“ОТКРЫТАЯ РОССИЯ”. Работники скорой: «Чтобы завели уголовку, нас должны или убить, или сделать инвалидами»

Заявления в полицию до суда практически не доходят — как говорят медики, это происходит только в случаях избиения до полусмерти и если потерпевший остается инвалидом. Никаких подручных средств самообороны у врачей нет.

Работники скорой помощи в Ульяновске, действующий и бывший, рассказали Открытой России о нападениях на них и других самых запоминающихся случаях из своей практики.

Санитар скорой помощи города Ульяновска на условиях анонимности рассказал Открытой России о специфике своей работы.

— Я учусь на медицинском. Пошел в скорую, и меня сразу приняли санитаром. Работа очень понравилась. Знаете, в этом есть романтика. И то, что людям помогаешь, и коллектив у нас хороший, доброжелательный, начальник станции хорошо относится. Отличие скорой помощи от любого стационара в том, что каждый день новые люди и новые случаи. Болезни у всех одинаковые, но люди разные.

В скорой есть бригады реанимационные, есть врачебные, есть фельдшерские. В основном в Ульяновске работают фельдшера, то есть врачей у нас практически нет.

— Не в этом дело. Из-за реформ, из-за оптимизации врачи уходят — им мало платят. И график бешеный «сутки через трое». К нам врачи не торопятся.

Я как санитар получаю 9 тысяч, а фельдшера получают по 15 тысяч на ставке. Работаю второй год — премии ни разу не было.

Если говорить про нападения, то недавно был случай — приехала бригада на вызов, открыли дверь квартиры, и с ходу в фельдшера табуретка полетела. Ему рассекли бровь, и он с производственной травмой лег в больницу. Обычно такое бывает, когда к пьяным приезжаешь. А у нас работают в основном девушки. С ними легко любому пьяному мужчине сладить и легко обидеть. Из-за этого нападают и грубят.

Бывает, что на полторы устраиваются, чтобы как-то заработать, работают сутки через сутки.

— Нет, у людей просто наплевательское отношение к скорой. Нас никто не любит. Нас не любят ни больницы, ни больные. Мы забираем больных, которым кажется, что мы к ним по-хамски относимся или долго приезжаем, а больницы не любят, потому что мы им привозим этих пациентов.

Есть постоянные клиенты, которые могут вызвать скорую несколько раз за день. Им кажется, что с ними не все в порядке. Это обычно бабушки, у которых уже проблемы с головой. Их же никто не ограничивает. Мы объясняем, что не стоит нас всегда вызывать, где-то можно и своими таблетками обойтись.

Есть постоянные адреса или пьяные дворики. Там обычные клиенты — это «сидельцы» или «алкаши». Приезжаем к ним и начинается: «Ты меня не так лечишь, туда-сюда». Не с кулаками, конечно, набрасываются, но грубят. И, понимаете, мы ничего не можем с этим сделать. Мы никак не защищены от этого. Мы не можем использовать никакие средства самообороны, нельзя ответить. У нас есть только средства стеснения, типа ремня. Тебя бьют, а ты руки свяжи, держи его.

Некоторые бригады с собой какие-то средства самообороны возят.

Если бы у нас была такая же защищенность и неприкосновенность, как у полиции, то люди бы нам не хамили, общались на равных. Они бы знали, что за такое отношение к нам им что-то будет.

Мы сообщаем в полицию только о тех случаях, когда нанесена какая-то травма. Бывает, что травмы получают в самой машине — она резко останавливается, и люди ноги ломают, руки. Машина очень травмоопасная, но не потому, что устаревшая — быстро приходится ехать, и тебя в любой момент могут подрезать.

Половина вызовов у нас впустую, когда люди сами могут решить свои проблемы. Скорая помощь ведь рассчитана на травмы, ДТП, роды, инсульт, инфаркт, а нас вызывают на всякую ерунду. Один раз вызвала женщина. Повод в заявке был указан «укус». Мы приехали, спрашиваем:

— Кто вас укусил?

— Комар.

Или нас вызывают с температурой 37 с половиной, а потом другие люди жалуются, что к ним опаздывают. Вот из-за таких вызовов мы и опаздываем.

Бывает такое, что люди, посмотрев разные передачи про здоровье, запихивают себе овощи, и бывает, например, огурец обламывается. Приезжаем на вызов — у мужчины в прямой кишке дезодорант. С его слов, он поскользнулся в ванной и сел на дезодорант, и будто бы он весь туда и зашел. Мы его с этим позором отвозим в больницу. Весь приемник над ним ржет, и он убежал. Через сутки опять вызывает — достать не смог.

У одной бабушки было высокое давление. Она отрицала те лекарства, которые ей назначил врач. Она увидела по телевизору, что давление можно понизить кошками. Завела себе пять кошек и обкладывалась ими, когда давление подскакивало.

Второй собеседник Открытой России проработал на скорой помощи города Ульяновска три года. В 2010 году студентом-медиком третьего курса он устроился санитаром и работал в этой должности до 2013 года.

— В скорую я попал на третьем курсе медицинского факультета. Захотелось окунуться в медицину, потому что первые два курса студент от нее далек. Устроился я санитаром. Мы числились как санитары, а работали как фельдшеры, как врачи в обход закона. Нами затыкали все бригады. Врачей на скорой помощи, в принципе, нет. В лютом количестве бригад ездят в основном фельдшеры, которые имеют среднее образование.

Поначалу были авантюризм и энтузиазм ехать в машине скорой помощи кому-то помогать. Но со временем это все пропадает и угасает. Труд получается неблагодарный — ни со стороны оплаты труда, ни со стороны пациентов.

Те, кто идет работать на скорой помощи, к ней привыкает, и влиться в другой контингент уже не могут. Врачи, которые работают на скорой, в основном в предпенсионном возрасте, или те, кто, всю жизнь здесь проработали.

Половина вызовов скорой помощи — пустяки, когда можно вызвать неотложную помощь или самому в больницу обратиться. А вызов — это потраченное время. В 2010-м один вызов скорой помощи стоил около двух тысяч рублей. Это негласная стоимость при рассчитывании бюджета — ГСМ, зарплаты, лекарства. Человек просто потратил бюджетные деньги на один укол.

Есть среди «пустых» вызовов постоянные клиенты. В основном это бабушки, либо одинокие люди. Была, например, бабушка, которая дома мерзла, а у нее давление. Ей как-то сделали укол магнезии, а от него по телу идет тепло. И она каждую неделю вызывала скорую помощь и просила сделать именно укол магнезии. Когда ей предлагают не укол, а таблеточку, то она поднимает истерику: «Нет, мне нужен укол». Иначе пишу жалобы в министерство, потом главврачу. Поэтому проще забить и поставить укол.

Я за три года ни разу не видел, чтобы кто-то благодарил.

— Люди вызывают скорую в частный сектор — во дворе бегают собаки. У меня укусили фельдшера во время вызовы в частный дом. Мы вызвали другую бригаду, когда убедились, что угрозы жизни нет. Сами уколы поехали ставить.

По каким местам только не приходилось лазить. И по канализациям лазили, из труб вытаскивали с МЧСниками людей. Бомжей, которые лежат на Гончарова (центральная улица Ульяновска), постоянно возили. Вызывают наряд УВО в центр города. Они не могут его никуда везти — они вызывают нас. У него алкогольное опьянение, надо его вести в наркологическое отделение. Ты этого грязного, обоссаного человека поднимаешь, кладешь на чистые носилки. В больнице наркологической он «ни бэ ни мэ», без личного одобрения его туда не положат. Его кладут в коридоре, он просыпается и уходит. Это замкнутый круг. После этого бригада едет на станцию мыться, потому что машину надо мыть. И опять на вызов.

Прикол еще в том, что скорую помощь не снабжают одеждой. Обновление формы должно быть каждые два года, но обновляется она раз в пять лет. Те, кто студенты — еще покупали. Фельдшера-девчонки сами докупают штаны дополнительные. Если с летней еще как-нибудь, то с зимней беда была.

Да, было дело, когда у нас не было бахил. До смешного доходило — пакеты от «Гулливера» (магазин в Ульяновске) надевали на ноги.

«Зачем? — Мы на ноги наденем». Я вышел на дежурство и думал, что меня разводят, когда на вызов поехали, и меня врач про пакеты спросил — бахилов две недели не было, оказывается.

А вообще люди чаще всего сами себе причиняют вред разными изощренными способами. Запомнился мне один пикантный случай: три часа ночи, здоровый мужик вызвал бригаду — в ней я и две девчонки. Он дверь приоткрыл: «А можно мне с молодым человеком поговорить?». Прохожу за ним в комнату.

— Что у вас?

— У меня кукла Барби там…

Я сначала решил, что он шутит. Но нет — снял простынку, а из задницы реально ноги куклы торчат. У него жена и дочь уехали отдыхать, и вот он нашел чем заняться. Куклу засунул, а у неё ручки оттопырились, и она как якорь зацепились внутри.

Один мужик себе обручальное кольцо на член надел. У него начал вставать, кровь поступила, а оттока никакого. Вкололи укол, щипцами кольцо перегрызали. Нет-нет, но такие случаи попадаются.

Вот такой случай был. Один сосед бухал и воровал у другого огурцы с грядки. Тот просек тему и решил подождать вора с лопатой.

Когда сосед забежал на грядку, он ему лопатой по башке дал. Ребром.

Мы приехали, увидели эту картину, а пострадавший разговаривает, нормально себя чувствует. Как его транспортировать? Лопата в машину не влезет. Ну, мы аккуратно черенок отрезали. Лопату замотали всеми бинтами к голове, чтобы она никуда не пошла. До больницы его довезли, но во время операции он умер.

У нас, в больницу приходят за услугой, а когда приезжает домой скорая, то врачей считают обслуживающим персоналом. Попробуй, вон, ментов назови «обслуживающим персоналом». Ты налоги платишь, они на тебя работают по факту, а не ты на них. Сейчас бы я сильно подумал, прежде чем идти работать в скорую.

Мне приходилось работать в психиатрической бригаде. Работа специфическая — люди с шизофренией могут быть, душевнобольные, у кого обострение, или у кого белая горячка начинается от алкоголизма. И стульями кидаются, и дерутся. Сейчас не знаю как, а тогда это был единственный тонированный уазик скорой помощи в городе. Там внутри может происходить что угодно.

Я часто попадал на афганцев или десантников из Чечни. Они вернулись, пили десять лет, а потом крыша поехала и белая горячка. Был один здоровый как бык. Кидался гирями, когда приезжала бригада его забирать.

Приехали в «свечку». В карточке 12-й этаж указан, а мы едем на 11-й.

— Почему мы едем на 11? — спрашиваю у врача.

— Подожди, — говорит, — увидишь.

Врач знающий, к нему уже ездил. Мы по лестнице поднимаемся. Когда лифт открывается, десантник, сидящий у двери, кидает в него сразу гирей. Когда только гири кончились, мы к нему поднялись.

Если ты идешь в медицину, то ты уже идешь на определенные жертвы. Либо тебе повезет, либо не повезет. Нет никакого регламента — молча оказал помощь и уходишь. Тебя могут послать или замахнуться. Закон, который давал бы какую-то неприкосновенность работникам, был бы кстати. Я чаще ездил с мужиками в бригаде — на них никто не наезжает, особенно на реанимацию. Мы либо спасаем, либо уезжаем. Церемониться никто не будет — у нас, помимо тебя, еще кто-то на другом конце города умирает. А когда девчонки поднимаются, у которых чемодан больше их весит, то какой-нибудь мужик наезжать начинает.

— Есть такое поверье, что перед новым годом смерть составляет план. Много смертей в декабре. Помню, 30-го числа дежурил — как сорвалось! Один в мороз пошел в гараж счетчик делать. Его током убило. Второго машиной придавило, когда он ее чинил. Причем все в одном гаражном кооперативе. Третий с крыши снег чистил — упал, разбился насмерть.

Никогда нельзя желать спокойного дежурства. За это можно получить. Обычно, когда тебе желают спокойного дежурства, то оно у тебя как минимум бывает неспокойным.