Ведущий Клуба – Жан Миндубаев.

От ведущего
Судьбы литературных произведений нередко причудливы. А иногда и просто трагичны (как и судьбы их авторов). Примеров тому множество. Вспомним, скажем, роман Чернышевского «Что делать?», сочиненный несчастным автором в одиночке Петропавловской крепости. Роман, практически не востребованный в дореволюционной России – но поднятый «заинтересованными лицами» на невероятную высоту в СССР.
А великолепные- но не публикуемые произведения А.Платнова – ибо пишет «не так и не с тем взглядом»? Или потрясающе трагическое стихотворение Михаила Исаковского о солдате, который «три державы покорил» – но не нашел счастья на своей земле? Его было запрещено печатать- и все тут..
А вот некоторые творения, весьма никчемные и литературно беспомощные тиражировались миллионно, за них платили громадные гонорары, их авторов определяли лауреатами всяческих премий , они жили при всяких благах – и так далее. Тут перечислять не будем, тут хватит одного одиозного «поэта»- любимца Ленина «Демьяна Бедного» (настоящее ФИО – Ефим Придворов), которому и салон-вагон был предоставлен, и кремлевская квартира, и личное авто с водителем. И даже почетное место в президиуме , среди «вождей революции»..
Откуда, правда, был публично и постыдно изгнан.
Быть или не быть писателю «услышанным», «узнаваемым» очень часто зависит совсем не от его совершенства литературного, не от «значимости « или «незначимости» темы – а от усилий заинтересованных лиц, которые -конечно же!- преследуют свои небескорыстные цели. В свое время политико-меркантильные, а ныне чаще всего – просто меркантильные… И – тут уж нет границ тому процессу, который ныне именуется « неуемным и бесстыжим пиаром»…И новый «дьявол» планеты в виде интернета и умельцев им пользоваться – это просто подручный инструмент,умело используемый вышеобозначенными господами.…
А теперь ближе к предмету. В последнее время окололитературную атмосферу сотрясает роман «Зулейха открывает глаза..»,созданный проживающей в Москве «татарской»-( но русскоязычной) писательницей Гузель Яхиной. Суждения разные: кто-то превозносит роман как новое откровение (небезизвестная госпожа Улицкая без всяких обиняков заявляет на обложке книги: «Мощное произведение, прославляющее любовь и нежность в аду»). И – тут вроде становится понятным, почему и как умудрилась молодая авторша получить в 2015 году аж сразу три (!) престижнейших литературных премии…
Можно было бы счастливую Яхину только поздравить с обретением немалого гонорара и славы…
Но вот «закавыка»…Многие читатели встретили роман , как говорится, « в штыки». Приведу только два читательских мнения – (не самых жестких):
«В мире её романа, действительно, страшно, но не потому, что там описывается что-то из ряда вон выходящее, а потому что никакой трагедии там нет. Сюжет бодро шагает по трупам (вагон туда, баржа сюда), а посёлок Семрук больше походит на швейцарские лечебницы романа «Санаторий «Арктур» К.Федина, чем на обыденный шаламовский ад. Книги, подобные той, что пишет Яхина, ампутируют последнее прибежище глубины и смысла – боль, этот единственный усложняющий современное пустое человеческое бытие, феномен.”

«Гузель Яхина в теме сталинских репрессий, по-моему, просто потопталась на месте, не сказав ничего нового ни содержанием, ни формой (да, качественная, высокого уровня проза – но в таких классических советских традициях, что зубы порой сводит). Был шанс на иной угол зрения – взгляд на раскулачивание и жизнь в трудовом лагере со стороны покорной женщины, татарочки Зулейхи. Взяться бы писательнице за свою героиню – да не отпускать с первых до последних страниц: глядишь, вышел бы роман пусть и без претензий на всеохватность необъятного, но добротный такой роман «о женском». На самом деле вышло, что того же Игнатова в романе, пожалуй, было больше, чем Зулейхи. Роман написан в таком лайт-варианте для слабонервных: для тех, кто не прочь ознакомиться с ужасами сталинских репрессий, но вникать в страшные подробности не горит желанием. Главные герои выживают, чудом спасаются от допросов и утоплений. Где-то фончиком, не особо травмируя душу читателя, сотни других безымянных персонажей помрут в дороге или утонут. Среди спасшихся окажутся прямо-таки сливки общества, с одной лишь только ложкой дегтя – для приличия – в виде бывшего зека. Герои четко разделены на плохих и хороших, развитие характера по ходу сюжета наблюдается только у одного из них (превращение Зулейхи из рабыни в отважную охотницу развитием не могу считать, увольте). Коменданта лагеря хочется просто обнять и плакать. Зулейху с ее сыном – обнять и плакать дважды. С Иконниковым – выпить. С профессором Лейбе – спрятаться в яйце. Все очень лирично, идиллично и романтично для такой серьезной и страшной темы. Однозначно понравилось про быт и традиции татар. Жаль вообще, что у этой книги нет более сильного национального уклона, еще больше жаль – что она не написана изначально на родном Зулейхе языке, не самобытна в этом плане. Традициям в книге лишь отдана дань, она ими чуток приправлена для заманухи, но не проникнута. Пишет Яхина хорошо, увлекательно, не рассказывает – песню поет. Но замах на такую тяжелую тему закономерно оказался писательнице не по силам, в плане отображения раскулачивания и сталинских репрессий этот роман довольно поверхностный. Возможно, в будущем автор поумерит свои амбиции и станет писать просто качественную женскую прозу, без претензий на тяжелоподъемные сюжеты. Чего ей и желаю.
Недавно начинающая свой творческий путь литераторша посетила и Ульяновск- (классиков .как известно, ждут и привечают везде). В связи с этим, в общем-то малозаметным событием, газета «Симбирский курьер» даже напечатала громадное благостное интервью с начинающей свой славный путь властительницей наших дум..Там все хорошо – и даже прекрасно..
Ну, а поскольку клуб «Симбирский глагол» не руководствуется при оценке достоинств или недостатков тех или иных литературных произведений никакими личными или корпоративными интересами- а исключительно здравым смыслом – то кажется закономерным и правильным представить читателям и иную точку зрения..
Для объективного взгляда, так скажем.
Жан Миндубаев
=====================================

======================================
Руслан Айсин, глава Всемирного форума татарской молодежи, о нашумевшей книге Г.Яхиной «Зулейха открывает глаза»:
«Это история космополитов-манкуртов, это идеологическая мантра для тех, кто бредит либеральным мифом о всечеловеке. О дереве без корней.
Это история об энтропии духа народа.
Это история — напоминание всем тем, кто стоит крепко – вопреки давлению циничного времени»
****
Роман Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» наделал много шума. Автор получила уже не одну награду, премии, признание. Но и критики хватает. Причём, критика вполне обоснованная и аргументированная.
Приступая к чтению романа, я уже имел общее представление о содержании этого повествования. Но рецензий умышленно не читал, дабы не смазывать собственное представление, чтобы моё восприятие было по возможности интимным, без примеси, если можно так выразиться, синдрома навязанного суждения. Уже после я прочитал пару рецензий, где были изложены, проверены, высвечены основные фактологические недочёты в романе, несоответствия исторической действительности, парадигмальные надломы повествования и т. д.
Особенно большую работу в этом плане провела М.Хабутдинова, которая по пунктам разобрала основные ошибки Гузель Яхиной в романе. Поэтому я не буду детально останавливаться на этом, а постараюсь обозначить, в чём же идеологический пафос сюжета, что двигало Яхину при написании этого по сути клеветнического на татарскую жизнь, на традиционный национальный уклад, на Ислам романа.
Я не буду политкорректен, оговорюсь сразу, так как сам роман неполиткорректен.
Этот роман не о любви, как может показаться кому-то на первый взгляд, и не о женской судьбе. Это роман об истории одного предательства. Роман о том, как ничтожен человек, лишившийся духовного измерения и подлинных корней!
Гузель Яхина создала своё пространство, где разрывается гомогенное поле татарского мировоззрения, идентичности, ткань иероистории. Они для неё не имеют особого сакрального смысла, не звучат прекрасной мелодией в сердце. Это всё она готова демонтировать.
Роман, как пишут «молодой татарской писательницы» (только вот в чём её татарскость, чем она заслужила статус называться «татарской писательницей»? У индусов есть такое понятие «хиндутва» — индусскость, которое определяет, по каким критериям стоит считать человека индусом. Это же большая честь именоваться летописцем жизни, трагедии, переживаний, миросозерцания целого народа!),Роман Яхиной — это, конечно же, ода «безродному космополитизму» (уж, простите, за нарочитое использование терминов советской эпохи, так ведь роман тоже живописует картину тех лет).
Видимо, годы работы в пиар-агентстве Москвы наложили свой неизгладимый отпечаток на восприятии Гузель Яхиной. Она понимает все нюансы манипуляции, где и за какие рычаги нужно дёргать, какой несущий блок стоить убрать в основании коллективного бессознательного. Уж мы то знаем, как тамошние умельцы орудуют технологией чёрного пиара. «Очернить? Пожалуйста! Только заплатите вон в то окошечко!»
Долгие годы интеллектуального кружения в московско-либеральных кругах, где идейными попутчиками выступали всевозможные феминистки со смещённой оптикой восприятия — это тот ресурс и опыт, который Гузель Яхина перенесла в замысел романа.
Многие промоутеры Гузель Яхиной, даже не читавшие самого романа, полны восторга и восхищения: «Это прорыв, это про татар». В чём прорыв? В изящном навете на татарский традиционный уклад? Почему десятки блестящих романов талантливых татарских писателей не были столь восторженно встречены «знающей» публикой и власть имущими? Отчего такой непонятный интерес к Зулейхе? Не потому ли, что она вывернула историю наизнанку и выставила татар в неприглядном свете?
Роман готовы перевести на двадцать четыре языка мира. Одномоментно. С трудом верится в такое единовременное желание представителей двадцати четырёх национальностей рассказать своим соплеменникам о Зулейхе. Я не верю в такой «энтузиазм масс». За этим романом стоит чья-то мощная спина.
Роман, бесспорно, имеет идеологический окрас. Не в смысле того, что он ругает «красных в пользу белых» или наоборот. Гузель Яхина наносит точечные удары по узловым символам татарского народа. И это самое важное! Если убрать сюжетную надстройку романа, то перед нами ледяным торосом предстанет идеологический исполин, который с циничной и холодной расчётливостью выполняет своё дело по ментальному демонтажу символических и психосоматических основ татарского народа. Это своего рода роман Кочетова «Чего же ты хочешь?». Только написан более грамотно, тонко, местами провокативно и демонстративно шокирующе.
Конечно, она не пыталась показать лагерную жизнь людей 30-х годов прошлого века. И вряд ли при всём её таланте у неё бы это получилось. Для этого надо быть в этом, окунуть голову в холодной поток ужасного бытия ГУЛАГов. Это удалось Варламу Шаламову, человеку, который провёл в ужасных сталинских лагерях 20 лет, но так и не был сломлен. Его «Колымские рассказы» -это голая фактология зверств режима, которая заставляет стучать сердце в ритме тех, кто стал жертвой преступлений «Вождя всех народов». И ты понимаешь: это правда, мучительно-горькая, изматывающая душевные силы правда, а вот «Зулейха открывает глаза» — это неправда. И неправда не только потому, что там много несоответствий, ошибок, что сам сюжет ломанный, негладкий, а потому, что ты уже знаешь априори, изначально, ещё до того, как увидел цитату Улицкой на обложке книги «Мощное произведение, прославляющее любовь и нежность в аду», что Яхина не может быть той, кто способен описывать драму татарского народа. Потому что это она не принадлежит к его культурно-духовному кругу.
Можно предположить, что через образ Зулейхи Яхина психологически оправдывает саму себя. Зулейха родилась татаркой, но так ей и не стала по-настоящему. Её образ соткан из сплошных противоречий, сомнений, разных лоскутов, содранных из плесневелых и заскорузлых одежд. Она, конечно же, не может рассуждать в идеологических терминах либерального мировосприятия о необходимости свободы, любви — она же «забитая селянка»! Но её внутренние импульсы — это такие волевые позывы, отсылающие нас к французским энциклопедистам, для которых человек и природа и есть основные силовые линии мироздания. Через наивное язычество Зулейхи Яхина и пытается продать нам эту мысль. Её Зулейха стихийная космополитка, но зажатая тисками национальной ретроградной традиции, семьи, религии. Муж Муртаза — тиран, безмолвный символ инерции.
Тут мы подходим к первому персонажу. Муртаза — это, без сомнения, на пару с его матерью, которую Зулейха издевательски называет Упыриха (столетняя слепая женщина), указание на сам татарский народ: патриархальный, могучий, но для женского восприятия грубый, замкнутый, находящий утешение лишь у матери своей. Тут Яхина наносит ещё один ощутимый удар по символам. Два столпа любого традиционного общества: мать-хранительница уклада и муж-воин-добытчик — предельно унижены Яхиной. Это делается сознательно, она их намеренно высмеивает, «опускает». Такая ненависть к патриархально-суровому принципу встречается у либерально-консюмеристской публики, которая не понимает, что есть вертикаль, а не только горизонт.
Муртаза, несмотря на свою монументальность и грозный вид, лишь, по сути, маменькин сынок. Мальчик-с-пальчик, от которого Зулейха понесла четыре раза, и все родившиеся на свет девочки умерли в самом младенчестве. То есть Муртаза «неправильный» он не может зачать наследника мужчину, продолжателя рода. Впрочем, в итоге он родит наследника, но так и не узнает об этом. Наследника Юзуфа, который, по замыслу Яхиной, олицетворяет полную противоположность его отца — тонкий, отзывчивый, склонный к прекрасному, творчеству. Муртаза укоренённый в почве, Юзуф же — рождён вдали от родины, лишён связующей нити с корневищем, да и не рефлексирует на этот счёт. Он мечтает уехать, его ничто не связывает с магнетизмом почвы, и в итоге он устремляется в Ленинград.
Муртазу убивает чекист Игнатов, который становится впоследствии возлюбленным Зулейхи. Нет в книге сильных переживаний «безутешной вдовы». Да, умер, её осмысление этого факта — лишь сожаление об утрате привычного.
Игнатов со своими подчинёнными конвоирует татарских кулаков. И тут автор вводит в ткань сюжета один эпизод. По пути колонна арестованных останавливается в одном селе, где их для ночёвки размещают в мечети. И там этот самый Игнатов начинает совокупляться со своей сослуживицей Настасьей прямо в мечети… Для чего Яхина заостряет внимание на этом? Чтобы показать Игнатова полной антитезой Муртазе, который «не пропускал ни одном джумы»? Или чтобы ещё более отвратить читателя от этого чекиста, для которого нет ничего святого? Но тогда отвращение должна вызывать и сама Зулейха, прыгнувшая к этому извергу в кровать. Но нет, Яхина старательно обеляет её образ, рисуя её очень благовоспитанной, стесняющейся чужого мужского взгляда….
….Важный эпизод связан с родами Зулейхи, которые принимает «коллега» по несчастью — Лейбе. Он, как нам сообщает Яхина, немец, профессор Казанского университета, светила науки, который был теоретиком медицины и практикующим хирургом, но его всегда увлекала гинекология (не будем здесь развивать тему фрейдизма, оставим для специалистов этот аспект). Лейбе страдает много лет необъяснимой болезнью. Он погружён в эскапизм, в вымышленный мир, его голову покрывает некий пузырь, который защищает его от суровой действительности внешнего мира. Он живёт в своём мире грёз, где всегда солнце и праздник. И вот он принимает роды, и эта слизь на голове мешает ему, противится тому, чтобы он вытащил из утробы Зулейхи новую жизнь. В итоге он делает волевое решение, и раз и навсегда отбрасывает этот кокон эскапизма со своих плеч.
Тут Яхина использует достаточно простой приём: Юзуф выступает как обновитель, как пульсирующий акт освобождения не только для Зулейхи, но и для больного Лейбе, долго мучившегося от непонятного состояния, то ли психологического, то ли физиологического. В какой-то момент кажется, что Яхина сорвётся в аллегоризм, в Евангелические сказания о Иисусе, который общался с людьми в яслях… Да и подобранная пара Юзуф-Зулейха тоже должны указывать подсознанию об известной притче о двух влюбленных — Юсуфе (пророке) и Зулейхе. Должны придать двум персонажам книги сакрально-святой ареол носителей образа чистой, божественной любви, переливающейся эфиром благодати через все мыслимые границы и преграды. Юзуф — это пророк обновления, утверждающий своим появлением новую эпоху.
Поселение, куда ссылают кулаков и прочий идеологически вредный элемент, это своеобразный полигон человечества, покинутый остров, где уживаются представители разных народов: чуваши, мари, татары, русские, северные народности, немцы….И вот в этой природной среде… вырастает новый человек — Юзуф, всечеловек, который интегрирует в себе все ипостаси универсального индивидуума: он знает французский (брал уроки у одной экзальтированной дамы интеллигентки), прекрасно рисует (учителем выступает один художник-арестант), знает азы медицины (обучен Лейбе), освоил охотничье, рыболовное дело. Короче, парень, лишённый опёки биологического отца Муртазы (который, это очевидно читается меж строк, ничего подобного бы сыну дать не мог, деревня, одним словом), вбирает в себя всё лучшее, что составляет матрицу «прекрасного». Намёк на то, что разорвав пуповину, связывающую его с национальным наследием предков, он обрёл подлинный смысл, узрел настоящее небо, смог реализовать в себе весь потенциал, который заложен в таком всечеловеке, лишённого предрассудков религии, национальности, традиции, патриархальности.
Юзуф не расспрашивает мать о своём биологическом отце, гены которого он носит, не интересуется о своей национальной и религиозной принадлежности. Французский язык важнее и нужнее татарского, искусство важнее веры.
Апофеозом романа становится карьерный крах Игнатова, которого увольняют из органов, но оставляют в поселении. Юзуф решает уехать в Ленинград и поступить там в академию художеств. Зулейха бросается к Игнатову с просьбой помочь. Тот после недолгих раздумий, пока он ещё комендант лагеря и офицер НКВД, сжигает его метрику и выводит на бланке новую: «Иосиф Игнатов, 1930 года рождения. Мать Зулейха Валиева, крестьянка. Отец: Иван Игнатов, красноармеец»…
И вот уже не Юзуф, а Иосиф Игнатов на лодке уплывает по Ангаре в даль, оставив мать и нового «отца» друг с другом. Новый человек уплывает в новый светлый мир.
Таков итог долгого пути трансформации Юзуфа, который в итоге берёт новое ФИО — убийцы своего отца.
Это история одного большого предательства. История, которая разворачивается на глазах у нас, живущих сегодня в это смутно-испорченное время, народа, принимающего собственного убийцу за отца родного…
Это история космополитов-манкуртов, это идеологическая мантра для тех, кто бредит либеральным мифом о всечеловеке. О дереве без корней.
Это история об энтропии духа народа.
Это история о том, что уже происходит с нами.
Это история — напоминание всем тем, кто стоит крепко вопреки давлению циничного времени.»
Ради объективности добавим еще некоторые отрывки из суждений литературных критиков и писателей Татарстана при обсуждении романа в Казани, где роман «татарской» писательницы» был переведен на татарский язык и издан местным издательством Суждения о сильно шумящем (вольно? невольно? кто-то постарался?) романе таковы:

Ханафи Бадиги, прозаик, публицист:
«Называть произведение романом не поворачивается язык. Почему Татарское книжное издательство на народные деньги выпускает книгу какой-то псевдотатарской писательницы? Между тем маститые литераторы, посвятившие полвека своей жизни татарской культуре, не могут годами издать свои труды?»
Наджиба Сафина, поэт, член Союза писателей Татарстана:
– «Зулейха» — это не роман, но и вообще литературное ли это произведение. Эта работа не соответствует правилам, по которым должно строиться литературное произведение».

Вахит Имамов, автор исторических романов, лауреат премии имени Тукая:
«По-моему, у романа есть три автора. (Кстати, не об этом ли невольно – «по Фрейду» – оговаривается сама Г.Яхина в интервью газете «Симбирский курьер», выражаясь так: «Главным подарком было издательство, которое взялось за текст. Это редакция Елены Шубиной в АСТ. Я и не мечтала там издаться. – Ж.М.»)
В третьей части книги поднимается медицинская тематика. Не думаю, что Гузель Яхина хорошо знает эту область. Для того чтобы об этом написать, нужно быть профессиональным врачом. Она также описывает строительство барака и землянки. Для того, чтобы знать все тонкости строительства, нужно быть мастером в этом деле. Это может знать только мужчина. Тонкости строительства землянки не знает ни одна женщина. Эту часть ей написал мужчина. У женщины для этого не хватит ума, впрочем, это ей и не нужно. А третий автор все это собрал вместе… В произведении есть и воровство. Денисов, например, полностью, как Давыдов. Такую ошибку Гузель не сама совершила, это специально так подстроили. Получилось вроде того: «Гузель, ты не прыгай, случайно не посчитай себя великой писательницей». Якобы ошиблись в одном месте и оставили фамилию Давыдов. Произведение это —полностью фантастика. И события в Сибири, и встреча с волками, медведями. Совсем не знает историю. Скольким бы людям не перешел дорогу Игнатов, он остается жив. Человеку, который в 1930-х уничтожил 750 человек, ничего не грозит. Это сказка. Его должны были бы тогда сжечь заживо. А он издевается над женщинами. 30-е годы — тогда страна только избавилась от крови. Получается, автор об этом не знает. Она изложила и о духах, а у татар такого нет. Пусть не выдумывает того, что нет. Автор (и ли авторы-Ж.М.?)не понимает и не чувствует ни татарской жизни, ни татарских традиций.»

Рузаль Мухаметшин, поэт:
« К большому сожалению, в произведении нет татарского духа. Автор не понимает и не чувствует ни татарской жизни, ни татарских традиций, ни татарскости как таковой. В произведении есть детали, которые как иглой колют татарского человека…»
***