Глобальный оползень в правобережье — это гарантия оползневого спокойствия на ближайшие годы. Можно уже ничего и не делать, спасемся математикой.
Оползень на грузовой «восьмерке» в Ульяновске — это просто ничто по сравнению с теми оползнями, которые прошли в этом году на других участках правого берега Волги. Сползли огромные массивы леса на участке от Поливно до Ундор, обрушилась часть Арбугинской горы, площадка к югу от Шиловки вместе с частью болгарского средневекового городища, большие участки берега южнее Сенгилея. Ну и так далее.
По мнению владельца самого знаменитого симбирского подгорного сада, от еще более глобальных последствий Симбирск спасала лишь вишня.
Выглядит бедствием, сравнимое с оползнем 1915 года, когда было разрушено более 50 домов в симбирском подгорье, в том числе и Петропавловская церковь, а также 8 опор строящегося моста через Волгу. Сегодня мало кто уже вспоминает о том, что оползень в Симбирске был в тот год далеко не самым крупным. Полз весь берег, причем гигантскими участками.
Проблема активно обсуждалась в тогдашней Городской Думе. Известный симбирский садовод С.С.Рогозин тогда активно продвигал свою мысль о том, что лучшее «противоядие» против оползней — это вишневые сады. По мнению владельца самого знаменитого симбирского подгорного сада, от еще более глобальных последствий Симбирск спасала лишь вишня. Её корни образуют в земле разветвленную сеть, которая способна сдерживать оползень. Для доказательства своей правоты Рогозин ссылался на то, что практически все крупные оползни в Симбирске проходили на тех участках горы, которые не были покрыты культурной растительностью. На других участках не спасали ни дренаж, ни укрепление склона.
Другие думцы предлагали иные решения — сплошное дренирование, переселение подгорья, террасирование склона и так далее. Дума отправила запрос в Петербург с различными вариантами смет, в которых фигурировали весьма приличные суммы, а также утверждение о том, что город не в состоянии сам бороться с крупными оползнями.
Денег не дали, никакие работы не проводились. И ничего не произошло – ни одного обещанного «федералам» апокалиптического сценария жители Симбирска воплощенным в жизнь так и не увидели: ни в 1916, ни в 1917, ни в 1918 годах. В итоге страшилки и вовсе забылись. Почему же обещанного повторения оползня не произошло?
Во всей подобной оползневой риторике, которая практически без изменений повторяется и ныне, через почти 100 лет, забывается, что любой оползень — это вовсе не одномоментное ЧП, а следствие весьма длительного процесса.
Сам факт того, что оползень УЖЕ прошел, снижает риск его появления в ближайшем будущем.
Любой опозневой склон — это грунты, находящиеся в напряженном состоянии. До момента достижения точки бифуркации грунты неподвижны, а при достижении этой точки происходит «взрыв» – оползень. И это тоже процесс — процесс достижения новой точки равновесия, нового баланса напряжений грунта. Дальше процесс циклически повторяется и, по большому счету, локально серьезно повлиять на него сложно, особенно в условиях Ульяновской области, где практически все правобережье представляет собой единый массив грунтов одинакового типа.
Если совсем абстрагироваться от геологии и причин возникновения оползневых процессов, рассматривать оползень как функцию и применить аппарат теории катастроф, то окажется, что сам факт того, что оползень УЖЕ прошел, снижает риск его появления в ближайшем будущем. Насколько снижает? Если исходить только из дат прошлых крупных оползней, то оказывается, что шансы появления нового крупного оползня растут лишь на интервалах, измеряемых даже не годами, а десятилетиями. Это при условии того, что все факторы, которые влияют на оползневую активность, остаются неизменными.
То есть, получается, что если ничего по результатам оползня не делать вообще, то это будет гарантией того, что оползень в ближайшие годы не повторится. Подобная абстрактная модель ничем не хуже и не лучше любых других моделей оползневых процессов, в том числе и геологических.
Если ничего по результатам оползня не делать вообще, то это будет гарантией того, что оползень в ближайшие годы не повторится.
Главное их преимущество при подобном подходе — это вовсе не наличие прогнозной составляющей, а возможности анализа тех факторов, которые способствуют развитию оползневых процессов на длительных интервалах. А на других интервалах оползневые процессы рассматривать и нельзя — любому оползню в наших условиях предшествуют многолетние процессы. Согласно данным того же Рогозина, издавшего в середине прошлого века работу по ульяновским оползням, их основа — насыщение грунтов, находящихся в напряженном состоянии, водой. Но в нынешних условиях из этого факта невозможно сделать никакие прогнозные выводы по причине полного отсутствия данных — мониторинга грунтов толком не проводилось и не проводится. То есть, толку от любых факторных прогнозов и любых экспертиз очень немного.
Можно лишь с той или иной степенью правдивости гадать — может быть виноваты дожди, может какие-то сваи, а может высокий уровень Волги, поддерживаемый Росгидро в последние годы. Знания все эти гадания не дают ввиду отсутствия данных мониторинга на тех интервалах, которые можно считать значимыми для формирования оползневых процессов. И дать в ближайшие десятилетия не смогут — только лет через 15, при условии, что будет проводиться постоянный мониторинг, окажется возможной хоть какая-то реальная модель оползневых процессов и, следовательно, реальная экспертиза. Пока же можно положиться лишь на теорию катастроф и порадоваться тому, что оползень УЖЕ прошел.