Повальное увлечение разного рода историческими реконструкциями уже лет десять захватывает и Ульяновскую область. То в Старомайнском районе устроят средневековый бой, то в Радищевском районе повторят Бородинское сражение, а в Ивановке Ульяновского района реконструкция подвига Матросова буквально прописалась – ее стали проводить каждый год. Александра Матросова пусть не физически, но образно, духовно, возрождают, чтобы вновь и вновь швырнуть его на пулемет. Организаторы, а вместе с ними и местная власть трубят в одну трубу: «Мероприятие направлено на формирование патриотического чувства у подрастающего поколения», читай: «Нам нужны люди, готовые в случае чего броситься грудью на амбразуру». Но в пьесе болгарского драматурга Стефана Цанева «Вторая смерть Жанны д’Арк» знаменитую Орлеанскую Деву воскрешают с иной целью. Одноименный спектакль поставил на малой сцене нашего драмтеатра режиссер из Мытищ Станислав Железкин.
Пресмыкаться или умереть?
Жизнь и смерть Жанны д’Арк со временем обросли легендами. По одной из них, после сожжения Жанны объявилась актриса Жанна д’Армуаз, выдававшая себя за Деву-воительницу. Ее личность подтвердили близкие соратники, родственники, наконец, королевская семья. Кем бы она ни была, свою роль она якобы сыграла талантливо: разъезжая по стране, всюду встречала любовь соотечественников и собирала щедрые пожертвования. Но по возвращении в Париж ее поставили к позорному столбу, высекли и вынудили признаться в том, что Жанной д’Арк она лишь притворялась. В легенде говорится, это произошло из-за того, что король позавидовал ее славе.
Драматург тоже вручил роль Жанны д’Арк актрисе. По сюжету спектакля актриса бродячего театра Жанет осуждена на казнь за блуд. Ей предлагают выдать себя за Орлеанскую Деву, выступить перед судом с пламенной речью, а затем признаться во всех смертных грехах и отречься от ереси и колдовства. Если ей удастся убедить суд, она будет освобождена.
Жанет (Юлия Ильина) берется за роль с воодушевлением. В этом деле она – профессионал и лучший судья сама для себя. Когда она прерывает себя словами: «Нет, это чересчур» или: «А вот так хорошо», публика невольно смеется, ведь зрители уже подзабыли, что это лишь роль, которую разучивает актриса, играющая актрису, изображающую Жанну (такой замысловатый ход), а Ильина так убедительна. Кажется, для Жанет это лишь очередная роль, монолог, который надо вызубрить и убедительно произнести. Но когда дело доходит до ремарки: «Ползает на коленях и целует всем ноги», это вызывает в ней возмущение. И тогда она оказывается перед выбором: не ползать – и умереть или ползать – и жить. Кажется – еще чуть-чуть, и жажда жизни пересилит, но тут на возглас Жанны «Господи!» откликается некто.
Мертвая Жанна ведет за собой
Тщедушная согбенная фигура со странным головным убором, словно сошедшая со средневековых манускриптов, оказывается Господом Богом. Владимир Кустарников представляет своего персонажа существом крайне неприятным: он и внешне, а самое главное – и внутренне «мало похож на человека», подмечает Жанна. Тщетны все его попытки втереться в доверие рассуждениями о сытых и голодных, о человечестве, забывшем о вере и идеалах христианства, о природе стыда, толкающего людей на то, что они бы никогда не сделали. Роль Орлеанской Девы выпала не дешевой актрисе, а женщине думающей, сомневающейся, и постепенно она понимает, ради чего задуман этот фарс с отречением: «Мертвая Жанна страшнее живой. Живая ведет за собой, пока жива, а мертвая – всегда». Ожившая Жанна должна разочаровать соотечественников и потушить в них огонь патриотизма, вот в чем смысл этой затеи.
Вторая попытка склонить ее к отречению – встреча с Палачом, олицетворяющим и человечество в целом, и власть – ее исполнительную ветвь. Марк Щербаков вкладывает в свою роль все самое непривлекательное, что есть в человеке. Признавая свое восхищение Орлеанской Девой, он готов через несколько часов поджечь под ней костер: «Профессия – это одно, а убеждения – другое». «Значит, по убеждениям ты патриот, а по профессии – убийца патриотов?» – недоумевает Жанна. Из рассудительного простака, уверенного в собственной правоте и оправдывающего фразой «профессия такая» нелепые поступки всего человечества, Палач превращается в похотливое животное. Когда ему в голову приходит мысль о том, что он может стать первым мужчиной Жанны, это приводит его в чрезвычайное возбуждение. В исполнении Щербакова это не ожидание близости, а животное вожделение: Жанна должна быть счастлива, что ей достанется такой великолепный самец. Но вот происходит нечто нелепое: вернувшийся на сцену Бог лишает его мужского достоинства, и этот представитель человечества, мнивший себя едва ли не пупом земли, забыв о достоинстве человеческом, начинает кричать о том, как счастлив быть червяком, готовым «целовать пальчик за пальчиком». Отвратительные метаморфозы вызывают в Жанне такой диссонанс, что она понимает: «Я не имею права убить Жанну д’Арк» – читай: уничтожить ее образ ради таких, как этот.
Юлия Ильина ведет свою героиню по пути к этой мысли уверенно, в ее трактовке в актрисе-блуднице больше достоинства, чем в Палаче, и больше человеческого, чем в Боге, по чьему подобию она была создана. Как ни велик страх смерти, неотвратимость которой очевидна, ей слишком отвратительны эти двое, которые становятся для нее олицетворением того, как низко можно пасть.
Сотворение легенды
Ильина, Щербаков и Кустарников – эти трое держат публику в таких ежовых рукавицах, что страшно сменить позу в старом кресле: вдруг оно скрипнет и разрушит эту магию театра. Создавали они ее под руководством мытищинского режиссера Станислава Железкина, закрутившего трагифарс в тугой узел. Конечно, дело далеко не в истории Жанны д’Арк. Режиссер, как и автор пьесы Цанев, в этой истории видит лишь повод подискутировать о том, что есть человек, и еще о многом, начиная с фальшивого и истинного патриотизма до пропасти между сытыми и голодными, до мотивов, движущих людьми, до того, что делает с ними власть, едва попадая в их руки. Интересно было бы посмотреть это действо где-нибудь на площади, чтобы среди зрителей были власти предержащие: увидеть бы, как воспримут они звучащие со стороны слова, которые они сами повторяют: «Мы все ночи не спим и все думаем, как улучшить твое положение». Но Железкин не сделал из пьесы спектакль-плакат. Он создал фантасмагорию на грани реальности и бреда, реальности и интеллектуальной игры, в которой игра словами и смыслами приводит к неожиданной развязке.
Театралы знают Железкина как режиссера и актера театра кукол «Огниво», спектакли которого в Ульяновске показывали, а кроме того, он поставил в нашем театре кукол пронзительно-искренний спектакль «Гадкий утенок» и мистическую «Пиковую даму». И в драмтеатре без кукол не обошлось, тем более что в тандеме с ним выступил главный художник Ульяновского театра кукол Дмитрий Бобрович. Вместе они создали уже несколько постановок, и их дуэт с годами только крепнет. Он повторил в куклах всех троих персонажей – вульгарного Палача, выгнувшуюся от боли горящую Жанну, скрюченного Бога. Внутреннюю агрессию Палача он подчеркнул внешними деталями – на его фигуре ершатся шипами детали некой брони, похожие на фрагменты хитинового панциря омара. Еще больше таких элементов брони – на фигурке Жанны. Бобрович рассказал, что лепил их сам, по образцу настоящих морских обитателей. Эти же детали в увеличенном виде он повторил для актеров. Руку Палача – Марка Щербакова – облегает такая же клешня, что и на его кукле. Жанна ближе к финалу надевает броню, наколенники и прочие детали, как и на ее фигурке. Жанна и Господь устраивают с этими куклами что-то вроде шахматной игры, полем для которой становится стенка тюремной клетки: кто победит? Кукла Палача разбирается на части, и Щербаков вытворяет с ней все, что можно вытворять и с самим его персонажем – им легко управлять, главное, найти его больные места. Пространство малой сцены наполнено и другими символами – свисающие цепи, обоюдоострые мечи, голова единорога. Диспут идет по нарастающей среди этих образов агрессивной власти. Есть во всем этом что-то ненастоящее. Неожиданно в один из пафосных моментов звучит мелодия из популярной в начале 2000-х годов компьютерной игры «Morrowind», в которой виртуальный герой спасает игровой мир от несуществующей напасти. Эта мелодия словно характеризует ненастоящий героизм актрисы, вообразившей себя легендой. Но в момент, когда она взойдет на костер, зазвучит совсем другая музыка.
Событие
Сложно подобрать слова, когда чувствуешь – перед тобой шедевр. Можно рассуждать о достоинствах и недостатках удачного или плохого спектакля, но объяснить, в чем суть того, что считаешь гениальным, невероятно трудно. Дело, конечно, и в том, что все удачно сложилось: пьеса сильная (хотя и говорят о переизбытке грубости в тексте, вероятно, причина еще и в неважном переводе), актерский состав удачный (театр, безусловно, выиграл, пригласив Щербакова вернуться после многолетнего перерыва), блестящая сценография. Надо всем этим чувствуется воля мощного режиссера, создавшего спектакль буквально за 15 дней. Прозвучали даже слова о том, что в театре снова появился дух копыловских спектаклей (напомню, Юрий Копылов более двадцати лет был главным режиссером нашей драмы). Остается только поздравить труппу с блестящим спектаклем. Кстати, в эти дни он участвует в фестивале театров Поволжья и Урала в Буинске, пожелаем актерам удачи.
Анна Школьная