхала после большого дневного труда. Но это только так казалось. Труд её не прекращается ни днём, ни ночью, она работает без устали и перерывов. А солнце, как ласковая мать, укачавшая своего ребёнка, тихо, на цыпочках, ушло за Жигулёвские горы, оставив Волгу в её царственном покое. Коротка июньская ночь. Не успеет поблёкнуть вечерняя заря, а уж восток начинает светлеть и разливать свою утреннюю свежесть, неся миру новый день, новую жизнь и новые заботы.

В три часа ночи «Маршал Ворошилов» подошёл к воротам верхнего шлюза Куйбышевской гидроэлектростанции. На смутно угадываемых строительных площадках ГЭС сияло огромное электрическое зарево. По мере приближения к плотине всё отчётливее и громче доносились звуки могучего дыхания великой стройки. То тут, то там ярко вспыхивали, затухали и снова загорались искрящиеся огни электросварок. Высоко подняв в предутреннее небо многометровые стальные стрелы-щупальца, везде стояли подъёмные краны-великаны. Они двигались, поворачивались, наклонялись, в их движениях чувствовалась огромная физическая сила, управляемая невидимой, но твёрдой ру- кой человека. Со всех сторон слышался шум работающих моторов, скрежет железа, грохот кувалд, шипенье электросварок, громкие и властные команды диспетчеров. Казалось, что этому великому шуму-грохоту нет предела, что он единственный владыка на этих берегах.

Июнь 1956 г.

СОЮЗ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ, УЛЬЯНОВСК