Лобби в окружении царя: как трое симбирян боролись за ресурсы и доборолись до революции. Часть 1

История о том, как симбирские коммерсанты осваивали государственный оборонный заказ и создали корпорацию с властью с помощью лобби в окружении царя. Борьба симбирских лоббистов Протопопова и Керенского сыграла на руку ещё одному их земляку — Ульянову-Ленину. В результате произошла революция.

«А.Д. Протопопов, как верный слуга престолу и отечеству, в переживаемое тяжелое время проводит для блага родины повеления государя и тем, конечно, в левой партии имеет недовольных людей, а угодная этой партии ползучая печать травит и озлобляет народную массу против нашего глубокочтимого бывшего карсунского предводителя дворянства, а ныне министра внутренних дел А.Д.Протопопова» – писал в самом начале 1917 года в своем рапорте губернатору уездный исправник из Карсуна, опасаясь за то, что волнения на рабочих на суконной фабрике министра перерастут в массовые беспорядки.

Суть этого механизма была очень простой. Сегодня её назвали бы осваиванием гособоронзаказа.

Опасения были отнюдь не беспочвенными — единственной серьёзной отраслью промышленности в Симбирской губернии была суконная, а большая часть тех, кого Ленин спешил называть пролетариатом, трудилась именно на суконных фабриках. На остальные предприятия приходилось лишь 25% рабочих. При этом только работники суконных фабрик действительно пересекались между собой — предприятия активно взаимодействовали. Осенью того же 1917 года это взаимодействие оказалось оформлено в «Союз фабрикантов Симбирского района», который должен был окончательно достроить механизм осваивания фабрикантами бюджетных средств, заложенный еще в далеком 1808 году симбирянином Масловым. Суть этого механизма была очень простой. Сегодня её назвали бы осваиванием гособоронзаказа.

После заключения Александром Первым Тильзитского мира с Наполеоном в 1807 году всем стало ясно, что большой войны не избежать. Правительство начало к ней масштабную подготовку. На этом фоне резко выросли закупки комиссариата, что напрямую отразилось на росте промышленного производства – государственный заказ оказался выгоден всем.

Проблему обеспечения поставок и контроля за ними комиссариат решил с помощью создания особых комиссий по работе с поставщиками. Подобные комиссии были созданы в том числе и для приема сукна — в Москве, Киеве, Харькове, Воронеже и Казани. На этом этапе и подсуетился Маслов, в обмен на гарантии ежегодной поставки 80 000 аршин армейского сукна добившись Высочайшего повеления о создании аналогичной комиссии и в Симбирске.

Таким образом Маслов решил сразу две проблемы — минимизировал затраты на логистику (его фабрика находилась в Тереньге, недалеко от Симбирска) и, одновременно, обеспечил себе гарантированный рынок сбыта, хотя и не мог напрямую влиять на закупочные цены.

Механизм отлично заработал и начал копироваться другими помещиками-коммерсантами. В результате на момент отмены крепостного права в губернии насчитывалось уже 23 суконные фабрики, оборот которых составлял половину от всего оборота промышленности губернии (львиную часть остального оборота обеспечивали винокуренные заводы).

Закончились сверх-прибыли, причиной которых была Севастопольская кампания 1855 года.

С отменой крепостного права владельцы фабрик столкнулись с проблемами. «Прежде владельцы фабрик, большей частью помещики, обрабатывали сукна крепостными своими крестьянами, платя им по указанной самими цене. С освобождением крестьян помещики должны были платить дороже рабочим и вообще вести дела свои на основаниях коммерческих» – писал в своем отчете о развитии промышленности за 1863 год губернатор и добавлял, что из-за «непривычности к этом» многим помещикам пришлось продать фабрики или передать их в аренду купцам, а некоторым — и закрыть.

Помимо отмены крепостного права была и еще одна причина того, что помещики стали отказываться от фабрик — закончились сверх-прибыли, причиной которых была Севастопольская кампания 1855 года, когда через симбирскую комиссию проходило более двух миллионов аршин сукна в год. После этого «гособоронзаказ» снизился в 7-10 раз, что привело к необходимости работы на свободном рынке. Как следует из отчетов о промышленности губернии, именно этого делать помещики не умели, либо не хотели. Купцы же трудностей в этом не видели, получая прибыль даже с использованием наемного труда и на арендованных фабриках.

Впрочем, опасения губернатора о спаде производства и закрытии помещичьих фабрик в отчете за 1863 год оказались напрасными — уже на следующий год суконную комиссию преобразовали в интендантский склад и начались закупки сукна впрок.

Плодами подготовки к Севастопольской компании успел воспользоваться и Александр Протопопов, который запустил сукнодельную мануфактуру в своем имении недалеко от села Румянцево в 1848 году. Изначально на 60 ручных станках работало около двухсот крепостных. К 1855 году количество работников приблизилось к тысяче, а объемы производства — к четверти того, что проходило через симбирскую комиссию. Таким образом, Румянцевская фабрика была на тот момент крупнейшим предприятием губернии, обеспечивая четверть оборота промышленности.

После смерти Протопопова, фабрика досталась его жене, затем её сыну от первого брака Николаю Селивёрстову, который оказался рачительным хозяином с хорошей рыночной хваткой.

Селивёрстов поступил нетривиально — вместо того, чтобы попытаться пролоббировать в интендантстве большие объемы закупок грубого солдатского сукна либо увеличения закупочных цен, Николай переориентировал фабрику на выпуск дешевого массового продукта — крестьянского сукна, не забывая при этом и о пиаре. В 1861 году на выставке мануфактурной промышленности в Санкт-Петербурге сукна производства его фабрики получили серебряную медаль, там же удалось наладить и коммерческие контакты, обеспечивающие сбыт.

Грамотно решил Селивёрстов и «крепостную» проблему — вместо того, чтобы использовать механизм квази-барщины через откупные платежи, он вложился в модернизацию производства, срочно закупив импортное механическое оборудование, которое помимо прочего позволяло перерабатывать самую грубую шерсть, которую не брала ни одна другая фабрика в России. Максимально дешевое сырье пошло на изготовление сукна для нужд армии. В результате фабрика продолжала успешно работать до самой смерти (от руки террориста) Селивёрстова в 1890 году, обеспечивая достаточно высокую прибыль.

Протопопов оказался лишен всякой хозяйственной жилки и опыта, необходимого для ведения дел.

Наследником заведения стал «верный слуга престолу и отечеству» Александр Дмитриевич Протопопов, которому на тот момент было 24 года. Через год после получения наследства Протопопов вышел в отставку и поселился в своем имении в Симбирской губернии.

Сначала дела Протопопова на фабричном поприще шли неплохо — в 1893 году на фабрике впервые в России была введена кислая варка шерсти, мануфактура имела неограниченный кредит — предприятие нормально управлялось.

Но инерции развития, заложенной Селивёрстовым, хватило ненадолго. Протопопов оказался лишен всякой хозяйственной жилки и опыта, необходимого для ведения дел, — к 1903 году долги фабрики превысили колоссальные по тем временам 300 тысяч рублей, в то время как у главного конкурента Протопопова, одного из богатейших жителей губернии Николая Шатрова, владельца Измайловской суконной мануфактуры, фабрика процветала.

В немногих исследованиях развития суконной промышленности причины неудач Протопопова объясняются промышленным кризисом 1901-1903 года, но если сравнивать действия Протопопова с действиями Шатрова, то ситуация поворачивается несколько иначе.

По бумагам капитал товарищества составлял 1 миллион рублей при том, что реально фабрика оценивалась лишь в 400 тысяч.

Дело в том, что все суконные предприятия к этому моменту оказались весьма зависимы от банков по причине необходимости ежегодной закупки больших партий шерсти. Для прямой закупки требовались колоссальные суммы, а работа через посредников-скупщиков, которые могли поставлять сырье в течение года, значительно снижало норму прибыли. В условиях падающего рынка это создавало реальную опасность уйти в минус.

Действия Шатрова показывают, что он вовремя понял всю суть ситуации и начал действовать, провернув весьма хитрую операцию, которая позволила мануфактуре спокойно пережить кризис и без проблем кредитоваться.

Начал Шатров с резкого увеличения капитализации предприятия. К концу 1901 года фабричные строения его фабрики оценивались в 400 тысяч рублей, а готовая продукция и сырье в 250 тысяч. Оперируя этими цифрами, Шатров подал в Министерство финансов просьбу об утверждении паевого (аналога акционерного) общества на базе фабрики, определив его основной капитал в 1 миллион рублей.

Товарищество утвердили в ноябре 1902 года, при этом свой пай внес только сам Шатров. Остальные паи должны были быть оплачены в течение полугода, но оплачены не были. Шатров обратился в Министерство с просьбой отсрочить оплату паев. Министерство пошло навстречу, но и в 1904 году паи внесены не были. В итоге Шатрову удалось растянуть отсрочку до 1912 года, ежегодно ссылаясь то на забастовки рабочих, то на войну, то на «стесненное положение денежного рынка». Тем не менее, главное было достигнуто — по бумагам капитал товарищества составлял 1 миллион рублей при том, что реально фабрика оценивалась лишь в 400 тысяч.

Закрепившись в банках, Шатров перестал испытывать какие-либо проблемы с кредитами.

Дальше необходимо было наладить взаимоотношения с банками, которые уже не очень хотели кредитовать суконных фабрикантов, многие из которых в кризис стали допускать просрочки платежей.

В это время Шатров в очередной раз был назначен членом учетного комитета Симбирского отделения Волжско-Камского коммерческого банка, в котором и кредитовался. Но надо было идти дальше — в 1902 году Шатров стал председателем Симбирского биржевого комитета, а с 1906 года вошел в учетные комитеты местных отделений Государственного и Русского для внешней торговли банков. Закрепившись в банках, Шатров перестал испытывать какие-либо проблемы с кредитами, тем более под залог паев “миллионного” предприятия.

Кроме того, Шатрову весьма повезло с управляющим — Мельниковым, который считался очень хорошим специалистом по организации производства и умел вести дела с банками. В результате кризис Шатрову удалось пережить без потерь, чего никак нельзя сказать о Протопопове, который оказался неспособен даже обслуживать действующие кредитные линии. Замаячило банкротство. И тут, после лечения у тибетского врача, Протопопов показал свою сильную сторону — он оказался успешным политическим интриганом и придворным лоббистом несмотря на то, что коллеги не стеснялись называть его имбецилом.

Продолжение следует.

Фото – областной Комитет по культурному наследию.