Крещенское чудо

В 80-е годы XX века православные традиции, которыми так гордится современная Россия, никто официально не уважал. Даже просто исполнять их, совершать обряды было трудно. Бабушкам, которые в те годы были единственными их хранительницами, мешали комсомольцы, начитавшиеся о «подвигах» своих собратьев времен 20-х годов, разрушавших храмы, начальство, которое боялось взыскания из райкомов и обкомов. Поэтому обряды жили тем лучше, чем отдаленнее от центра было село. Конечно, все, что совершалось тогда возле крещенской иордани, здорово отличалось от того, что происходит там сегодня под руководством все знающего и умеющего батюшки. Немного было таких мест на карте СССР, где этот обряд бы совершался четко, регулярно и вопреки «мнению партии». Но они были. И не всегда хранительницей его выступала церковь. Были такие места и в Ульяновской области. Жители деревни, где мне эту историю рассказали, просили не называть место событий и имена участников, поэтому я ограничусь обозначением района: Инзенский. А участники, поскольку все еще живы, узнают себя сами.

В деревеньке Крещение праздновали всегда и всенародно. Этот праздник был близок людям, живущим здесь, потому что прямо через село текла Сура, течение ее здесь было быстрым, и каждый умел и любил плавать. В дореволюционные годы река была кормилицей и основной дорогой, основным местом заработка – она была главной. В зависимости от ее разливов и пересыханий собирался урожай, устанавливался годовой цикл работ: когда сеять-пахать, когда грузчиком на баржу наняться, когда убирать урожай, когда рыбу ловить, когда сети плести. Даже детей рожали с учетом речных циклов, как мне говорила местная старенькая бабушка:

– Думали, сынок! А как же? Родишь, а ему (мужу) надо на баржи идти, кто поможет? Угадывали, чтобы в зиму… А зимние дети – крепче!

Река была местом, где проверялась мужская удаль и сила. До сих пор можно встретить там рассказы не о знаменитых кулачных бойцах, а о Ваньке-жиле, который сам, при весе в 5 пудов, мог на плечах занести на баржу 20 пудов груза. О бурлаке Игнатии, который, поссорившись с купцом из-за оплаты труда своей артели, в одиночку не давал другой, нанятой вместо них бригаде стронуть баржу с места, толкая ее на мель. Парень, ни разу не ходивший в грузчики, считался непригодным женихом, а девушка, не умеющая удить рыбу и плести сеть, – ни к чему не годной хозяйкой. Река была всем для той деревни. Поэтому и Крещение любили особо, почиталась не только христианская сторона вопроса, но и удалое купание в ледяной воде в мороз, а прорубание иордани в толстенном льду было почетной обязанностью самых сильных и умелых. Ведь надо было рубить так, чтобы «трещина не пошла», чтобы «края стали ровные, красивые», чтобы было удобно людям подойти, окунуться и выйти.

В царское время праздник готовился за два дня: расчищался снег в месте, где предстояло вырубить иордань, подростки подметали подходы к реке, строился «снежный дом» – из снега и льда делались столы и лавки, где можно было выпить горячего чаю и переодеться.

Уже сама подготовка была праздником! Участие принимали все, причем не по «разнарядке», а исключительно по желанию, все имели возможность проявить лучшие свои качества, от выносливости в работе до творчества в украшении снежного дома. Дети, копируя взрослых, тоже строили снежные дома, делали себе тропки. Зимы тогда были – не чета нынешним: снежные, морозные! Дома иногда за ночь по крышу заметало, поэтому работы в подготовке всем хватало, а кроме нее ведь и домашние заботы никто не отменял.

Приход советской власти, по словам очевидцев тех лет, все по-настоящему ощутили только в 1938 году, когда тамошнего попа местные комсомольцы перед самым Крещением увезли в район, откуда он больше не вернулся. Активисты пытались тогда запретить любимый народом праздник, но мужики их сильно тогда побили, и Водосвятие село отпраздновало. С тех пор, хоть и отмечали праздник, но никогда так, как до 1984 года. Хотя отстаивали его не раз.

Сначала мешал присланный откуда-то председатель-коммунист, однако тот однажды упал в реку во время весеннего ледохода, и больше его не видели. Свидетели этого происшествия на следствии показали, что «заметили-де, но помочь никакой возможности не было». С тех пор председателей со стороны не присылали, а выбирали общим собранием из местных, и у всех них был неписаный постулат: «В Бога веровать нельзя, но без Крещения людям быть невозможно».

Постепенно транспортная и торговая значимость Суры сошла на нет. Зарабатывать можно было только в колхозе, грузчики стали не нужны за отсутствием барж, да и не отпускали свободных крестьян на заработки. Паспорта не давали – и все. Рыбу-то ловили, конечно, а вот цикл жизни здорово поменялся. Да и речка заилилась, засорилась стоками, прокопанными прямо с ферм и птичников. Кое-кто из мужиков стал от безделья пить, кто-то, наоборот, книги читать. Но на Крещение все же выходило все село, хоть с меньшим энтузиазмом, правда. Перестали строить «снежный дом», потому как перестали особо друг друга стесняться при переодевании, да и чай, которым раньше обеспечивали местные или оставшиеся зимовать купцы, теперь был дорог. Люди стали меньше нуждаться в праздничном общении, все стремились разбежаться по домам и уж дома отметить.

В 1983 году в деревню вновь назначили председателя. Приехал молодой коммунист, выпускник сельхозинститута, бравый, геройски настроенный… Первый год он присматривался к деревенским обычаям, везде присутствуя, но ни в чем не участвуя, а потом принялся с ними активно бороться, видоизменять, «наполнять новым смыслом» и заниматься прочей «ерундой», как определили местные жители. Православные праздники он запрещал и даже с милиционером, проходя вечером по домам, изымал самогон со стола, печеных «жаворонков», крашеные яйца. Народные праздники он старался видоизменять, раскрашивая их в одному ему понятные и интересные тона. Перед Крещением он предупредил людей, что они могут «построить дом из снега и пить в нем чай и самогон», но прорубь-де он рубить не позволит. А без купания какой праздник? Жители, посовещавшись, отправили к нему старушку, которая лечила в деревне людей и скот травами и молитвами. Ее очень уважали и боялись, считали, что не только вылечить, но и наказать она может. Она ни дня не училась в школе и не умела писать и читать, но была очень умной и, как никто, умела убеждать.

Разговор с председателем у нее вышел короткий. Он был не против «массового гулянья». Бабушка резонно указала ему на то, что пить спиртное в этот праздник на реке нельзя, но молодой реформатор ничего не хотел слышать. Он сказал, что иордань рубить запрещает, а бабка – что празднику все же быть.

На следующий день в село приехало много молодых людей с повязками дружинников и несколько милиционеров, которые встали на берегу и не пустили к воде рубщиков. В то же время с десяток приезжих активно строили на льду помещение из снега, напоминающее увеличенные эскимосские иглу, соединенные тоннелями. Приезжие девушки таскали из колхозной конторы пироги, водку, прочую закуску в эти почти уже законченные помещения. Электрик протянул туда провод, из клуба притащили музыку.

В январе темнеет быстро. Люди по привычке собирались на берегу, но к празднику не шли. Иордань было рубить поздно, ведь лед в это время обычно бывал до метра толщиной, и в темноте сделать ее было невозможно. Незваные хозяева сельского праздника куражились напропалую: веселый визг девок слышался даже через грохот музыки. Бабушка, исполнявшая недавно функции парламентера, пришла на берег последней. Увидев, что происходит на реке, она заплакала, а потом топнула ногой… Все, с кем я разговаривал об этом случае, уверяли меня, что, как это невероятно ни прозвучит, в тот момент лед затрещал, и комсомольские постройки провалились под лед вместе с гуляками, а электрический провод, протянутый с ближайшего столба, порвался:

– Вот как сейчас это вижу! Провод рвется вот тут, у берега, а они там, на середине речки, – бултых! И прямо, как иордань по форме! И гладенькие края, будто мой дед рубил, – рассказывал мне житель. – Никто не утонул! Мы поскидали все и в воду… Всех вытащили, только музыка и припасы их утонули. У них в их доме тепло было, они там костер развели, шашлыки жарили, разделись все, да и вот тебе еще чудо: куда лед делся? Он ведь толстый был! Если бы, к примеру, так все случайно, то задавить кого-нибудь должно было, а вот все живы! У кого хочешь спроси!

Так что праздник был. По традиции и сами искупались, и удаль проявили. Но не только поэтому добрым словом вспоминают сельчане тот вечер. Слух о праздновании дошел до начальства, началось разбирательство и председателя за то, что утопил дорогую и дефицитную по тем временам музыкальную аппаратуру, выгнали. Так что праздновали Крещение там всегда, до 2000 года. Теперь больше не празднуют. Иордань рубить больше некому…

Павел Половов

Зимняя ночь вновь сменяется днем,

Дмитрий Сильнов